Сергея Николаевича Юля ждала с замиранием сердца. А вот Сережа совсем не волновался. Стоял расслабленно и смотрел куда-то в сторону. А у нее сжималось сердце от ужаса, как он, слепой и беспомощный, будет противостоять этому подлому блондину, который уже ехал на лифте. Когда двери открылись, Сергей Николаевич мгновенно увидел Сережу и скривился, как от лимона. — Так и знал, что что-то здесь не чисто. Юль, ты обманула меня. Они стояли друг напротив друга. Два Сережи. Блондин и брюнет. Двое мужчин, которых Юлька любила в своей жизни. Двое мужчин, с которыми была Юлька в тот злополучный вечер. И на мгновение ей показалось, что круг замкнулся, и сейчас она снова лежит привязанная к кровати, но теперь видит, слышит и знает, что ее ждет. — Привет, Серега, — ответил брюнет, повернув голову в сторону бывшего друга. — Привет-привет, Сергей Алексеевич, — ехидно протянул блондин, — решил, значит, девушку у меня увести? А с чего ты решил, что я отдам ее тебе? — Серега, Юля сама сделала выбор. И он не в твою пользу. Уйди. Не мешай нам. — Это она тебе сказала? — рассмеялся блондин, — а мне она дала согласие на брак. Мы поженимся весной. — Я знаю, — спокойно ответил брюнет, — как ты умеешь припирать людей к стенке, вынуждая говорить и делать то, что ты хочешь. И если на работе это качество нравится и моему отцу, и мне, то как способ давлению на девушку — нет. — Я? — наигранное удивление так и сквозило в каждом слове, — Серый, она любит меня. — Неправда, — встряла Юля, но мужчины даже не повернули голову в ее сторону. — Она любила тебя, — усмехнулся брюнет, — в этом нет никаких сомнений. Я видел, как ей было плохо, когда ты уехал. Но сейчас все изменилось. Она моя. — А ты не думал, — Сергей Николаевич сделал шаг навстречу Сереже, — что она с тобой из-за денег? Ты же всегда говорил, что девушки видят в тебе богатого сыночка, а не тебя самого? -Уверен, что нет, — ответил брюнет, и усмехнулся, — в отличие от тебя, она еще ни разу меня ни о чем не просила. Серег, тебе лучше уйти. — Значит из жалости, — блондин не мог ударить слепого, но словами бил наотмашь, не задумываясь, — она ведь, до тех пор пока ты в аварию не попал и не стал калекой, меня ждала. Так что это не любовь. — Нет! Все было не так! — закричала Юля. Но ее снова никто не услышал. — Я думал об этом, — спокойно ответил брюнет, — пришел к выводу что мне все равно. Потому что я люблю ее. Больше всех на свете. — Прости, друг, но эту ночь она провела со мной, — рассмеялся Сергей Николаевич, — ты готов мириться с тем, что твоя женщина будет спать с другими? — Да, я знаю, она мне звонила, — ответил брюнет, — и так же я знаю, что между вами ничего не было. Боле того, я сам посоветовал ей приехать вместе с тобой. Чтобы мы могли встретиться и поговорить. — Звонила? — Сергей Николаевич явно был удивлен. Но он не привык отступать и готов был идти до конца. — Тогда ты, наверное, знаешь, что у Юлькиной мамы слабое сердце. Она не станет расстраивать свою маму и поедет со мной. Потому что иначе я вернусь в эту дыру и расскажу все как есть. — Серег, это шантаж? — брюнет приподнял бровь. — Она все знает, — подала голос Юля, — я уже сама рассказала родителям кто ты такой и что от меня хочешь. И они на моей стороне. — Шантаж? Нет что ты, — они в третий раз «не заметили» ее реплику. — Так, небольшие условия... Тем более, раз уж ты знаешь, что она с тобой из жалости, значит ты не будешь против, если мы будем развлекаться друг с другом... Периодически. Он не успел договорить, брюнет напрочь забыв о своем увечье, сделал шаг вперед и ударил. Но не рассчитал расстояние и кулак улетел в пустоту. Тело повело, и Сережа неуклюже упал на заплеванный пол подъезда. — Сережа, — Юля кинулась к нему, а Сергей Николаевич рассмеялся. — Ты слабак. Ты никчемный калека. И ты думаешь, что сможешь удержать возле себя такую девушку? А