Поздно вечером, когда профессор работал в своем кабинете, он услышал звук мотоциклетных моторов. Витторио аккуратно подошел к окну и немного отодвинул плотную темно-синюю штору, пахнущую пылью. К его дому подъехали три мопеда, с двух из которых соскочили темные фигуру и что-то бросили в дом. Профессор отпрянул от окна, зацепившись ногой за кресло-качалку, и чуть было не рухнул навзничь. Сердце колотилось, казалось, что сейчас оно выскочит через горло. Снизу раздался звук разбитого стекла. Мопеды взревели, и звук стал удаляться. Через несколько минут, придя в себя, Витторио спустился на первый этаж и опасливо подошел к окну, так же занавешенному плотной шторой. Оно было разбито, а на полу валялись осколки стекла. Перед домом никого не было. Профессор включил свет и только сейчас заметил две разбитые бутылки, рядом с которыми валялась свернутая записка. Подняв ее, он тяжело опустился в кресло, надел очки и прочел: «Мы не рабы! Свобода и правда! Мы утопим вас в крови революции!» Витторио положил послание на тумбу и позвонил в полицию. Полицейская машина приехала только через час. Одним из двух сотрудников был тот самый тучный полицейский, который месяц назад сопровождал комиссара из Неаполя и того американца, фамилию которого Скало уже забыл. Витторио рассказал о происшествии и показал найденную бумажку. Полицейские сделали несколько снимков, посоветовали хорошо запереть двери и окна, после чего уехали. Через два дня на узкой дорожке, ведущей к дому профессора, стал дежурить полицейский автомобиль. Он не пропускал к его дому все прибывающие толпы журналистов, и те сменили тактику. Теперь его подкарауливали у университета, где он два раза в неделю продолжал читать свои лекции. Студенты и коллеги также забрасывали его вопросами. Скало стал настоящей медийной звездой, что его очень тяготило. Витторио даже начал подумывать о том, чтобы проститься со своей профессорской должностью и окончательно уйти на покой, закрывшись в своем имении среди гор и густых виноградников. Закрыв за собой дверь на ключ, заложив засов и накинув цепочку, профессор прошел на кухню и приготовил себе подогретого вина со специями. Оно бодрило сознание и грело тело. Витторио предстояла очередная бессонная ночь, как и та, что была накануне. Взяв горячий кувшин и бокал, он медленно зашаркал вверх по лестнице. Сегодня у него была запланирована обширная программа по наблюдению комет, и первой, конечно же, будет та самая уже знаменитая «КТ». Вчера она, кстати, преподнесла профессору сюрприз. Он снимал комету каждую ясную ночь, после чего, как обычно, кропотливо обрабатывал полученные результаты, занося все в свой журнал наблюдений. Сегодня утром он снова измерил блеск кометы и удивился полученному значению. Оно было почти на половину звездной величины выше, чем пару ночей назад, и эта величина явно выбивалась на фоне расчетной кривой. Витторио еще раз проверил исходные кадры – возможно, голова кометы наложилась поверх тусклой звезды, собственный блеск которой и мог стать причиной ошибки в расчетах. Но нет, на том месте, где вчера находилась комета, не было никаких звезд или других тусклых источников. Это интриговало, старый профессор пребывал в предвкушении чего-то интересного. Он любил такие тайны, по сути, в их разгадывании сейчас и заключалась вся его жизнь. Совсем узкий серп молодой Луны уже зашел за горизонт. Это лучший период для астрономов-наблюдателей. Небо было по-осеннему темным и прозрачным. Витторио вывел на экран монитора изображение с камеры, установленной в сарайчике – оно было абсолютно темным. Нажав пару кнопок, он включил инфракрасную подсветку. Картинка вспыхнула белым светом, но яркость быстро нормализовалась, и на экране показался сложенный телескоп. Пора было вывести его из спячки и начать наблюдения. Первая и главная цель – комета C/2023 N1. Вчера и сегодня комета проходила мимо яркой звезды – беты Змееносца[26] – и небольшого рассеянного скопления, похожего на россыпь маленьких драгоценных камней. Витторио выделил символ на экране монитора, отображающий положение кометы, и нажал клавишу. Телескоп выпрямился, опустив