– Я не могу обсуждать других пациентов. – По-моему, этот случай особый. Видите ли, та женщина умерла. Ее звали Эмма Мэтьюз. Я уверена: в глазах Кэрол Йонсон – явственное потрясение. Но она быстро приходит в себя. – И все же я не имею права рассказывать, о чем беседовала с Эммой. Смерть пациента не избавляет меня от обязанности соблюдать врачебную тайну. – Я правда немного на нее похожа? Она медлит, потом кивает: – Да. Я это заметила, как только открыла дверь. Вы, наверное, ее родственница? Сестра? Соболезную… Я качаю головой. – Мы даже не были знакомы. Она озадачена. – Тогда позвольте поинтересоваться, как вы связаны? – Я живу в том же доме. В доме, где она погибла. – Теперь мой черед медлить. – И у меня отношения с тем же мужчиной. – С Саймоном Уэйкфилдом? – медленно говорит Кэрол. – С которым она встречалась? – Нет, хотя его я тоже видела – когда он приносил цветы. Мужчина, о котором я говорю, – это архитектор, построивший этот дом. Кэрол смотрит на меня долгим взглядом. – То есть, если я правильно поняла, вы живете в доме на Фолгейт-стрит, как и Эмма. И состоите в связи с Эдвардом Монкфордом. Как и Эмма. – Все верно. – Эдвард сказал, что его отношения с Эммой были всего лишь кратким романом, но я решаю не задавать наводящих вопросов. – В таком случае, Джейн, я расскажу, о чем мы с Эммой беседовали во время сеансов, – тихо говорит она. – Несмотря на то, что вы только что сказали? – Я удивлена тем, что она сдалась без боя. – Да. Видите ли, есть одно условие, при котором нам разрешается нарушить врачебную тайну. – Она делает паузу. – Если это не повредит пациенту и позволит уберечь от вреда другого человека. – Не понимаю. От какого вреда? Кому? – Я говорю о вас, Джейн, – говорит она. – Мне кажется, вам грозит опасность. Тогда: Эмма Деон Нельсон лишил меня радости, говорю я. Он разбил мою жизнь и заставил меня бояться каждого встречного мужчины. Он заставил меня стыдиться собственного тела. Я делаю паузу, отпиваю воды из стакана. В зале суда очень тихо. Судьи – мужчина и женщина – смотрят на меня со своих мест не мигая. Очень жарко, стены без окон и бежевые, адвокаты потеют в своих париках. От скамьи подсудимых меня отгородили двумя ширмами. Я ощущаю там присутствие Деона Нельсона. Но мне не страшно. Даже наоборот. Эта сволочь отправится в тюрьму. Я плакала, но теперь повышаю голос. Мне пришлось переехать, потому что я думала, что он может вернуться, говорю я. Меня мучили флешбэки и потеря памяти, и я стала ходить к психотерапевту. Я рассталась со своим молодым человеком. Адвокат Нельсона, невысокая, ладная женщина в элегантном деловом костюме под черной мантией, поднимает глаза, внезапно задумавшись, и делает пометку. Какие чувства вызывает у меня вероятность того, что Деон Нельсон выйдет под залог? говорю я. Она вызывает у меня тошноту. Он угрожал мне ножом, ограбил и изнасиловал меня самым унизительным образом, и я знаю, на что он способен. Мысль о том, что он сможет как ни в чем не бывало гулять по городу, приводит меня в ужас. Я буду чувствовать себя под угрозой, просто зная, что он там. На последнем соображении настоял инспектор Кларк. Адвокат Нельсона наверняка заявит, что ее подзащитный не собирается даже близко ко мне подходить. А если меня пугает сам факт того, что он будет свободен, то есть риск, что я отзову показания. В таком случае все дело развалится. Сейчас я – самый важный человек в этом зале. Судьи так и смотрят на меня. Публика тоже затихла. Пока я не начала говорить, я нервничала, но сейчас чувствую в себе силы, чувствую, что все под контролем. Деон Нельсон не просто меня изнасиловал, говорю я. Он заставил меня жить в страхе, что он разошлет запись того, что сделал, всем, кого я знаю. Он действует угрозами и запугиванием. Я надеюсь, что система правосудия отнесется к его прошению о выпуске под залог соответственно. Браво, говорит голосок у меня в голове. Благодарим вас, мисс Мэтьюз. Мы отнесемся к вашим словам со всей подобающей серьезностью, доброжелательно говорит судья-мужчина. Если хотите, посидите немного на свидетельской скамье. А когда передохнете, можете идти. В тишине зала суда я собираю свои вещи. Адвокат Нельсона уже встала и ждет разрешения подойти к судьям. Сейчас: Джейн – Что значит опасность? – Я