ты подумал о том, будет ли она счастлива с тобой, с таким слабым и ничтожным? Ты не сможешь позаботиться о нет так, как смогу я. Ты не сможешь защитить ее так, как смогу я. Ты даже увидеть ее не сможешь. Ты недостоин ее. Она заслужила лучшей участи, чем всю жизнь провести со слепцом, подтирая ему задницу и поднося судно. Ведь ты не способен даже подать ей стакан воды, если она заболеет. Сережа молчал. Эти слова резали его по живому, потому что он считал их правдой. — Не смей! — зашипела Юля, вставая и загораживая Сережу собой, — не смей так говорить про Сергея Алексеевича. Да ты даже мизинца его не стоишь! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Она кинулась к блондину и принялась колотить его кулачками по груди. А он, смеясь схватил ее за запястья и с силой прижал к себе. — Она даже сейчас у меня в объятиях, друг, — Сергей Николаевич бил в самое больное место, — потому что ты валяешься на полу, не сумев заступиться. И так будет всегда. Ты слаб. Ты инвалид, и твой удел страшные сиделки. Ведь ты все равно не видишь их лица. А такие красотки, как она, будут услаждать мой взор. Юля, наконец, вырвалась из рук блондина, потому что он сам реши отпустить ее. Он видел, что достиг своей цели. Брюнет сломался. Он сидел на полу, поникший и жалкий. — Ты такой жалкий, — озвучил блондин свои мысли, — мне даже противно смотреть во что ты превратился. Слепое ничтожество. Не нужное и бесполезное. Сейчас я уйду, у меня скоро самолет. Юля, я вернусь за тобой на следующих выходных. Будь готова, ты полетишь со мной. Потому что ты моя. Он договорил и ушел, оставляя за спиной уничтоженного соперника. Сломленного и смирившегося с поражением. И от этого его сердце пело. Сергей Николаевич больше всего любил побеждать. И то, что он не забрал Юлю сейчас... Пусть даже силой... Он всего лишь оттянул момент триумфа. Не более. Глава 49 Юля кинулась к Сереже, упала на колени и обняла. Брюнет нервно дернулся и, резко сбросив ее руки, неловко встал. Замер, крутя головой в разные стороны. Он не знал куда идти. — Сережа, — подала голос Юля. Она тоже почувствовала его поражение, но для нее это не имело значения. Главное, блондин ушел и оставил их в покое. — Он прав, — ответил брюнет, — я никчемный инвалид. И нам лучше расстаться. Собирай вещи. Тебе на самом деле будет лучше с ним, Юль... Пока она приходила в себя опустошенная этими ужасными словами, он трясущейся рукой достал телефон и, позвонив кому-то, сказал в трубку: — Макс, забери меня. Все закончилось. — Нет, ничего не закончилось! — Юля сжала кулаки. Хотелось кричать от злости и надавать пощечин обоим идиотам, которые собрались поделить ее, как бессловесную куклу. — Сережа, а меня ты спросил?! Или ты, так же как он, не станешь спрашивать меня, решая мою судьбу?! Спросил ли ты меня, каким я считаю тебя?! И с кем я хочу быть: со тобой или с ним?! — Ты не понимаешь, — он помялся, — это же правда, я жалкий калека. Я ничего не могу, Юль. Я даже сам себя обслуживать не могу. Мне родители няньку наняли! Чтобы он за мной присматривал! Его лицо перекосило от злости и обиды на самого себя, на весь мир. Он кричал и, если бы видел куда, то непременно ушел бы, сбежал бы как можно быстрее и дальше. — Не понимаю, — спокойно ответила она. После его криков вся злость испарилась, осталась только разочарование. Неужели она снова ошиблась? — Я не понимаю, почему ты решил, что ты жалкий калека. Если ты забыл, то напомню, когда у меня случилась беда, и Сергей Николаевич поставил меня в безвыходное положение, я позвонила тебе. Потому что верила, ты сможешь мне помочь. И ты это сделал. Я не лечу с ним в Москву. Я стою здесь с тобой. Потому что я сделала свой выбор. Мне нужен ты. И мне все равно, что скажут другие. Мне даже все равно, что будешь думать про меня ты. Если ты считаешь, что я с тобой из-за жалости... Ну.. так