ось противовесов вниз, и медленно поехал через все небо к западу. Профессор снял несколько тестовых кадров и, убедившись, что оптическая система не нуждается в фокусировке, запустил съемку кометы. За последний месяц комета последовательно пересекла созвездия Лиры и Геркулеса, вошла в созвездие Змееносца и продолжала свой путь в направлении созвездия Змеи, постепенно приближаясь к Солнцу. Через месяц она скроется из виду, а для самого Витторио, скорее всего, навсегда, так как во время своего стремительного полета к Земле комета будет видна лишь из южного полушария. Шансов, что она разминется с нашей планетой, уже не было. Все расчеты говорили о том, что это неизбежно, и сейчас ученые лишь уточняли положение и размеры той области, где ее ядро должно столкнуться с земной поверхностью. По иронии судьбы, эту комету открыли русские, к ним она и прилетит. Но Витторио хорошо понимал, что мало никому не покажется даже здесь, в маленьком итальянском городке. Снимки кометы один за другим сохранялись на компьютере. Профессор открыл первый из них. Сбоку кадра располагалась яркая звезда, от которой в четыре стороны тянулись длинные лучики, образуя крест – дифракция света вокруг растяжек вторичного зеркала, еще называемых «пауком». Это был Цебальрай. Свет от этой звезды летел до нас более восьмидесяти лет, а фотоны, отраженные от кометы, которая сейчас находилась точно по центру кадра, достигли Земли всего за одиннадцать минут. Как всегда, при мысли о космических масштабах у Витторио захватывало дух. Сама комета, казалось, преображается с каждой ночью. Ее ядро окружила мощная каплевидная туманная голова, от которой тянулся тонкий, как игла, хвост, протяженность которого уже превышала два миллиона километров. Этот хвост, как компас, указывал точное направление, противоположное положению Солнца. Счетчик кадров вел свой мерный отсчет. Витторио, нацепив на нос очки и прищурившись, внимательно изучал сегодняшний список комет и их положение на небе в эту ночь. Он расположил их в такой последовательности, чтобы двигаться через все небо от запада к востоку. Закончить наблюдения он решил одним из своих любимых объектов – кометой Швассмана-Вахмана[27]. Эта «косматая» на все сто процентов оправдывала заявления о том, что кометы являются одними из самых непредсказуемых космических объектов. Ее ядро с высокой периодичностью и не совсем понятной природой то и дело вспыхивало, увеличивая свой видимый блеск и физический размер комы. Потом она снова затихала до новой вспышки, которую невозможно было предсказать. Так как Витторио исследовал кометы, то иногда становился свидетелем достаточно редких явлений. Однажды он первым в мире зафиксировал вспышку кометы Даниэля[28]. Тогда Скало снимал этот объект вторую ночь и, вглядываясь в кадры, не мог понять того, что предстало перед его глазами. Вместо тусклого туманного пятнышка по центру кадра сияла яркая «звезда» с чуть размытыми, как будто окруженными бахромой, краями. Вчерашний небольшой всплеск яркости, который, конечно, не шел ни в какое сравнение со вспышкой кометы Даниэля, а уж тем более кометы Холмса, все равно интриговал. Если это подтвердится наблюдениями нескольких ночей, да еще и разными обсерваториями, то можно будет говорить о том, что внутри «КТ» что-то происходит. Телескоп закончил наблюдения кометы Ковалева-Тереховой и начал движение к новой цели. Витторио, не торопясь, очень внимательно и аккуратно, как он все любил делать, подготовил кадры к обработке. Здесь не было мелочей. Неаккуратность или спешка могли привести к недостоверным результатам, на основании которых будут сделаны ошибочные выводы. Через четверть часа перед ним были новые измерения кометы. Ее блеск вернулся к расчетным показателям, а вчерашние оценки так и остались небольшим и необъяснимым «горбом» на пологой кривой блеска[29]. * * * 17 октября 2023 года, 03:10 UTС, расстояние до кометы: 1.368 а. е. На высоте пятисот шестидесяти километров над Землей спал один из самых известных в мире научных приборов – космический телескоп «Хаббл». Исполин размером с автобус, обладающий главным зеркалом