— Мам, я все, — раздается из-за моей спины голос сына, он обходит меня сбоку и встает рядом, задирая голову. Хватает меня за ладонь и тянет вперед. — Идем? Артем переводит взгляд на Мишу, на меня. И снова на Мишу. Прищуривается и с каменным выражением лица рассматривает его. Но потом… Судя по тому, как на скулах Артема начинают ходить желваки, он все сразу понимает. Ничего удивительного: у них с сыном один и тот же овал лица, цвет глаз и волос, форма носа, губ и даже бровей. К тому же я видела детские фотки Львова. Так вот, Миша выглядит ровно так же, как выглядел сам Артем в этом возрасте. Внутренности сковывает. Я сразу подмечаю: Львов не просто зол, он в бешенстве. Пока что тихом, но от этого мне еще страшнее. Все то, чего я так боялась, происходит наяву. И если раньше я еще надеялась, что ему будет все равно на сына, то теперь надежда рассыпалась прахом. Артему определенно точно не все равно. Вообще ничего общего с «все равно». Чувствую, как с лица сходит вся кровь, и меня ведет в сторону. — Сколько ему лет? — В басе Львова отчетливо слышны опасные стальные нотки. — Мне четыле, — непринужденно отвечает за меня Миша. Ох, как сильно в этот момент я жалею, что у меня такой общительный и разговорчивый сын! — Так ты уже большой? — натянуто улыбается ему Артем. — И когда у тебя день рождения? — В конце малта. Львову хватает буквально несколько секунд, чтобы прикинуть сроки и убедиться окончательно. Хотя мы оба и без того понимаем: в этом нет никакой необходимости. Он полосует меня таким пробирающим до нутра взглядом, что по спине бежит холодок. — Как его зовут, Арина? — М-миша, — дрожит мой голос. Артем делает шаг вперед и нависает надо мной огромной гранитной скалой так, что я невольно вздрагиваю. Он поднимает мою голову за подбородок, заставляя смотреть ему прямо в глаза, нехорошо щурится и цедит морозным, колючим тоном: — Как ты посмела скрыть его от меня? Глава 17. Чужой дядя Арина Взгляд Артема горит угрозой и праведным гневом. Того и гляди, начнет метать в меня молнии. Секунда, и я вспыхиваю. Изнутри поднимаются и в полный рост встают обида и бешеная злость. Злость на этого придурка. Посмотрите-ка, как заговорил! С чего вообще решил, что спустя пять лет имеет какое-то право что-то мне высказывать таким тоном? Вместо того чтобы поговорить по-человечески, предъявляет претензии так, словно я преступница века. Нет у него никакого права так поступать. Нет, и все тут. Он его потерял в тот момент, когда не пожелал выслушать, сказал, что мне нет места в его жизни. Явился не запылился, отец недоделанный. Кто он Мише? Никто. Так, донор спермы. И моей вины в этом нет. И вообще, если Львов решил, что может хватать меня, словно свою собственность, устраивать мне прилюдную порку, тем более в присутствии сына, то он глубоко заблуждается. Я резко поднимаю руку, вцепляюсь ею в запястье Львова и шиплю: — Лапу свою убрал. Артем прищуривается, но руку все-таки убирает. — Ты была обязана мне сказать! — гремит он. — Обязана? — бросаю с обидой в голосе. — Я пыталась с тобой связаться, но… — Ты серьезно? — обрывает меня Львов, вскидывает брови недоуменно. Киваю.