— Открой! Юля, впусти меня! Мы просто поговорим! — каждая фраза сопровождалась ударом ноги по двери. — Сергей Николаевич, — она говорила громко, чтобы он услышал, — простите, но я вам не открою. Вы пьяны? Почему вы себя так ведете? — А ты считаешь, у меня не было повода напиться? — зарычал он и, особенно сильно пнув дверь, замер. Он стоял прижавшись лбом к двери, за которой пряталась та, которая никогда больше не будет с ним. Сейчас он отчетливо понимал это. И это было знакомое чувство безвозвратной потери. Однажды он уже испытал такое, когда отец открыто признал, что считает его ничтожеством. Тогда он потерял семью. А вот сейчас — любимую. — Прости, — слезы жгли глаза, в груди в судорогах сжималось умирающее от боли сердце, и было тяжело дышать, — но почему?! Почему ты простила его, а меня не простила? Почему ты с ним а не со мной? Он ведь врал тебе? Ты с ним из-за денег, да? Юля! — Обещай, что не тронешь меня даже пальцем, и я тебе открою, — она понимала, что делает большую глупость, но ей внезапно стало жаль его. Она даже сквозь железную дверь почувствовала его боль, — ты зайдешь. И будешь сидеть тихо, не приближаясь ко мне и не распуская руки. Мы просто поговорим, а потом ты так же мирно уйдешь. Слышишь, Сережа? Тихо и мирно. Договорились? — Хорошо,- после долгой паузы едва слышно ответил он, — договорились. Я обещаю, Юль... тихо и мирно... И Юля, ругая свою мягкотелость, щелкнула замком и открыла дверь, впуская Сергея Николаевича. Он и, правда, был пьян. И выглядел очень странно и непривычно. Помятый и какой-то растрепанный... Таким она его еще никогда не видела. — Входи... — она распахнула дверь и Сергей Николаевич, покачнувшись и задев плечом косяк, ввалился в квартиру, — проходи на кухню. Я сейчас... Он кивнул и принялся расшнуровывать ботинки. Но не удержал равновесие и рухнул. Пьян он был гораздо сильнее, чем казалось по голосу. Настолько не в себе она его еще не видела. Даже в деревне, когда он притворялся ее женизом. Но в то же время, почему-то ей вдруг стало спокойнее. Этот Сергей казался более безобидным, чем тот, которого на знала. Когда она вышла из ванной, он сидел на табуретке, положив руки на стол и уткнувшись лбом в столешницу и выглядел совсем не таким как раньше. Больше не было самоуверенного и блестящего генерального директора, был несчастный мужчина, потерянный и уставший. — Сережа, — она дотронулась до его плеча, — может чаю? Или кофе? — Кофе... покрепче... — он поднял голову и пристально посмотрел на нее, — Юль... Почему? Почему ты простила его? Он же... тоже... а меня... меня никак не простишь... — Сережа, — Она поставила чайник на плиту и присела напротив, — я его простила, потому что он попросил прощения. Понимаешь? Я говорила тебе сто раз, но ты так и не захотел услышать. Я бы и тебя простила. Если бы ты не сбежал. Понимаешь? Если бы ты не бросил меня. Я же тебя любила, Сережа. Очень сильно. И если бы ты как-то объяснил мне все. Даже соврал. Я бы поверила. Я ведь тебе всегда верила, даже когда сама чувствовала, что что-то не так. Он молчал, а Юля, вздохнув, продолжила: — Думаешь, тогда, в тот вечер, я ничего не заметила? Еще как заметила. Я же не идиотка. Я сразу почувствовала, что прикосновения другие, что все другое... Но я, слышишь, Сережа, я сама убедила себя, что это мне кажется. Что это ты. Потому что предположить другое было просто невозможно. И когда все выяснилось... это было так больно, Сережа... так больно... — Прости... я тогда как с ума сошел, — он поднялся, отошел к окну и прислонился лбом к холодному стеклу, — я всю жизнь пахал, чтобы достичь своей цели стать тем, кем я стал — генеральным директором огромной федеральной компании. Всю жизнь... Юль, я шел по головам, подставлял, обманывал... И вот тогда цель оказалась так рядом... Я говорил себе, что потом, в Москве, у меня таких, как ты, будет куча... Что это всего лишь еще один раз... А потом все... Можно расслабиться и жить спокойно и правильно. Уйти из этой безумной гонки... И если ради достижения цели, нужно принести в жертву любовь одной девчонки... Всего одной... А все остальные полюбят тебя еще больше... Я сам тогда предложил такой вариант Сереге. Сказал, что ты сама хочешь вот так вот... Попробовать с кем-нибудь другим... Что это твоя фантазия... А если он хочет быть этим кем-то, то я могу посодействовать... За должность... Черт! Юля... Я такой дурак... Я уговаривал себя, что всего лишь еще один человек, который послужит для достижения моей цели... И каждую минуту, пока ты была с ним, я ощущал, боль. Словно