— Я не продаюсь. Надо же. Удивил. Что ж, пойду другим путем. Как и планировал изначально. — Как знаешь. Дважды предлагать не стану. — И не надо, — петушится Егор. — И держись подальше от Арины! Я вскидываю брови. При чем тут Арина? О ней вообще речи не шло. И какое Мерзлову дело до нее, если сам уже живет с другой? Наверняка дело во мне. Он и в университете бесился, когда мы встречались, и сейчас никак не может успокоиться. Просто старая ревность к конкуренту. Решаю проверить свою догадку. — Э нет, я как раз собираюсь держаться к ней максимально близко, — вкрадчиво заявляю я и наблюдаю за реакцией Мерзлова. Она не заставляет себя ждать — его лицо покрывается красными пятнами. У бедняги аж дыхание перехватывает от натуги. Он взвизгивает не хуже поросенка: — Арина моя! О как. Сколько пафоса. — Как и Алла? — снова его подначиваю. Падишах, твою мать. — Алла — это… это… Она… — Он вдруг осекается, поджимает губы. — Тебе-то что? — Мне? — пожимаю плечами. — Ничего. До встречи в суде. Можешь не провожать. Я иду к выходу. Все, что нужно, я уже увидел. Реакция Мерзлова красноречивее любых слов. Судя по тому, как и каким тоном он начал говорить об Алле и даже не нашел нужных слов, чтобы защитить свою новую пассию, большой и чистой любовью там не пахнет. Зато Егор всегда был падок на наживу, мечтал разбогатеть еще с университета, и неважно, какими путями. Сдается мне, он охмурил Аллу лишь для того, чтобы подобраться к деньгам ее отца. Но главное другое: если так, он явно не знает одной маленькой детали об этом банкире, которая известна мне и в корне меняет ситуацию. Я выхожу на улицу и вскоре рулю к Арине. Слова Мерзлова о ней зудят внутри. Какое ему до нее дело, если они почти развелись? Егор вел себя как-то странно. Да и взгляд метался туда-сюда. Надо будет за ним присмотреть, чтобы ничего не выкинул. Через пятнадцать минут я намертво застреваю в пробке. Машины двигаются вперед с черепашьей скоростью, и я достаю телефон, чтобы проверить почту, — чего зря терять время. Успеваю ответить на пару писем, как вдруг на экране входящим звонком всплывает фотография Кирилла, и я недоуменно пялюсь на нее, не веря своим глазам. Сжимаю трубку и отвечаю. С того конца провода доносится голос моего друга. — Тёмыч, привет. Голос осипший, усталый, но это точно он. — Привет, Кир, — губы сами собой расплываются в улыбке, настроение взлетает. — Очнулся, что ли, дружище? Я очень рад! Наконец-то. — Ага, — подтверждает тот. — Вчера еще, но врачи ждали, пока состояние стабилизируется. Телефон разрешили брать только сегодня, и то, разговаривать не дольше десяти минут. Не доктора — звери. Там столько дел накопилось… — Подождут твои дела, — журю друга я. — Не успел очнуться, уже рвешься работать. Мы несколько минут разговариваем, я методично расспрашиваю Кирилла о его состоянии, что говорят врачи, когда планируют выписать. Как вообще он очнулся, ведь медики не давали положительных прогнозов. — Это все Маша, — вдруг выдает Кир. — В смысле Маша? При чем тут твоя жена? — При том. Знаешь… — Друг замолкает на секунду. — Все, что говорят, правда. Что те, кто лежит в коме, слышат голоса родных.