— Ты описывал ее совсем иначе, — осуждающе косится она на Егора. Чего?! В этот момент сердце бьется где-то в горле, и я прячу за спину трясущиеся руки. Впрочем, это не особо помогает, потому что дрожь пробивает все тело. Я перевожу ошарашенный взгляд с девицы на мужа и обратно. Это что же выходит, блондинка обо мне знает и ее нисколько не смущает, что она в отношениях с женатым мужчиной? И мало того что знает, так они вдобавок ко всему обсуждали меня за моей спиной? Почему? Зачем? Получается, это не связь на одну ночь, они спят уже какое-то время? Вопросы один за другим бомбардируют мой бедный мозг. Такое чувство, что он вот-вот взорвется, а сердце выпрыгнет из груди. А я ни сном ни духом… — Зато мне он ничего не рассказывал о тебе, — бросаю в сердцах. — Неправда, — возмущенно хмурится блондинка. — И вообще, вы почти в разводе, и ты скоро съедешь. — В разводе? Съеду? — ошалело повторяю я и круглыми глазами смотрю на мужа. Мужа, которого я, как думала, хорошо знаю. Каждую черточку его лица, привычки, обороты речи. В каком настроении проснулся. О чем мечтает. Как горит его взгляд, когда я надеваю красивое белье и захожу в кабинет, где он работает допоздна. Меня бросает в жар, и я еле сдерживаю слезы, что рвутся наружу. То-то Егор последние несколько месяцев ходил какой-то задумчивый. На мои вопросы лишь отмахивался — работы много, скоро открывать вторую точку. И я верила. Как последняя дура верила! Егору впору открывать не вторую точку, а завод по производству лапши, которую он навешал на уши нам обеим. Очевидно, блондинке он тоже врал. «Описывал иначе». Это как, интересно? Старой, страшной, толстой домохозяйкой в бигуди и засаленном халате? С которой он живет как с соседкой по коммуналке и, разумеется, не спит уже лет десять, хотя мы и в браке-то меньше. Я набираю полную грудь воздуха и рявкаю: — Ты ничего не хочешь мне объяснить, Егор? — Да, котик, — надувает губы блондинка, горделиво задевает подбородок. — Давно пора, мне уже не терпится все здесь изменить. Слова блондинки взрываются в голове, словно граната. Я не выдерживаю, бухаюсь на диван, и по щекам неудержимым потоком катятся слезы. В смысле все здесь изменить? Я с такой любовью выбирала каждую мелочь для этой квартиры! Все здесь на своем месте. Все так, чтобы было максимально комфортно и уютно. И по какому, вообще, праву она собралась тут что-то менять?! Это какой-то театр абсурда. Губы дрожат, дыхание перехватывает, и я судорожно вдыхаю воздух. Мне хочется, чтобы это все оказалось плохим сном. Кошмаром, который развеется с первыми лучами солнца. — Егор? — надтреснутым голосом шепчу я. — О чем она вообще? — Скажи уже! — наседает на него блондинка. Муж от такого обоюдного напора делает шаг назад. С натянутой, но все же улыбкой смотрит на блондинку. Когда разворачивается ко мне, его улыбка гаснет, и взгляд наливается такой неприкрытой злобой, что по моему позвоночнику бежит холодок, и я подаюсь назад. За то время, что я его знаю, он смотрел на меня по-разному, но с такой неприкрытой агрессией — никогда. — Я хотел сообщить это в другой обстановке, — цедит сквозь зубы Егор. — Так что ты сама виновата. Я виновата? В чем? Что не вовремя вернулась в свой дом? Только набираю полную грудь воздуха, чтобы ответить, как муж добивает меня ледяным тоном: — Это Алла, и она будет жить тут. Я круглыми глазами смотрю на мужа и отказываюсь верить в то, что он говорит серьезно. Еще сегодня утром все было как обычно, поэтому эта новость огорошивает, выбивает почву из-под ног. Голова предательски кружится. Перед глазами все плывет, и я хватаю воздух ртом. Не хватало еще упасть в обморок перед тем, кого считала верным и любящим мужем. — Ты в своем уме? — наконец выпаливаю на выдохе, и голос срывается. — Шведской семьи захотелось? — Нет, мы разводимся, — коротко отрезает Егор. — Ты съедешь. — А как же Миша? — охаю я. — С ним и съедешь, — жестко заявляет муж. Так заявляет, как будто мы просто гостили у него несколько лет, как будто я не его жена и у него нет сына. Как будто это не он с нежностью не раз повторял, как нас любит. Меня резко бросает в жар, я плавлюсь, выгораю изнутри. Дикая боль и страшная, невыносимая обида накрывают меня огромной волной, и я взрываюсь: