— Спокойной ночи, приставучий брюнет, — пробормотала она, закрыв глаза, — я тоже люблю тебя. Глава 50 Среди ночи Юля проснулась от холода. Она лежала под толстым одеялом, но ее колотило, словно она вышла на мороз без одежды. Сильно болело горло. Все же ночь проведенная в лесу догнала ее, мамины отвары не справились. Глотать было больно. Она шевельнулась и это движение разбудило Сережу. — Юль, — встревожился он, — ты такая горячая. Говорить она не могла, только кивала, но он не видел ее движений. — Юль, ты что молчишь? Скажи что нибудь? И она с трудом прошептала, проталкивая слова сквозь перекрытое горло: — Я заболела... Сережины прохладные руки уже шарили по ее пылающему телу: — Ужас, — зашептал он, — у тебя очень высокая температура. У тебя есть аптечка? Она схватила Сережу за руку и сжала два раза. Он на секунду задумался и задал еще один вопрос: — Тебе больно говорить? Сжавшаяся один раз рука Юлька на запястье, дала понять, что да, ей больно говорить. — А аптечки значит нет? Снова одно рукопожатие. — Надо вызвать скорую, — решил Сережа и взялся за телефон. Скорая по обыкновению приехала не быстро. Все это время Сережа судорожно сжимал Юлину руку, ежеминутно интересуясь ее самочувствием. — Типичная ангина, — равнодушная медсестра быстро осмотрела больную, — сейчас сделаю жаропонижающий, если не поможет, заберу в больницу. — Нет, не надо в больницу, — прошептала Юля. — А кто за вами присматривать будет? — медсестра картинно приподняла брови изображая удивление, — парень-то ваш того... слепой. Сережа дернулся, как от удара, а Юля недовольно посмотрела в спину равнодушной, толстой медсестре набирающей лекарство в шприц: — Он сможет, я знаю, — прошептала она. Кажется температура поднялась еще больше, и ее стало лихорадить сильнее. Сейчас ее стало колотило так, что мышцы деревенели и сжимались до боли. — О-о-о, — протянула медсестра, повернувшись, и увидев ее состояние. — Так, красавчик, собирай вещи своей подружке, я ее здесь не оставлю. Халат какой-нибудь, тапки, паспорт, полис, СНИЛС, тарелку, кружку, ложку. Ты ж посмотри как ее трясет. Лихорадка — это плохо. — Юль, — Сережа вскочил, — ты должна ехать. А я буду к тебе приходить. Не плачь, — он нащупал ее лицо и невесомо провел кончиками пальцев по уголкам глаз, стирая слезы. — Это у нее, красавчик, от температуры. Вещи обирай. Быстрее. — Я не знаю, где у нее что, — Сережа беспорядочно метался по комнате натыкаясь на мебель и стены... — Ясно, — медсестра, кажется, наконец-то посочувствовала слепому молодому человеку, — иди на кухню. Найди тарелку-куржку-ложку. Тапки я возле порога видела. А халат я сама найду. Документы скорее всего в тумбочке. А Юле, действительно, становилось хуже. Она уже с трудом разлепляла глаза, все вокруг было мутным и малопонятным. Как ее выносили на носилках из квартиры, она даже не заметила. Единственное, что она знала, Сережа рядом, потому что он держал ее за руку до тех пор, пока они не приехали в приемный покой инфекционной больницы. Юлю увезли на систему, а Сережа остался оформлять документы. Он корил себя за беспомощность, за неспособность помочь своей любимой девушке. Но он понимал, что будь он зрячим, это мало то изменило бы. В себя Юля пришла буквально через несколько часов, мокрая, как мышь, но без температуры. Слабость была такой, что даже моргать было трудно. Она лежала, закрыв глаза, и прислушивалась к разговору двух женщин, явно в возрасте. Сначала они обсуждали какие-то больничные сплетни, а потом их разговор перекинулся на Юлю. — Не пришла еще в себя?