наждаком по сердцу. Но я делал вид, что все это не страшно. Подумаешь, душа кровит. Заживет. Цель оправдывает средства. Он повернулся, и Юлька увидела слезы на его глазах. — И потом я тоже делал вид, что все хорошо... Но рана никак не заживала, Юль, кровила все больше и больше. Это было так непривычно. И неприятно. Поэтому, когда Серега выполнил свою часть сделки, я решил обрубить все. Одни движением вычеркнуть тебя из своей жизни. Чтобы перестало болеть. Я так устал от этой боли. Я ничего не сказал тебе. Хотя до последнего мгновения не был уверен, что не смогу. Помнишь, я говорил, что тебя ждет сюрприз... Я купил билеты и тебе тоже... Но я смог. Уехал. Я достиг всего о чем мечтал... Я ведь, Юль, действительно хороший управленец. Так что у меня все получилось. А рана все не затягивалась. Меня хвалили. Мне жали руку такие люди, которых я раньше только по телевизору видел. А мне казалось, что каждый своими руками сдирает корку с моего сердца, не давая восстановиться. За каждым успехом я видел твои глаза, Юль. Твои слезы. Я же знал, что тебе плохо. Потому что я следил за тобой. Мне докладывали. Все... Даже то, что Серега зачастил в наш офис. И то, что ты его ненавидишь. И я решил, что приеду на новый год и заберу тебя с собой. Я думал, ты будешь рада, ведь ты говорила подружке, что хочешь богатого и успешного мужа... Я услышал однажды случайно ваш разговор... А я... Я же очень успешный теперь... И богатый... Я даже решил тебе признаться, что в этом есть и твоя заслуга. А когда мне сказали про аварию, и что ты у него... Черт! Я готов был убить всех, кто встанет на моем пути... Если бы Серега не был таким жалким... Юль, зачем он тебе? Он же всю жизнь теперь будет мотаться по больницам... А ты... Ты будешь одна. Юля... Пожалуйста... Дай мне шанс... Я люблю тебя, Юль. Всего один шанс... Пожалуйста... Глава 59 — Шанс на что, Сережа? — спросила Юля, глядя в глаза тому, которого любила и который поступил с ней так подло. А потом сбежал, чтобы не отвечать за эту подлость. — На любовь? — неуверенно спросил он. — Да... я понимаю.. Но как же это больно понимать, что сам своими руками сломал то, что оказалось так дорого... — Думаю, я знаю, — кинула она. — Мне кажется, это так же больно, как понимать, что тот, который был для тебя дороже всего на свете, положил тебя под другого мужчину чтобы получить должность. Юля вытерла слезу, которая нарушала ее планы не плакать. Ей нельзя сейчас быть слабой. Иначе она может сделать то, о чем будет жалеть. — Нет, — покачала она головой. И повторила, чтобы никто не сомневался в ее словах. Даже она сама. — Нет, Сережа, такого шанса я тебе дать не могу. Эти чувства уже не вернуть. А ты эгоист. И ты сам не сможешь быть рядом с той, которая любит тебя меньше, чем любила я. А я никогда не смогу снова полюбить хоть кого-нибудь так же... безусловно... как тебя. — Юля, пожалуйста... я готов менять, — Сережа перебил ее и стукнул кулаком по подоконнику, — я еще никогда так ни перед кем не унижался, Юль... никогда никого не умолял так, как тебя... видишь, я уже меняюсь. Хотя больше всего мне хочется взять тебя в охапку и увезти. Но ты ведь мне этого никогда не простишь, да? — Да, ты прав. Не прощу. Но я не договорила. Не перебивай меня. Я готова дать тебе шанс, Сережа. Шанс заслужить мое прощение. Если тебе это нужно. Потому что я все равно не буду с тобой. — Да, — Сережа потер виски, — ты и, правда, изменилась... Та, моя Юля, никогда не была бы ко мне так жестока. — Ту твою Юлю никто под другого мужика не подкладывал, — выпалила она. — Ты не понимаешь, да?! — Понимаю.. прости, — Сережа оттолкнулся от подоконника и снова сел за стол, — я согласен. Я хочу такой шанс, Юль. Хотя бы этот. Все лучше, чем ничего, да? Он неловко улыбнулся. — А кофе меня напоишь? Чайник уже вскипел.... Юля молча налила кофе и поставила кружку перед Сережей. Разговор задел ее гораздо сильнее, чем хотелось бы показать. И больше всего она желала, чтобы он ушел. Потому что плакать при нем она не будет. — Ты еще помнишь, какой кофе я люблю, — он пригубил кружку, — из твоих рук он всегда был такой вкусный, Юль... даже если это дурацкий Нескафе. Почему ты его любишь? — Ты снова, Сережа, — устало выдохнула она... — Я не про него, — он повертел в руках кружку, — я про кофе... Спасибо... Я, пожалуй, пойду... Юля молча пожала плечами. И вышла в коридор вслед за Сережей. Он оделся и собрался выходить. — Юля, — он замер в дверях, — обещай мне кое-что, пожалуйста. Я прошу тебя. — Что именно? — ей хотелось остаться одной. Выплакаться... — Обещай, что