– Ты был прав, – сокрушенно говорю я. – Это чудовищно. Он улыбается: – Они и в лучшие времена не впечатляют. Если бы не сыр-бор из-за права собственности, на них никто бы и смотреть лишний раз не стал. А само здание – Парфенон – унылое, как сточная канава. По иронии судьбы, он олицетворял мощь греческой империи, поэтому только справедливо, что другая жадная империя его поклевала. Идем? Мы заходим к нему в офис забрать кожаный саквояж, а после – в рыбную лавку, где Эдвард заказал ингредиенты для рагу. Продавец просит прощения: одной из рыб в списке Эдварда был хек, но его пришлось заменить морским чертом. – Цена, разумеется, та же, сэр, хотя за черта мы обычно берем больше. Эдвард качает головой: – По рецепту нужен хек. – Что же я могу поделать, сэр? – Продавец разводит руками. – Не поймали – не продаем. – Вы хотите сказать, – медленно произносит Эдвард, – что утром на Биллингсгейт вообще не было хека? – Только за дикие деньги. – Почему же вы их не заплатили? Улыбка на лице продавца меркнет. – Морской черт лучше, сэр. – Я заказывал хека, – говорит Эдвард. – Вы меня подвели. Я больше не приду. Он поворачивается на каблуках и выходит вон. Продавец, пожав плечами, возвращается к рыбе, которую разделывал, но прежде бросает на меня любопытный взгляд. Я чувствую, что у меня пылают щеки. Эдвард ждет меня на улице. – Идем, – говорит он и машет рукой такси. Машина немедленно разворачивается и подъезжает к нам. Я заметила, что у Эдварда просто какой-то дар: таксисты словно сами его высматривают. Злым я его еще не видела и не знаю, сколько он в этом настроении пробудет. Но он спокойно заговаривает о другом, словно никакого недоразумения не было. Если Кэрол права и Эдвард – социопат, то разве ему не положено сейчас рвать и метать? Еще одно доказательство того, что она заблуждается на его счет, решаю я. Он оглядывает меня. – Ты, кажется, меня не слушаешь, Джейн. Все хорошо? – Ой… прости, я задумалась. – Нельзя, решаю я, чтобы беседа с психотерапевтом отвлекала меня от того, что происходит здесь и сейчас. Я указываю на саквояж: – Куда ты собрался? – Думал перебраться к тебе. На секунду мне кажется, что я ослышалась. – Перебраться? – Если пустишь, конечно. Я ошеломлена. – Эдвард… – Я тороплю события? – Я еще ни с кем не жила. – Потому что еще не встречала нужного человека, – рассудительно говорит он. – Я понимаю, Джейн, потому что я думаю, что мы с тобой в чем-то схожи. Ты человек закрытый, сдержанный и немного замкнутый. Это, помимо многого другого, я в тебе и люблю. – Правда? – спрашиваю я, хотя на самом деле думаю: Я что, замкнутая? И Эдвард действительно только что сказал «люблю»? – Разве не заметно? Мы идеально друг другу подходим. – Он касается моей руки. – С тобой я счастлив. И, мне кажется, я смогу осчастливить тебя. – Я уже счастлива, – отвечаю я. – Эдвард, ты уже меня осчастливил. И я улыбаюсь ему, потому что это правда. Тогда: Эмма В следующий раз Эдвард приезжает с саквояжем и рыбой для рагу. Весь секрет – в соусе руйе, говорит он, раскладывая все на столе. Столько народу экономит на шафране. Я понятия не имею, что такое руйе и шафран. Ты куда-то уезжаешь? спрашиваю я, глядя на саквояж. В некотором роде. Хотя, скорее, приезжаю – если ты меня примешь, конечно. Хочешь оставить у меня вещи? удивленно спрашиваю я. Нет, весело говорит он. Это все, что у меня есть. Саквояж – такой же красивый, как и все, что ему принадлежит, кожа мягкая и гладкая, как на седле. Под ручкой – неброский знак, на котором вытиснены слова: «Суэйн Адени, дорожные принадлежности. Поставщики Королевского двора». Я открываю его. Внутри все сложено красиво, как двигатель машины. Я достаю предметы по одному, описывая их. Полдюжины белых рубашек «Комм де гарсон», очень, кстати сказать, хорошо выглаженных и сложенных. Два шелковых галстука «Шарве». Макбук-эйр. Записная книжка «Фиорентина» в кожаном переплете и стальной механический карандаш. Цифровой фотоаппарат «Хассельблад». Хлопковый сверток, в котором, – посмотрим, – три японских поварских ножа. Не трогай, предупреждает он. Они очень острые. Я снова заворачиваю ножи и откладываю их в сторону. Несессер. Два черных кашемировых пуловера. Две пары черных брюк. Восемь пар черных носков. Восемь белых трусов-«боксеров». Неужели это и правда все? Ну, еще в офисе кое-что. Костюм и так далее. Как ты этим обходишься? А что мне еще нужно? говорит он. Ты не ответила на мой вопрос, Эмма. Это так неожиданно, говорю я, хотя какая-то часть меня готова скакать от радости. Можешь выставить меня на улицу в любой момент. С какой стати? Это ты от меня устанешь. Я от тебя никогда не устану, Эмма, серьезно говорит Эдвард. Мне кажется, что в тебе я наконец нашел идеальную женщину. Я чего-то не понимаю. Мне казалась, что у нас просто необремененный роман, или как он там это назвал. Спрашиваю: Но почему?.. Потому, что ты не задаешь вопросов, рассудительно говорит Эдвард. Он поворачивается к рыбе. Передай, пожалуйста, эти ножи. Эдвард! Он изображает вздох. Ну хорошо. Потому что в тебе есть нечто, какая-то энергия, жизнь, от которой и я оживаю. Потому что ты импульсивна, ты экстраверт, ты во всем не такая, как я. Потому что ты так отличаешься от всех прочих женщин, которых я знал. Потому что ты вернула мне желание жить. Потому что ты – это все, что мне нужно. Такое объяснение тебя устраивает? Пока сойдет, говорю я, не в силах сдержать улыбки. 7. Подруга показывает вам свою работу. Она ею гордится, однако работа не очень хороша. Вы: ? Честно и беспристрастно критикуете ее ? Предлагаете одну незначительную поправку, чтобы посмотреть, будет ли она принята ? Меняете тему ? Издаете неопределенные ободряющие звуки ? Говорите, что она большой молодец