диаметром двести сорок сантиметров и набором сложнейших научных приборов, уже много месяцев находился в вынужденной спячке. Телескоп работал в космосе более двадцати трех лет. Выведенный на орбиту «гадким утенком», с грубым дефектом главного зеркала, «Хаббл» все же смог стать тем, чем он стал для астрономии. Его ремонтировали и модернизировали пять миссий космических челноков «Спейс Шаттл». Последний раз рука человека в армированной герметичной перчатке коснулась телескопа в мае 2009 года, после чего он остался один. Жизненно важные приборы, имеющие многократное резервирование, постепенно выходили из строя. И сейчас «Хаббл» мог работать с использованием всего лишь одного гироскопа – прибора, отвечающего за его точную ориентацию в пространстве. Второй из некогда шести гироскопов находился в резерве, а оставшиеся четыре были сломаны. Ученые хотели во что бы то ни стало продлить жизнь этому уникальному инструменту, пока наконец-то не будет запущен телескоп, который сменит его на космическом посту. Но запуск того, как и запуск самого «Хаббла» в свое время, многократно переносился, раздувая и без того непомерный бюджет. А теперь было уже понятно, что запуск «Джеймса Уэбба»[30] будет снова перенесен до лучших времен. Когда команда ученых-баллистиков, отвечающих за расчет орбиты космического аппарата, узнала о комете, то они сразу занялись оценкой безопасности телескопа в ходе сближения небесного тела с Землей – шансы на выживание были минимальны. После долгих совещаний и споров научным руководителем миссии было принято решение о расконсервации второго рабочего гироскопа, что обеспечит более эффективную работу «Хаббла» в оставшиеся месяцы. И первым объектом изучения станет то, что его и убьет… Вчера на борт была загружена программа наблюдений на ближайшие сутки. Нужно было торопиться, так как через десять дней комета станет недоступна для космического телескопа, ведь его сверхчувствительная оптика не может наблюдать объекты, расположенные менее чем в пятидесяти градусах от Солнца. Были проверены все научные приборы и бортовые системы, включен и откалиброван резервный гироскоп. Все было готово к работе… Не загоралось никаких цветных лампочек, не было всполохов дюз двигателей ориентации. «Хаббл» наводился на свою цель вовсе не ими, а сложной системой колес-маховиков, вращение которых, подчиняясь закону сохранения момента инерции, заставляло сам телескоп поворачиваться в противоположном направлении. И все это происходило в абсолютной тишине космоса. Алюминиевая труба телескопа, усиленная прочным каркасом из углепластика, начала свой неспешный разворот на комету. Ученые на земле принимали телеметрию – все шло как надо. Звездные датчики, постоянно отслеживавшие положение опорных звезд, выдали команду на остановку телескопа. Его цель была прямо перед ним, на расстоянии всего в двести миллионов километров. Система наведения вцепилась в комету мертвой хваткой, проверяя точное положение и ориентацию космического телескопа тридцать раз за секунду. «Хаббл» словно парил в мощном магнитном поле Земли и с помощью электромагнитов мог аккуратно и очень точно корректировать свое положение и ориентацию. На внутренний носитель начали сохраняться научные данные. Это были уникальные кадры, которые так ждали на Земле. Они покажут структуру внутренней комы кометы с беспрецедентным разрешением. Прецизионная астрометрия кометного псевдоядра будет использована для уточнения орбиты и действующих на него негравитационных возмущений, а данные со спектрографов дадут новую информацию о химическом составе. «Хаббл» снова был в работе, снова был незаменим и востребован. Он снова жил, не думая о том, что ждет его впереди. * * * 20 октября 2023 года, 21:40 UTC+2, расстояние до кометы: 1.383 а. е. Автомобиль медленно продвигался по загруженным вечерним улицам центра Лондона. Флетчер сидел на заднем сиденье и смотрел в окно. Впереди на площади проходила одна из тех манифестаций, что уже охватили все крупные города практически по всему миру. На огромном рекламном экране, установленном на здании слева, был выведен счетчик дней, часов и минут