Я ставлю подпись, но фейерверка счастья от этого не испытываю. Мне почему-то все равно. Абсолютно. Я чувствую себя совершенно пустой, нет ни радости, ни злости, а лишь какое-то отчуждение от реальности. А еще я очень устала, до необъяснимого изнеможения. Устала от всего в этом мире и готова просто сдаться как вроде та лягушка в молоке… — Если тебя смущает мое присутствие, — говорит Мирон, — то я сегодня же соберу вещи и съеду. Он выглядит немного растерянным из-за этой моей отчужденности. Но я ничего не могу с собой поделать. — Я хочу побыть одна, — придерживаясь за край стола, встаю из кресла и неторопливо выхожу из кабинета. В голове ни одной мысли, только белый шум… Такое странное непривычное состояние… Я захожу в нашу с Мироном спальню и задерживаюсь у двери, окидывая взглядом пространство. То же покрывало на кровати, те же шторы. Медленно шагаю к своему туалетному столику, а на нем баночки стоят в том же порядке, как я когда-то их расставила. И даже то самое помолвочное кольцо, которое я сняла с пальца, лежит на уголке столика. Меня не было здесь несколько месяцев, а такое ощущение, что пару дней. Я открываю шкаф — и там тоже все так же: брендовая одежда, которую надарил мне Суворов, развешана в том же порядке. И нижнее белье, и полотенца лежат на местах, где я и оставила. Достаю халат, полотенце и иду в ванную. Снимаю с себя вязаное платье и перепачканные спермой колготки. Встаю под душ. Горячие струи льются на голову и будто растворяют меня как маленькую сахарную песчинку. Я размякаю, обессиленно накидываю халат, возвращаюсь в комнату и сразу же валюсь на кровать. Закрываю глаза. Через несколько минут в комнату входит Суворов. Он ничего не говорит, лишь осторожно накрывает меня одеялом и уходит, бесшумно закрыв за собой дверь. Я расслабляюсь, и темнота под сомкнутыми веками словно заволакивает всю меня и увлекает за собой в сон. Открываю глаза только вечером. После отдыха мне становится немного лучше. Я беру телефон, захожу в соцсеть, и реальность опять горьким комом подступает к горлу. На моей странице настоящий взрыв активности. Под первым же постом бурное обсуждение новости. Люди прямо в комментариях прикрепляют то гадкое видео и не скупятся на сарказм и оскорбления: «шалава», «фу, какой отстой! Повелась на бабки», «конченая профура, я была о ней лучшего мнения»… И много-много чего еще… Я тяжело вздыхаю и откладываю телефон. Как же мерзко и обидно, что люди, совсем меня не зная, так охотно занимаются травлей. Мне захотелось удалить аккаунт и навсегда обо всем этом забыть. Но это вряд ли получится, и меня уже точит страх, что, покончив с виртуальной жизнью, я могу столкнуться с проблемами в реальной. Мое лицо стало узнаваемым, как бы не пришлось краснеть перед людьми за то, чего я не совершала. И даже возникает мысль, что обратись я в агентство для поиска жилья, столкнулась бы с отказом. Риэлторы скажут, что не подбирают квартиры для проституток. И я не планировала оставаться в особняке даже после подписания документов, но сейчас думаю тут задержаться, спрятаться за высоким забором ото всех хотя бы на некоторое время. Оно мне необходимо, чтобы заставить себя жить дальше. Но пока я не знаю, как это сделать. Где найти стимул после всех этих жестоких потрясений? Я много раз считала, что хуже быть не может, но справлялась с каждой новой бедой, как птица Феникс возрождалась из пепла. И сейчас я в который раз сгорела дотла. Облизываю пересохшие губы. Мне очень хочется пить. Лучше всего сейчас крепкий чай с сахаром, чтобы немного взбодриться. Вяло встаю с кровати, плетусь в кухню. Подхожу к лестнице и собираюсь спуститься, однако, услышав внизу разговор, притормаживаю. Я узнаю голос Мирона, а второй кажется смутно знакомым. Аккуратно выглянув, вижу раскинувшего руки на спинке дивана сидящего Суворова, а напротив него стоящего крепкого мужчину, одетого во все черное. Незнакомец рыжеволосый, коротко стриженый. — Ты додавил Власова? — спрашивает Мирон, а я, услышав фамилию, напрягаюсь и вся обращаюсь в слух. — Да. Вот запись его исповеди. Пришлось повернуть Антона к камере спиной, чтобы не видно было, как вы его разукрасили. Но это даже хорошо — складывается впечатление, что Власов испугался светить фейсом, — мужчина передает Суворову небольшой продолговатый предмет — похоже, флешку. — Мирон Олегович, если честно, я до сих пор в шоке от того, к чему может толкнуть черная зависть. Мирон криво усмехается. — А ты случайно не завидуешь мне, как Власов? — Нет, — мотает головой. — Я с вами недавно, но успел оценить масштаб ваших проблем и считаю, что Власов напрасно вам завидовал. Он ненормальный. Маньяк с поехавшей крышей. Разве может адекватный человек служить и одержимо хотеть всего лишить человека, который тебе платит? Очернить бизнес, попытаться уничтожить девушку, — смахивает испарину со лба. — Если бы Маргарита приняла приглашение Антона уехать с ним, он бы ее убил, спрятал труп в коробку и анонимно высылал вам по частям. Власов не человек — тварь в человеческом обличии. У меня мороз ползет по позвоночнику. Власов такие сладкие слова мне говорил бархатным голосом, а оказывается, замышлял убийство. То есть я в буквальном смысле была в шаге от смерти. Мне становится дурно, я зажимаю ладонью рот, чтобы не закричать. Вспоминаю нашу последнюю встречу, как Власов стоял возле моего подъезда с букетом белых роз и уговаривал бросить все и уехать с ним. И если бы я поддалась злости на Мирона, меня бы уже не было в живых! Кошмар! — Я этого не знал, — мрачно говорит Суворов. — Поэтому всего лишь выгнал его из города. Но Власов зачем-то вернулся… Эту мразь надо изолировать. Теперь уже гарантированно и навсегда. — Согласен, — отвечает рыжеволосый мужчина. — Отправить на пожизненное принудительное лечение в дурку, чтобы уж точно никому не навредил. Такой бес еще и потомство плодит… — Это то, о чем я думаю? — Суворов задумчиво прокручивает пальцами флешку. — Власов признался, что неоднократно спал с Виталиной, чтобы она забеременела и это был повод давить на вас, чтобы разлучить с Маргаритой. А когда беременность подтвердилась, подключился Баринов. На банкете он приказал одной из официанток незаметно подсыпать вам в бокал наркотики. Это она позаботилась, чтобы нужный бокал взяли именно вы. — Я в ахуе, Семён, от того, какой гнойник ты вскрыл… — качает головой Мирон и трет лоб пальцами. — Какие же они крысы… А Виталина, сука, хотела повесить на меня ребенка от больного придурка. Интересно, как бы она объясняла, что ребенок родился бы не похожим на меня? — Виталина и Власов оба светловолосые и светлокожие, думаю, именно поэтому у них и появился такой план с беременностью. А непохожесть черт лица можно списать на бабушек и дядь с тетями. Но вы внезапно для них сделали тест ДНК. Мирон продолжает прокручивать между пальцев флешку, не сводя с нее взгляда. — Теперь дело за моими юристами. И пора подключать следователя. — Мирон вскидывает голову, смотрит на Семёна. — Ты отлично поработал, Семён. Спасибо. Пока свободен. Мужчина разворачивается, делает несколько шагов к выходу, но вдруг останавливается: — Мирон Олегович, а Маргарита уже здесь? — Да. — Может быть, сделаем девушке приятное после всех потрясений? Давайте украсим в честь нее первый этаж? Например, растянем гирлянду «Добро пожаловать домой», воздушными шарами все украсим? Я могу на скорую руку шарлотку испечь, если у вас найдутся яблоки или груши… — Семён! — хохочет Суворов и встает с дивана. — Какие шарлотки? Ты — моя правая рука. Ты должен нагонять жуть на всех людей без исключения, а не месить тесто и развешивать гирлянды! Ты гроза, моя беспощадная черная тень вообще-то! — Для всех вокруг