Но Алексей Михайлович перебил ее: — Это я виноват. Мне говорили, что после такой травмы ему полгода как минимум нужна реабилитация в Центре. Но он клялся, что прекрасно себя чувствует, и говорил, что не хочет уезжать, потому что ты здесь. И я повелся. Я позволил ему находиться без врачебной помощи. Думал, что ваши отношения вылечат его лучше всяких докторов. Но такого предположить не мог. Но сейчас... Ему немного лучше... Но, Юля, после того, как он поправится, я отправлю его в центр в Московской области. Ты можешь уговорить его поехать? — Да, конечно, — кивнула она, — я постараюсь. — Спасибо, Юля, — Алексей Михайлович встал и обнял подскочившую девчонку. — Алексей Михайлович, а что говорят врачи? — Пока без изменений, но анализы неплохие. Говорят, что все будет хорошо. Нужно только подождать. — Вы мне позвоните, пожалуйста, когда что-то изменится, — Юля умоляюще смотрела на него — Хорошо, — улыбнулся он, — позвоню. А сейчас мне пора... До свидания, Юля... Она только вернулась в палату, как за ней снова прибежали. Единственная мысль, которая пришла ей в голову: что с Сережей что-то случилось. Она выбежала в комнату для приема посетителей, ища глазами только что ушедшего Алексея Михайловича, но его не было. Вместо этого она вдруг попала в знакомые, но уже такие навязчивые и неприятные объятия Сергея Николаевича. — Привет, Юленька. Я рад, что ты так по мне соскучилась, — улыбнулся он, — как ты себя чувствуешь? — Что вы здесь делаете? — она хотел оттолкнуть его, но силы были слишком не равны. Он легко удержал. — Ты забыла? — Рассмеялся он, — я же обещал приехать за тобой через неделю. Вот и приехал... Так что давай собирайся, и поедем в Москву. Долечишься там. Я уже с твоим лечащим врачом поговорил. Он готовит тебе выписку. — Да что вы ко мне пристали?! — ее просто затрясло от злости. — Да сколько можно уже?! Я никуда с вами не поеду! Никуда! Никогда! И ни за что! Отстаньте от меня уже наконец! Я никогда не прощу вас за то, что вы сделали! Она кричала и толкала его изо всех сил, не обращая внимания на окружающих. В комнате помимо них шептались несколько семейных пар, и сейчас все, забыв о разговорах, смотрели на них. — Останешься с ним? — Сергей Николаевич схватил ее за предплечья, приблизил лицо и, глядя глаза в глаза спросил: — ты хочешь остаться с этим слепым инвалидом-эпилептиком? Ты хоть представляешь, что за жизнь тебя ждет? Ты будешь при нем вечной сиделкой. Прислугой. Будешь никем. Он пользуется тобой. Он говорит то, что ты хочешь услышать. Вот уверен, ты думаешь, что в день аварии он ехал к тебе, да? Но ты знаешь, что авария случилась на другом конце города? Он ехал к другой, Юля. К другой! — Нет! Ты врешь! Ты снова врешь мне! Я тебе не верю! — исступленно кричала она, чувствуя, как сквозь крик прорываются слезы. Она так боялась снова быть обманутой. — А ты спроси... спроси у его отца. Он же приходил к тебе сегодня. И он тоже, я уверен, не сказал тебе, что у его сына эпилепсия. И первый приступ случился сразу же после того, как он перестал пить таблетки. — Ты врешь. Я тебе не верю, — Юля, как заведенная, повторяла эти слова, зажимая уши и закрывая глаза. Она хотела прямо сейчас, мгновенно, оказаться на другом конце света, чтобы не слышать его слов. — Нет, Юля, я не вру. Я слишком дорого заплатил за обман, и никогда не буду врать тебе. Просто я все узнал у Макса. Ты же знаешь Макса? Спроси у него. А ей и не надо было ничего спрашивать. Она откуда-то знала, чувствовала, что Сергей Николаевич говорит правду. Слезы хлынули из глаз, она больше не могла сдерживаться, слишком острой была боль... Блондин обнял рыдающую Юлю. И прижал к себе. Глава 52 — Уходи, — Юля вырвалась из его объятий, — я больше не твоя! И никогда не буду твоей снова! И я никуда с тобой не поеду! — закричала она и рванула по коридору в палату. Сергей Николаевич хотел ее догнать, но путь ему перегородила широкая, с коридор медсестра, которая, уперев руки в бока, смотрела на него очень неодобрительно. — Посторонним в отделение нельзя, — непререкаемым тоном заявила она. — Он врал тебе! — закричал он тогда через голову этой огромной тетки, надеясь, что это заставит Юлю вернуться. Но она даже не остановилась. — Шел бы ты, парень, — прищурилась медсестра, с силой схватив его за предплечье, когда он снова попытался протиснуться мимо, — не видишь девочка не хочет тебя видеть? — Черт! — выругался он и, стряхнув пухлую руку, ударил по стене кулаком, — как вы не понимаете?! Да я не был с ней честен, но теперь все изменилось! Я понял, что был не прав! Что ошибался! И она нужна мне. — Сожалею, — равнодушно пожала плечами медсестра. — А в отделение тебе все равно нельзя... Сергей Николаевич выругался и стремительно вылетел на улицу. Злость кипела в нем, выплескиваясь полными ярости словами, которые он повторял, как заклинания. — Она все равно будет моей! Даже если сейчас не хочет! Юля успокаивалась медленно. Она одновременно верила и боялась верить словам Сергея Николаевича. Сережа не мог ее обмануть... А если мог? Голова разрывалась от противоречивых мыслей, от страха, что ненавистный блондин может быть прав. Но когда она немного успокоилась, то поняла. Может быть Сережа и нечестен с ней. Может быть он что-то