до «конца света». Брендон подумал о том, кто мог быть заказчиком такого очень недешевого перформанса? Мир постепенно сходил с ума, а может, он уже давно находился в этом состоянии, просто мы не замечали этого? Те, кто чутко улавливал протестные настроения, не преминули воспользоваться ситуацией с кометой, раскручивая ее в каких-то своих целях. Несколько человек с плакатами выбежали на проезжую часть, пытаясь перекрыть и без того затрудненное движение. Полиции не было видно. На переднем сиденье зашевелилась фигура подобная скале – один из двух новых охранников Флетчера, нанятых им после начала неслыханного ажиотажа вокруг его персоны. «Скалой» был маори, бывший игрок в регби. Он выполнял роль тарана, расчищавшего Брендону путь сквозь толпы зевак, журналистов и просто сумасшедших. Второй охранник – мужчина средних лет, стройный, даже сухой, совсем неприметного вида, сидел рядом с боссом на заднем сиденье. Это был ветеран спецподразделения, немногословный и невозмутимый в любой ситуации. Флетчеру он напоминал хорька. На самое деле именно он, эта незаметная тень Брендона, вселял в него бо́льшую уверенность в собственной безопасности. Впереди раздались крики, брань и звон разбитого стекла. Протестующие завязали драку с одним из водителей, который не стал останавливаться и ждать, а аккуратно, но планомерно оттеснял их передним бампером своего автомобиля. Наконец-то появились полицейские, которые тщетно пытались утихомирить сцепившихся людей. На помощь своим подбегали все новые разъяренные и разгоряченные демонстранты, намеревавшиеся устроить немедленный самосуд. «Скала» хотел было выйти и раскидать тех, кто посмел встать перед их автомобилем, но Флетчер остановил его, приказав оставаться на месте и не лезть на рожон. На Брендона уже выходили различные маргинальные организации, предлагавшие сотрудничество за серьезные деньги. Сейчас Флетчер был одной из самый популярных фигур на телевидении и возвращался домой как раз с очередного ток-шоу. Его устраивал такой ритм жизни, по сути, именно к этому он и стремился многие годы. Послезавтра журналист отправлялся в большой тур за океан. Уже были подтверждены несколько десятков интервью различным телеканалам, газетным редакциям и даже топовым блогерам. Гонорары быстро росли, и он с уверенностью смотрел в будущее. Прямой удар кометы придется на другое полушарие Земли, а сопутствующие последствия его мало страшили. У Брендона были деньги, и их с каждым днем становилось все больше и больше – он не пропадет. В конце концов жизнь снова наладится, о нем забудут, так что за эти месяцы и дни, отсчет которых шел на рекламном табло, он заработает себе на шикарную и беззаботную жизнь. Машина медленно ползла через толпы кричащих, размахивающих плакатами и баннерами людей. Особенно рьяные молотили по пытающимся протиснуться между ними автомобилям. Флетчер снова остановил попытку «Скалы» распахнуть дверь и набить морду первому встречному. Полиция явно не справлялась, тем более что такие акции протеста проходили сразу в нескольких районах города. Уже были и первые жертвы. Брендон решил держаться подальше от этих протестных движений, оставаясь в оппозиции к официальной власти и поддерживая небольшой революционный флер, но в то же время не связываться с откровенными маргиналами, чтобы не закрыть себе путь к телевизионному прайм-тайму и первым полосам самых влиятельных газет и журналов. Он старался усидеть на двух стульях, и пока это ему удавалось. Какое-то лицо прижалось щекой к заднему окну автомобиля. Неестественно вращающийся глаз пытался сквозь темное стекло рассмотреть, что происходит внутри машины. Брендон от неожиданности отпрянул, завалившись на «Хорька». Вдруг чьи-то руки схватили любопытного наблюдателя за плечи и отбросили прочь. Страшное неистовое лицо исчезло. Автомобиль миновал площадь и свернул на свободную от демонстрантов улицу. Водитель прибавил ходу. Брендон выдохнул – прорвались. Петерсен лежал на койке в своей одиночной камере. За три недели он привык к новому дому, его правилам и распорядку. Свет давно погас, и тюремный блок погрузился в тишину, были