Хочу возразить: не надо меня отговаривать, мне нужно… куда? Понятия не имею, просто четко знаю — куда-то надо. Однако выпитый отвар, похоже, начинает делать свое дело, и глаза закрываются сами собой. Меня будит Вера Захаровна, чтобы снова напоить меня своим чудо-пойлом. Прислушиваюсь к ощущениям тела и обнаруживаю, что боль действительно становится меньше. Неужто сработало именно оно? Кто бы мог подумать. Я вожу взглядом по комнате, но внутри никого нет. Тихо. Прямо-таки оглушительно тихо. Только в углу у икон стоят зажженные свечи и горит лампочка в соседней комнате. В этот раз у меня даже получается приподняться на кровати. Голова болит, но уже терпимо. Самое паршивое в моей ситуации другое: я все еще не знаю, кто я. Даже собственного имени не помню. Приютивший меня хозяин дома, коренастый мужик лет шестидесяти, сегодня утром рассказал, что нашел меня у дороги. Ну, как у дороги. Дорога была вверху, а я валялся без сознания внизу. Иван Ильич постановил, что я скатился со склона кубарем. Потому и кожа ободрана, и шишка на голове. И это мне еще повезло ничего не сломать. Отделался ушибами, ссадинами и неглубокими порезами. Вот только скатился я сам или кто-то помог — другой вопрос. На который у меня тоже нет ответа. Сколько ни силюсь вспомнить, что я делал на той дороге, так ничего и не выходит. Иван Ильич сказал, что место глухое, без автомобиля там делать нечего. Выходит, я был на машине. Вот только куда она делась? Но в конечном счете мне повезло, что хозяин дома остановился на обочине, чтобы поправить заевший дворник на своей старенькой Ниве. Заприметил внизу что-то белое. Оказалось, это была моя рубашка. Причем повезло в квадрате. Когда он тащил меня наверх, раздался грохот, затряслась земля. Оказалось, рядом сошел оползень. Окажись я буквально на сотню-другую метров ближе к тому месту, погребло бы под завалами. — Сильный у тебя ангел-хранитель, видать, — мрачно подытожил свой рассказ он. Что есть то есть. И с Верой Захаровной мне повезло. Она тут, оказывается, местная знахарка, к ней частенько ходят, чтоб помогла, вылечила. Вот бы еще мои ангелы хранители помогли вспомнить, кто я… При мне не оказалось никаких вещей, которые могли бы помочь. Вообще ничего. Может, меня реально ограбили, потом толкнули вниз, а машину угнали? Не шел ведь я пешком, в самом-то деле. Но зачем бы мне останавливаться в том месте? В общем, сплошные вопросы. — Ты не переживай, — постаралась успокоить меня Вера Захаровна, — после травм головы потеря памяти — нередкое дело. Все вспомнишь, не торопись. Хоть бы так. Потому что меня по-прежнему тянет туда не знаю куда. *** День третий — Дык пусть лучше Артем дома сидит, Вань. Ну куда ему сейчас ехать, вдруг опять оползень сойдет. Нет, говорю! Приедет к нам позже, — спорит с мужем Вера Захаровна, отчего я и просыпаюсь. И тут же цепляюсь за имя, которое она упомянула: Артем. Почему оно кажется таким родным, знакомым? — Меня зовут Артем, — произношу через несколько секунд уверенным тоном. Вспомнил. Пусть пока только имя, но для начала и это неплохо, так? — Проснулся? — выходит из второй комнаты Вера Захаровна. Она все так же в платье, только цветы на нем зеленые, а не синие, как в предыдущие дни. — Проснулся, — киваю. — Вот видишь, уже начал вспоминать. Я ведь говорила, так и будет. Отличное начало, — склоняет голову набок хозяйка. — Как себя чувствуешь, Артем? — Я… — встаю с кровати, на которой лежал, и голова начинает кружиться. Приходится снова присесть. — Вижу-вижу, — сетует Вера Захаровна, — уже получше, но надо набраться силенок. А ну-ка, три дня валяться и почти не есть. Сварю-ка я тебе сегодня бульона. — Ну какой бульон, Вер, — хмыкает Иван Ильич, выходит из второй комнаты вслед за женой. — Он что тебе, птичка? Мяса кусок ему надо, да побольше. И пирожков напеки, что ль. — Рано ему пирожки, — упирает руки в боки Вера Захаровна.