возьмешь трубку, если я позвоню. Я не буду надоедать тебе часто. Клянусь. Но иногда мне так хочется тебя услышать, Юль... Пожалуйста... — Хорошо, — кивнула она, — если не часто, то я отвечу... — Спасибо. У меня самолет через четыре часа. Я уеду, и не буду больше тебя мучить. Я рад, что ты дала мне шанс, — он вскинул руку, словно желая провести по Юлиной щеке, но остановился так и не коснувшись ее. Замер. И махнув рукой, развернулся и направился к лифту. — Прощай, Сережа, — выдохнула Юля и неожиданно для себя добавила, — позвони мне, когда долетишь. Он кивнул и шагнул в открывшиеся двери лифта. Поднял взгляд, глядя на на нее с отчаянной, звериной тоской, от которой защемило сердце. Кажется, Сережа и, правда, изменился. Жаль, поздно... Юля закрыла дверь и взяла телефон. — Сережа, — улыбнулась она сквозь слезы, которые полились еще там, когда медленно съезжались двери лифта, закрывая еще одну страницу ее жизни, — привет. Я так соскучилась. Как ты себя чувствуешь? — Привет, — теплый и ласковый голос брюнета успокаивал, — я тоже соскучился. Мне уже лучше... Ты придешь сегодня? Я отправлю за тобой Пашу... — Нет... Сережа, прости, но сегодня я хочу побыть одна. Я приду к тебе завтра. Хорошо? — Хорошо, — огорчился брюнет, — я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю. Очень сильно... И лишь потом, положив трубку, Юля дала волю слезам. Она рыдала, в который раз оплакивая свою любовь, свою наивность и предательство любимого. Да, теперь она понимала, что не зря говорят, первая любовь никогда не проходит до конца. Что-то осталось в ее сердце. Что-то такое... Из-за чего она с трудом удержалась, чтобы не кинуться и не остановить дери лифта. И теперь вспоминая тоску в Сережиных глазах, она кусала губы, сдерживая крики. Как же больно. Как же все неправильно. Одна ошибка. Один неправильный поступок... Нет... брюнета она любит. Правда любит. И когда они месте, она абсолютно счастлива. Но все равно, как же больно было отпустить его сегодня. Как же хотелось снова почувствовать его объятия, его поцелуи... И как же хочется, чтобы все это закончилось. Чтобы ее больше не мучили эти призраки убитых предательством чувств. Звонок телефона раздался довольно поздно, когда Юля, успокоившись, просто лежала, обнимая подушку и смотрела телевизор. Она не следила за сюжетом и не понимала, что там происходит, просто обнимала подушку и смотрела на движущиеся фигуры на экране. — Юля... это я... я долетел, все хорошо... — Хорошо, — хрипло после долгого молчания и моря слез ответила она. — Ты плакала? — Сережин голос, такой привычно мягкий и заботливый, тревожил что-то в груди, — опять из-за меня, да? Прости. Мне так жаль, Юль. Если бы я мог... — Нет, — перебила его она, — не из-за тебя. Все хорошо. До свидания. И не дожидаясь ответа, отключилась. Чем меньше такого раскаявшегося Сережи в ее жизни тем лучше. Как легко было ненавидеть его, когда он вел себя как обычно: нагло и напористо, когда не прислушивался к ее желаниям, когда оставался сволочью, предавшей их общие чувства. А теперь... Юля вскочила. Она должна быть рядом с Сережей... с брюнетом. Потому что только так она может не думать о проклятом блондине, о том что было и о том, что могло бы быть... Глава 60 Утром Юля пошла на работу. Больничный у нее еще не закончился, но ей нужно было отвлечься. В отделе ее встретили настороженно, на больничный она ушла так и не отработав ни одного дня на новой должности. Неожиданно оказалось, что вникать особенно в новые обязанности практически не нужно, все они были уже знакомы. И, вообще, Юля с удивлением узнала, что это только у нее за этот месяц с момента новогоднего корпоратива, прошла целая жизнь. Для всех остальных ее бегство с вечеринки и Сережина авария были событиями буквально вчерашнего дня. И во время обеда коллеги просто одолели Юлю расспросами. Она по большей части отмалчивалась или старалась отвечать уклончиво. Раньше она не замечала, как коллеги любят лезть в чужую личную жизнь. Особенно некоторые. Ведь так легко было догадаться, кто именно шпионил за ней и докладывал обо всем Сергею Николаевичу. Поэтому, улучив момент, Юля постучала в двери отдела кадров. — Войдите, — Марья Ивановна подняла голову от документов и расплылась в улыбке, увидев кто пришел, — Юленька, здравствуй! Как дела? Как жизнь молодая? Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть... — Думали, — усмехнулась Юля, — Сергей Николаевич в Москву меня забрал? — А ты разве к нему не летишь? — удивилась Марья Ивановна, — но он же говорил...