слышны лишь медленные размеренные шаги одного из охранников. Скорее всего, по тому, как тот аккуратно ставил правую ногу, это был тот седой, в возрасте, страдающий подагрой джентльмен, который пару раз прошелся по его спине своей дубинкой, призывая Харви к повиновению и обучая правилам его новой жизни. В целом он был не хуже других, но, видимо, во время приступов болезни давно уже привык срываться на заключенных. Харви был здесь на общих основаниях, никто не знал, кто он, или просто делал вид, что не знает. Вместо прогулки его водили на очередной, повторяющийся из раза в раз допрос. Однажды к нему даже приходил назначенный адвокат, однако от начальства по-прежнему не было ни слуху, ни духу. Казалось, что Петерсена просто бросили и забыли. Но сегодня вместо комнаты следователя его отвели в переговорную. Харви сел на стул и взял лежащую на столе черную трубку. Человек за стеклом надел наушники. Это была излишняя демонстрация, агент и так хорошо понимал, что его разговор будет прослушиваться и записываться. – Харви, ты как там? – это был голос Фитча. Он машинально посмотрел на сотрудника полиции в наушниках и ответил: – Привет Майк, я скучал. Все нормально, кормят тут неплохо, но сырость меня доконала. А как у вас? Чем занимаетесь? – в его голосе были слышны нотки раздражения и злости, которые не ускользнули от Фитча. – Тебя слушают? – Ну, а как ты думаешь? – человек в наушниках поднял на него глаза. – Понятно, это неважно. Дела плохи – все случилось, как мы и думали. Мы оказались главными козлами отпущения, виновниками всего и вся. Политики отдали нас на съедение. Кстати, я уже не твой шеф. В понедельник меня отстранили от должности, пока на время расследования. – Он замолчал. Харви был уверен, что их всех «сольют», но то, что это произойдет так быстро, без борьбы? – Я долго пытался добиться разговора с тобой, вот только вчера разрешили. Скорее всего, тебя и твоих ребят будут использовать, чтобы «завалить» все агентство, а его сейчас не пинает только ленивый. Когда дело будет сделано, тебя депортируют. Так что, если ты что-то или кого-то пытался выгораживать – не стоит. Скажи им все, что они хотят от тебя услышать и возвращайся домой. Теперь уже молчал сам Петерсен. Да, их предали и бросили. Вот так просто. Для достижения своих целей пешками часто жертвуют… – Я понял. – Он еще раз поднял глаза на человека в наушниках, но тот смотрел в экран своего монитора. – Спасибо, что позвонил, это много для меня значит. Надеюсь, что скоро увидимся. Держись там. – И ты держись… Голос пропал. В допотопной проводной трубке, которых Харви не видел уже лет двадцать, воцарилась тишина. Шаги приближались к решетке его камеры. Он закрыл глаза. Снова и снова Харви воспоминал утренний разговор, и от этого мрак становился все непрогляднее, звук шагов – зловещим, а тишина вселяла безысходность. Агент просто хотел вернуться домой и наконец-то согреться. * * * 23 октября 2023 года, 16:30 UTC+3, расстояние до кометы: 1.395 а. е. Сергей сидел в своем рабочем кабинете и прокручивал колесо мыши. На экране монитора бежали заголовки и краткая аннотация научных статей и циркуляров по комете, вышедших за последнюю неделю. Всю эту информацию нужно обработать, систематизировать и выдать краткий анализ в оперативный штаб, в состав которого он входил. Там постоянно крутилось много народу, дежурили съемочные группы аккредитованных телеканалов и новостных изданий. Поэтому Ковалев работал здесь, на своем старом месте. В институте, видя его угрюмое и уставшее лицо, к нему тактично не приставали с расспросами. Здесь царила академическая тишина и степенность. За его спиной сидел Андрей, как всегда, раскачиваясь на стуле, с надетыми на голову огромными наушниками. Сергей был ему признателен, тот все понимал и тоже не лез в душу. Работа БОРТа была заморожена на неопределенный срок, и Вязенцев переключился на новую задачу – он разрабатывал автономную систему мониторинга вхождения ядра кометы или его фрагментов в плотные слои атмосферы. Академия наук совместно с Роскосмосом планировала установить в области падения несколько автономных научных