улыбаюсь – такой мне это кажется нелепостью, но вижу, что Кэрол Йонсон совершенно серьезна. – Не со стороны же Эдварда? – Эмма рассказывала… – Кэрол замолкает и хмурится, словно ей трудно нарушить это табу. – Как психотерапевт я в основном занимаюсь вскрытием неосознанных схем поведения. Если меня спрашивают: «Почему все мужчины такие?» – то я отвечаю: «Почему все мужчины, которых вы выбираете, такие?» Фрейд писал о «навязчивом повторении». Это схема, согласно которой человек постоянно отыгрывает одну и ту же сексуальную психодраму с разными людьми на одних и тех же неизменных ролях. Подсознательно или даже сознательно он пытается переписать финал, исправить что-то, что раньше пошло не так. Однако те же самые ошибки и изъяны, которые он привносит в отношения, с неизбежностью их разрушают – точно так же, как раньше. – Как это относится ко мне и к Эмме? – спрашиваю я, хотя уже начинаю догадываться. – В любых отношениях есть две линии навязчивых повторений – его и ее. Их взаимодействие может иметь положительный эффект. Или же разрушительный – ужасно разрушительный. У Эммы была заниженная самооценка, которая еще понизилась после того, как она подверглась изнасилованию. Как многие жертвы сексуальных преступлений, Эмма винила себя – разумеется, совершенно ошибочно. В Эдварде Монкфорде она нашла источник жестокого обращения, которого она на определенном уровне жаждала. – Минутку, – говорю я, поражаясь. – Эдвард – и жестокое обращение? Вы с ним знакомы? Кэрол качает головой. – Я работаю с тем, что вызнала у Эммы. Не без труда, кстати сказать. Эмма не спешила раскрываться – а это классический признак заниженной самооценки. – Это просто невозможно, – решительно говорю я. – Я знаю Эдварда. Он никогда никого не ударит. – Жестокое обращение не всегда физическое, – тихо говорит Кэрол. – Одна из разновидностей – потребность в полном контроле. Полный контроль. Эти слова как будто бьют меня по лицу. Потому что я понимаю, что они в каком-то смысле верны. – Поведение Эдварда казалось Эмме вполне разумным, пока она была готова ему подыгрывать, – продолжает Кэрол. – Она не заметила тревожных признаков: необычных требований к жильцам дома, того, что Эдвард принимал за нее самые незначительные решения и отделил ее от друзей и родных. Это все – классическое поведение нарцисса-социопата. Однако настоящие проблемы начались, когда она попыталась с ним расстаться. Социопат. Я знаю, что у профессионалов это слово означает не совсем то же самое, что у широкой общественности, но все равно не могу не думать о том, что сказал бывший Эммы – Саймон Уэйкфилд, как назвала его Кэрол, – тогда, возле дома. Сначала он отравил ей разум, а потом убил. – Джейн, вам что-нибудь из этого кажется знакомым? – спрашивает она. Прямо я не отвечаю. – Что стало с Эммой? Я имею в виду, после всего этого? – Постепенно она – с моей помощью – начала осознавать, насколько неблагоприятными стали ее отношения с Эдвардом Монкфордом. В процессе разрыва с ним она впала в депрессию и замкнулась в себе; у нее даже началась паранойя. – Кэрол делает паузу. – Тогда же она прекратила всякое общение со мной. – Подождите, – озадаченно говорю я. – Откуда же вы тогда знаете, что он ее убил? Кэрол Йонсон хмурится. – Я не говорила, что он убил ее, Джейн. – А, – с облегчением говорю я. – А что же вы имеете в виду? – Депрессия, паранойя, негативные эмоции и низкая самооценка, вызванные этими отношениями, – мне представляется, что все это были способствующие факторы. – Вы думаете, это было самоубийство? – Да, я пришла к такому выводу. Я думаю, что она бросилась с лестницы во время острого приступа депрессии. Я молчу, думаю. – Расскажите мне о ваших отношениях с Эдвардом Монкфордом, – предлагает Кэрол. – Тут-то и странность. Если так посмотреть, совпадений не слишком много. Все началось вскоре после того, как я переехала. Он сразу дал понять, что хочет меня. Но при этом не хочет традиционных отношений. Он сказал… – Постойте, – перебивает Кэрол. – Я кое-что возьму. Она выходит из комнаты и вскоре возвращается с красным блокнотом. – Это мои заметки о сеансах с Эммой, – сообщает она, перелистывая страницы. – Вы говорили… – Эдвард сказал, что есть некая чистота… – …в необремененных отношениях, – заканчивает за меня Кэрол.