считай. Только не гони.... Потому что я уже не знаю, как объяснить тебе, что это совсем не так... — Ты не знаешь, о чем говоришь, — ответил брюнет. — Может быть, — пожала она плечами, — но если ты уйдешь, то я об этом так никогда и не узнаю. Пожалуйста, — она подошла и прижалась к нему, — не уходи... Давай попробуем быть вместе. Сережа стиснул ее в своих объятиях, и зашептал, судорожно дергая кадыком от волнения: — Юля... я так тебя люблю... больше жизни... — Я тоже, — ответила она и сама прикоснулась губами к его губам, — люблю тебя, приставучий брюнет. Когда из лифта вышел Макс, они целовались. Он улыбнулся и сделал шаг назад. Он больше здесь не нужен, кажется, его подопечный уже не захочет уезжать. — Пойдем домой, — Юля потянула Сережу к себе и он шагнул за ней. — Юл, ты же понимаешь, что это — он мотнул головой, — может быть навсегда. Я не смогу быть таким, как раньше. — Почему? — удивилась она, — ты перестанешь любить меня, перестанешь мне доверять, перестанешь меня уважать и верить в меня? — Нет, но... — он помялся, — я могу остаться слепым. И тебе придется водить меня за руку. Всегда и везде. Я ведь самостоятельно не смогу ничего... я беспомощный... — Сереж, ты меня, конечно, извини, — Юль отпустила его руку, — но то, что ты говоришь такой бред. Есть много незрячих людей, которые вполне себе нормально живут. Любят. Работают. Достигают успехов. Главное перестать себя жалеть, взять в руки и идти вперед. И я верю, ты сможешь. А я помогу тебе всем, чем только смогу.... А сейчас, — она снова взяла его за руку, — идем домой. Я соскучилась. И, вообще, я жутко голодная, да и ты тоже, думаю, столько времени нас ждал. Мне мама пироги с собой собрала... Только, — Она вдруг рассмеялась, — они все уехали в Москву вместо меня. Но у меня были яйца и печенье. Пойдем, а? — Пойдем, — криво улыбнулся Сережа, — ведь ты от меня не отстанешь, да, недотрога? — Ни за что, приставучий брюнет. И, вообще, — она улыбнулась, — Сережа, я уже давно хочу стать «дотрогой» для тебя... — Уверена? — он дернул Юлю к себе, заставляя практически упасть в его объятия. — На все сто процентов, — ответила она, заглядывая в его глаза. Как ни странно, они не казались мертвыми, как у соседа, слепого деда Никифора. Нет, они были живые, ясные. И Юля, зажмурившись, как в детстве загадала желание, чтобы все вернулось как раньше, и Сережа начал видеть. — Тогда идем, — и, нащупав входную дверь, Сережа буквально втащил хохочущую Юлю в квартиру, — и ужин подождет, я пока не очень голоден. Вернее голоден совсем по-другому. Это был чудесный вечер. Юля никогда не думала, что близость может быть такой пронзительно нежной. Что страсть может быть не обжигающе горячей, а теплой и согревающей саму душу. Что можно просто лежать в объятиях друг друга и наслаждаться таким тихим спокойным счастьем. Оказывается, она ничего не знала, про любовь. Может быть потому, что ее раньше не было в ее постели? Они поужинали остатками продуктов, чудом переживших две недели каникул, смеясь над самыми не смешными шутками друга друга. Юля хотела было сбегать в магазин, но Сережа не пустил ее. Сказал, что обойдется парой яиц на ужин, только чтоб не расставаться ни на секунду. Сережа предложил позвонить Максу, чтобы тот купил продукты, но теперь уже Юля не захотела. Сказала, что лучше обойдется, вообще, без ужина, чем в их тихий мирок на двоих хотя бы на несколько минут вторгнется посторонний. Потом они смотрели-слушали какой-то фильм и целовались, задыхаясь от такой долгожданной близости друг друга. И засыпая, Юля поняла: именно сейчас она по-настоящему счастлива. Это ее счастье настоящее. Без игры. Без притворства. Без горечи и сожалений. — Сережа, — прошептала она, — как же хорошо, что мы вместе. — Очень хорошо, — согласился он, прижимая к себе любимую, — спокойной ночи, счастье мое. Спи, недотрога.