так и есть, — с улыбкой отвечает Семён. — И потом, мы же никому не расскажем, что это сделал я. Глава 48 Три дня спустя Мирон — Крепитесь, Мирон Олегович, — подбадривает Семён, когда мы подъезжаем к фамильному особняку Лактионовых. Заглушив мотор, берет ноутбук и ставит себе на колени. — У нас есть только одна попытка. Все нужно сделать блестяще, потому что завтра начнется буря, и Виталина Викторовна уже не будет столь располагающей. У меня внутри все в клубок сворачивается от предстоящей встречи, но помощник абсолютно прав: сегодня я должен наступить себе на горло. Ради Бельской. От меня требуется любыми путями заполучить смартфон Виталины, чтобы с него принять запрос на вход нашей программы в систему. С помощью нее мы сможем получить все данные, хранящиеся у Лактионовой. Тяжело выдохнув, я поправляю галстук. Затем выхожу из салона, забираю с заднего сиденья букет и шагаю к особняку. Дверь открывает домработница, сразу меня узнает и приглашает войти. Удаляется позвать Виту, а я брожу по первому этажу, испытывая отвращение ко всему здесь, и даже к запаху. — Мирон? — удивленно и взволнованно окликает меня Виталина. — Зачем ты приехал? — А потом она видит большую охапку алых роз у меня в руках, и черты ее лица смягчаются. А я вижу ее округлившийся живот… и с трудом проглатываю раздражение. Прячу эмоции, руководствуясь лишь холодным расчетом. Опускаю взгляд — Вита держит телефон при себе. Предсказуемо. Блогерша никогда не выпускает его из рук. — Нам надо поговорить, — стараюсь звучать ласково, так, как нравится Лактионовой, и вручаю ей цветы, чтобы сильнее задобрить. — Хорошо, — все еще растеряно соглашается. — Пройдем в гостиную. Отдает букет домработнице, чтобы та поставила в вазу, и ведет меня в мягкую зону для приема гостей. Я сажусь на диван и, глядя на бывшую, изображаю лживое восхищение. — Ты же в курсе последних новостей? — спрашиваю ее. Виталина поджимает губы. — Да. И почти не удивлена, что Рита оказалась такой двухвосткой. Я давно говорила, что девочки, выросшие в нищете, падкие на деньги. Собственно, это мы сейчас и наблюдаем… — Ты права. Я разочаровался в Бельской. Совсем. Ты в отличие от нее знаешь себе цену. И еще я долго анализировал свою жизнь, вспоминал то, что ты мне говорила. А может, действительно тот тест ДНК показал такой результат, потому что срок был еще маленьким? Я просто не смогу себя простить, если мой ребенок будет расти без отца. Глаза Лактионовой вспыхивают. — Мы можем сделать еще один тест в нормальной лаборатории. Я готова. Мне нечего скрывать. Но, Мирон, ты слишком сильно меня унизил. Легко ты не отделаешься. Тебе придется вымаливать прощение и ползать в ногах! — Я готов! — словно актер, претендующий на премию, выпаливаю я. — Все будет, как ты скажешь, но лучше, если мы поедем завтра. — Ладно, — кивает Вита. — Место и время выбираю я. — Сейчас только Лару предупрежу. — Я достаю свой телефон и делаю сигнальный дозвон Семёну. А потом быстро сбрасываю звонок. — Черт, батарея села. Одолжишь свой? Видно, что Лактионова не хочет, но в гостиной мы только вдвоем, а просьба кажется пустяковой. — Ну, держи, — цедит Вита. Я имитирую разговор, а потом под предлогом посмотреть время, отвожу телефон от лица и принимаю запрос. Выплывшее на экране окно исчезает, и наша вирусная программа проникает в систему. Теперь никак ее не заметить. — Спасибо, — возвращаю телефон хозяйке и сразу же встаю. — Мне пора. — Как? Уже?! — ахает она. — На самом деле заскочил на минуту, чтобы передать цветы. Но завтра я весь твой. Попрощавшись с Лактионовой, спешу обратно в машину, где Семён уже выгружает файлы на наш ноутбук. — Удаленные с «облака» не забудь, — подсказываю я. — Разумеется. Загрузка почти завершена. Уф… сколько же всякого у вашей этой… бывшей накопилось. Через пятнадцать минут я открываю удаленный файл.