Должна ж уже... — Нет, вроде... не шевелится. — Ох, такая красавица, а парень-то у нее слепой. И зачем ей этот инвалид? Она могла бы себе нормального найти. Хотя любит. До сих пор в приемном покое сидит, ждет, когда его подружка в себя придет. Юля, услышав, что Сережа ждет, шевельнулась, и прошептала: — Скажите ему, что все хорошо. Пусть домой идет. Горло еще болело, но уже не так, как ночью, а вполне терпимо. Юля открыла глаза, холодное зимнее солнышко освещало палату. — Скажем, скажем, — засуетились санитарки, — а тебе сейчас доктора позовем. Ох, как хорошо, девонька, что ты в себя пришла-то. А то плохая совсем была. Доктор возле тебя всю ночь просидела. Она у нас молодая совсем, как ты, переживала за тебя очень. — Спасибо, — прошептала Юля, — скажите Сереже, что все хорошо... Доктором оказалась совсем молоденькая девчонка, едва ли на пару лет старше самой Юли. Она искренне радовалась ее состоянию. Оказалось, что Юля была ее первым, таким тяжелым пациентом, которого она вытащила в одиночку. И поэтому они даже сдружились, и доктор частенько заходила в палату, узнать, как ее здоровье. Юля несколько дней лежала в одноместном боксе, пока не пришли результаты анализов и пока не подтвердилось, что это банальная ангина, а не что-то серьезное. К ней не пускали посетителей, и с Сережей они могли видеться только через стекло, благо боксы были на первом этаже. Сережа приходил по несколько раз в день вместе с Максом, медбратом, которого его родители наняли для помощи. Они часами стояли под окнами на морозе, изводя Юлю тревогой. Она боялась, что Сережа тоже заболеет. И каждый раз просила Макса повлиять на него и не приходить так часто. Ну, или не стоять так долго. Когда Юлю, наконец, перевели в общую палату и разрешили спускаться к посетителям, она даже плакала от избытка эмоций, обнимая Сережу. Он прижимал ее к себе, и покрывал лицо невесомыми поцелуями. Макс деликатно отворачивался. Казалось, что все хорошо, и больше ничего не может помешать их счастью, но на десятый день Юлиной болезни Сережа почему-то не пришел. Глава 51 Юля прождала Сережу весь день, но он так и не появился. Она пыталась до него дозвониться, но любезный женский голос говорил, что телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Это было странно. И она просто сходила с ума от беспокойства и ругала себя последними словами за то, что не взяла номер телефона Макса, но теперь было поздно. Сережа пропал. Вечером Юлька не выдержала и набрала Сережиного отца. — Да!? — напряженный голос Алексея Михайловича раздался практически сразу, словно он сидел и ждал звонка. — Здравствуйте, Алексей Михайлович, — она уловила тревожные нотки в его голосе и заволновалась еще больше, — это Юля. Скажите, пожалуйста, что с Сережей? Он сегодня не пришел, и я волнуюсь. — Юля, как хорошо, что вы позвонили, мы не знали ваш номер, не могли сообщить. Сережа в больнице. Ему внезапно стало плохо, и сейчас он в реанимации. У него развилось осложнение после травмы — ликворный свищ, но он думал, что это насморк. Инфекция попала в мозговую жидкость. — Да, он говорил, что немного простыл, — непослушными губами прошептала Юлы, — где он, я сейчас приеду... — А где вы? Я вас сейчас заберу. — Я в... — Юля замолчала. — Я не расслышал, — ответил Алексей Михайлович, — повторите, пожалуйста. — Нет, не надо приезжать. Мне нельзя к нему. Я в инфекционке... у меня ангина... можно я буду вам звонить? Пожалуйста... — Конечно. Мне очень жаль, Юленька, но, кажется, вам действительно пока лучше не приезжать... Юля попрощалась, положила трубку и замерла, бездумно глядя в белую больничную стену. Снова. Снова она виновата в том, что Сережа в больнице. Она приносит ему только проблемы, только боль, ведь это она заразила его этой якобы простудой... Она промучилась без сна всю ночь. А на следующее утро в часы приема внезапно сообщили, что к ней кто-то пришел. Обычно Сережа приходил и утром, и вечером, но это не мог быть он. Света на работе. В специально отведенную комнату, где заболевшие встречались с родственниками, она почти бежала. Сердце бухало от волнения... Кто бы это мог быть? Оказалось, что навестить ее решил сам Алексей Михайлович. — Здравствуйте, — немного растерянно произнесла она, — как Сережа? — Доброе утро, Юля, — поздоровался он и, проигнорировав ее вопрос про Сережу, приглашающе взмахнул рукой, указывая на широкие скамейки, стоящие вдоль стен, — садись, поговорить надо. Она не стала спорить и присела, повторив вопрос, который волновал ее больше всего: — Что с Сережей? — И добавила, — простите, это опять я виновата, если бы я не заболела...