скрывает от нее... Она не может быть уверена в нем на все сто процентов. Ни в ком не может быть уверена на все сто процентов. Но она точно знает, что Сергей Николаевич лжец и мерзавец. И верить ему нельзя. Ни в чем. И никогда. Когда медсестра с поста позвала ее подписать документы, она уже собрала вещи, переоделась и даже вызвала такси. И через несколько минут вышла из больницы с пакетами вещей. Таксист попался безмерно наглый и заехал прямо на территорию больницы, так что Юля прыгнула в машину прямо с крыльца приемного покоя и поехала к Сереже. По дороге позвонила Алексею Михайловичу. Он был занят, но в больнице возле Сережи дежурила его мама. А еще он обрадовал Юлю хорошей новостью — воспаление удалось обуздать. И хотя лечение будет длительным, но операцию по восстановлению перегородки уже назначили через две недели. Как раз будет время избавиться от инфекции полностью. Юлю к Сереже не пустили. Это было вполне ожидаемо. Но она до самого вечера просидела в комнате для посетителей, не в силах уйти. Сережина мама несколько раз спускалась к ней, рассказывая новости. Он пришел в себя и передавал ей приветы. Юлька была так счастлива, что совсем забыла про то, что хотела узнать про место Сережиной аварии. И про эпилепсию... А вдруг блондин не врал? — Юля, ты еще здесь? — услышала она голос Алексея Михайловича, — ты дома-то была? — Здравствуйте. Нет, я до дома так и не дошла. Не могу уйти. И к Сереже мне не разрешили. Вот сижу... — Так дело не пойдет, — улыбнулся Алексей Михайлович, — давай я тебя отвезу домой. А то вы с Сережей так и будете друг за другом по больницам валяться. Поехали. Он подхватил ее котомки и пошел к машине. Юля бежала за ним, шаг у Алексея сихайловича был очень широким. Она пыталась было отказаться от помощи, но он так посмотрел на нее, что слова застряли в горле. И она решила, что не стоит обижать Сережиного отца отказом от помощи. — Тебе в магазин надо? У тебя-то дома, наверное, шаром покати. Сережа рассказывал, как вы последние яйца и печенки догрызли, — усмехнулся Алексей Михайлович, а Юля покраснела от стыда. Это же что он подумает про нее. Вот, мол, какая нерадивая хозяйка, даже продуктов в холодильнике не водиться, не может мужчину своего накормить... — Да, я нарочно все остатки выкинула перед отъездом, — начала оправдываться Юля, — две недели меня дома не было... вот и... — Вот и я говорю, надо в магазин тебе заехать, — закивал Алексей Михайлович и подрулил прямо к самому входу в супермаркет, — сиди, я сам все куплю. Какие-нибудь пожелания будут? — Нет, — пролепетала вконец смущенная Юля, — мне бы овсянку и молоко. А все остальное я завтра куплю... Спасибо... Алексей Михайлович хмыкнул и оставил ее одну в теплой машине. Овсянкой и молоком он явно не ограничился, сгрузив на заднее сиденье своего автомобиля, два огромных пакета с продуктами. Ей такого количества на месяц хватит. — Спасибо, — пробормотала она, окончательно смутившись. — Да пожалуйста, на здоровье, — улыбнулся ей он. Сережин отец помог Юле занести пакеты с вещами и продуктами домой и попрощавшись уехал, предупредив, что отправит завтра утром за ней машину с водителем, чтобы тот отвез ее в поликлинику, а потом к Сереже. Юля снова хотела отказаться, но Алексей Михайлович так взглянул на нее, что слова застряли в горле. И она просто кивала, соглашаясь со всем, что он говорил. Это было немного странно, все же кто Юля, а кто Алексей Михайлович. С чего ему заботиться о какой-то девчонке, бывшей секретарше? Да, они сейчас встречаются с Сережей, но даже в этом случае логичным было бы совсем другое поведение его отца. Все же они из таких разных социальных слоев... А Алексей Михайлович, возвращаясь в больницу, хмурился и думал о будущем сына. Еще несколько дней назад он говорил Сереже, чтобы тот не спешил с это девочкой, но как все изменилось за эту неделю. Он еще ничего не сказал Юле, но у этой проклятой травмы оказалось гораздо более серьезное последствие, чем слепота. Просто Сережа никому ничего не говорил. И, вообще, сын очень сильно изменился за эти полгода. Куда делся повеса и гуляка, бесшабашный мажорик, которого не интересовало ничего, кроме выпивки, клубов и девчонок? Родители только начали радоваться, что ребенок взялся за ум, как вдруг эта авария, которая перевернула все с ног на голову.... Но, если эта девочка примет сына таким, каким он стал теперь, они тоже примут ее такой, какая она есть, пообещал сам себе Алексей Михайлович. Глава 53 — Доброе утро. Я снова напугал тебя. Прости... Что может быть приятнее, чем слышать в трубке такой любимый и родной голос рано утром? И Юля улыбалась так широко, что заболели скулы. — Сережа, — выдохнула она, — доброе утро. Ничего, главное с тобой все хорошо. Я так соскучилась. — Я тоже, — с теплотой в голосе ответил он, — я звоню, чтоб напомнить, через полчаса за тобой заедет наш водитель. Не нужно тебе ходить по морозу пешком, ты еще сама не выздоровела... — Меня снова к тебе не пустят, — вспомнила она про свою ангину. — Пустят, не переживай. Я договорился. Но только в маске. — Сережа... — прошептала Юля, — спасибо... Я так соскучилась! — Я тоже, — тихо рассмеялся он. — Я люблю тебя, недотрога... — И я тебя, — улыбнулась она. — приставучий брюнет...