станций, которые сам Андрей называл «Камикадзе». Получаемые данные они будут записывать на твердотельные накопители, защищенные по типу бортовых авиационных самописцев. Работы было много, и Андрей практически не уходил из института, ночуя на раскладушке в этом же кабинете. Сергею даже было неудобно, и он чем мог пытался помочь другу, а тот лишь отшучивался, мол, свое дело ты уже сделал. Впрочем, Вязенцев был рад такому положению вещей – это помогало отвлечься от всего того, что происходит вокруг. Сергей встал из-за стола, подошел к окну и поднялся по невысокой стремянке, чтобы его приоткрыть – в комнате становилось душно. Астроном ощутил на своем лице легкое дуновение приятного свежего ветерка, ворвавшегося в помещение, и снова вернулся к компьютеру. Итак, на прошедшей неделе вышло несколько десятков новых циркуляров, посвященных наблюдению кометы. Раньше эти данные положили бы под сукно, до выхода научной статьи, но сейчас на это не было времени. Все, что удавалось узнать, старались сразу же публиковать в открытых источниках. Тем самым мировое научное сообщество еще раз давало понять, что не поддерживало и не поддерживает политику сокрытия информации. Команда, работавшая на телескопе Джеймса Кларка Максвелла, заявила об обнаружении в составе газо-пылевой оболочки кометы относительно высокого содержания синильной кислоты – яда, пахнущего для человека горьким миндалем. Полученные значения в несколько раз превышали показатели кометы Хартли[31]. При этом отмечалось малое содержание пыли. Ученые, работавшие с «Хабблом», опубликовали сразу разлетевшиеся по всем новостным ресурсам снимки, показывающие максимально детализированное изображение строения внутренней части головы кометы. Многочасовые наблюдения вне атмосферы помогли астрономам получить сверхточные измерения блеска псевдоядра, того сконденсированного объекта, который еще было возможно рассмотреть в оптический телескоп. Именно эта плотная газопылевая оболочка скрывала само физическое, твердое ядро кометы. Анализ полученных данных показал периодическое колебание кривой блеска с амплитудой менее пяти сотых звездной величины. Это были едва заметные изменения, но точность полученных данных позволила их надежно зафиксировать. Полный оборот вокруг своей оси ядро кометы совершало всего за неполных четыре часа, что для объекта такого размера и такой малой плотности было весьма высоким значением. Сергея очень заинтересовали эти данные. Ему сразу же пришла в голову идея рассчитать критическую скорость вращения, при которой ядро кометы не выдержит воздействующей на него центробежной силы и распадется. В известной ему наизусть формуле многое зависело именно от амплитуды изменения блеска, а полученные «Хабблом» значения не относились напрямую к самому ядру, а были усреднены, сглажены той плотной газо-пылевой оболочкой, что окружала твердое, но достаточно хрупкое сердце кометы. За спиной Ковалева теперь уже Андрей забрался на скрипящую под ним стремянку и прикрыл окно, но астроном даже не обратил на это никакого внимания, он с головой погрузился в расчеты. Сергей попытался смоделировать несколько вариантов влияния того «покрывала», что скрывало ядро кометы от прямого изучения. Он сравнивал результаты с теми, что ранее были получены по другим, более изученным кометам. На улице быстро темнело, и по отливу окна громко забарабанили капли холодного осеннего дождя. Сергея переполнял адреналин. Так было всегда, когда он чувствовал, что приближается к разгадке той задачи, над которой работал. Он решил немного пройтись, чтобы остыть и дать голове немного отдохнуть. В кабинете царил полумрак, Андрей, положив голову на руки, спал за столом. На его мониторе был запущен симулятор новой системы, который насчитывал статистику выбранной схемы работы будущих «Камикадзе». Когда расчеты будут завершены, Вязенцев проанализирует их и внесет необходимые изменения. Сергей тихо вышел из комнаты, выключив свет и прикрыв за собой дверь. Он вышел на улицу и начал глубоко и размеренно дышать, пытаясь запастись этой свежестью впрок. Вернувшись обратно, Ковалев не стал зажигать свет и снова вернулся к своей работе, но чуть было не подскочил на стуле, когда сзади раздался трубный сигнал тревоги – у Андрея сработал будильник. Вязенцев поднял голову и сонно огляделся вокруг. – Тебе не темно? – хрипло проговорил он. – Темно, тебя не хотел будить… – А, – отмахнулся программист, – я привыкший, меня этим не разбудишь. – Он потянулся и хрустнул пальцами. – Ну вот, теперь еще часов восемь проработаю. – Вязенцев вновь быстро застучал по клавиатуре. У Сергея все было готово. Получалось, что по всем расчетам с различными допусками ядро кометы должно вращаться в околокритической зоне. Если негравитационные силы раскрутят его еще процентов на десять, то может начаться необратимый процесс распада. Это было важно, и проведенный анализ он обязательно включит в свой доклад на конференции в Вене, куда улетает уже завтра. Сергей посмотрел на часы – рабочий день давно кончился. – Домой едешь? – Сергей задал дежурный вопрос коллеге. – Н-е-е, я сегодня тут ночую. Не успеваю. Сергей пожал плечами. – Ну, смотри, как бы в таком режиме не свалиться. – Он протянул руку Андрею, взял свой рюкзак и вышел из кабинета. Ковалев шел по Тверской, подставив лицо мелкой прохладной пыли, в которую превратился недавний дождь. Навстречу шли люди, Москва все так же стояла в вечерних пробках. Все было вроде как обычно, но что-то неуловимое все же выдавало всеобщее напряжение. В отличие от крупных городов Европы и США, где протесты и столкновения с полицией нарастали с каждой неделей, на улицах Москвы пока было тихо. Хотя Сергей вспомнил, что в выходные наблюдал неприятную картину, как люди остервенело скупали все, что еще оставалось на полках магазинов, где уже зияли огромные проплешины. Толпы людей ринулись хватать товары, как только начали появляться первые сообщения о грядущей катастрофе. Сметали все, буквально вырывая друг у друга из рук. Цены быстро пошли вверх, пока их не заморозили указом президента. А после этого вполне ожидаемо начались проблемы с самим наличием товаров. Заявления о том, что продовольствия на складах много и никакого дефицита не предвидится, уже не могло остановить людей. Сергей зашел в свою любимую небольшую и уютную кофейню, где он уже много лет был завсегдатаем. Здесь его хорошо знали, но кто он и чем занимается, стало известно совсем недавно, когда его фотография стала часто мелькать на телевидении и в интернете. Сергей уже решил, что придется менять свои привычки, но местные баристы не донимали его расспросами и вели себя предельно тактично. Несмотря на то, что рабочий день давно завершился, и обычно в это время здесь было полно посетителей, Ковалев сидел в кафе один. Спортивные трансляции уступили место новостным передачам. На висящем напротив большом телевизоре рассказывали о подготовке в Екатеринбурге очередного временного лагеря для эвакуируемых граждан. До начала колоссального, не укладывающегося в голове переселения почти миллиона человек, оставалась всего неделя. За окном кафе, мерцая огнями спецсигналов, проехала машина скорой помощи, и Сергей вспомнил о вчерашнем звонке Михалычу. Он впервые говорил с ним после трагедии, тот шел на поправку, хотя все еще находился в республиканской больнице. Врачи сотворили чудо и спасли ему обе ноги. Пока он передвигался на костылях, и впереди были месяцы тяжелой реабилитации, но дела явно шли на лад. Водитель сильно переживал и винил себя в гибели смены, даже его манера разговаривать сильно изменилась – он был раздавлен той катастрофой. Сергей проговорил с ним целый час и пообещал звонить. Федор Михайлович твердо решил сделать все, чтобы встать на ноги без костылей и снова сесть за руль. Хотя разговор окончился на позитиве, но Сергея беспокоило даже не физическое, а душевное здоровье их водителя. Он надеялся, что тот сможет не только снова встать на ноги, но и психологически вернуться из того страшного вечера. За этими воспоминаниями астроном допил кофе и вызвал такси. Нужно было хорошо выспаться – завтра его ждала Вена и первое приглашенное выступление на пленарном заседании внеочередной международной конференции по планетарной защите. * * *