Сурков доложил, что ему удалось отыскать почти все сайты, на которые заходили с IP-адреса Федора Пьяных. По словам старлея, в большей части это были порносайты, сайты с фильмами и музыкой, но он нашел кое-что посерьезней. С компьютера приятеля Сидорчука-Омельченко регулярно заходили на сайты крайне правой украинской экстремистской организации, а также на несколько страниц подпольных «черных рынков». Судя по тем запросам, которые смог проследить Сурков, с компьютера Пьяных велись поиски взрывчатки. – Вот, значит, как, – протянул Лев и тут же набрал на телефоне номер Крячко. – Стас, в театре осторожней работайте, он может быть заминирован. Саперов пока не вызываем, могут этих тварей спугнуть. Теперь у него не оставалось сомнений в том, что именно задумал преступник. Он намеревался устроить теракт руками украинского экстремиста и, обернув все это в политическую подоплеку, выйти сухим из воды. Гурову стало понятно и то, зачем маньяк-шифровальщик устроил игру с головоломками. Это была личная месть полковнику, попытка доказать собственное превосходство над ним, причем максимально страшным способом: дать в руки ключи для предотвращения преступления, тем самым показав, что хваленый следователь из Главка не способен разгадать загадки даже для того, чтобы предотвратить гибель собственной жены! – Ну, ты и тварь! – вслух прорычал Лев. – Не буду размахивать шашкой, мы еще поборемся! – И, посмотрев на Суркова, изменившегося в лице, слегка улыбнулся: – Игорь, это я не тебя так назвал. Просто ненавижу, когда меня преступники пытаются выставить дураком. Что там с архивной базой данных? – Адреса я уже пробил, сейчас устанавливаю собственников, а затем попытаюсь найти между ними связи, – невольно вздохнув с облегчением, отрапортовал аналитик. – Думаю, часа за два-три справлюсь – Отлично. У меня к тебе еще одна просьба. – Гуров достал из папки листки с непонятными фразами, которые оставил на местах преступлений маньяк-шифровальщик. – Можешь попробовать найти ключ к этому шифру? Мы уже все головы сломали, чтобы понять, что за фраза зашифрована в этих посланиях. Я подписал, в какой последовательности и в каких местах оставлял их преступник. Если возникнут вопросы, звони сразу же. – Что будет первоочередной задачей? IP-адреса или шифровка? – поинтересовался Сурков, внимательно рассматривая листы с фразами. – Сначала с адресами разберись. Они сейчас важнее. Гурову очень хотелось начать отсматривать видеозаписи, которые скачал из сети Крячко, но информация о том, что Сидорчук, возможно, приобрел на «черном рынке» взрывчатку, меняла все в корне. Изначально он намеревался вести наблюдение за теми точками, в которых мог появиться украинец, но теперь промедление попросту становилось опасным. Если Сидорчук-Омельченко уже приобрел взрывчатку, он может решиться ее использовать в любой момент. Тем более, судя по его бурной биографии, пользоваться ею он умеет. Лев немного пожалел о том, что отправил Станислава в театр, поскольку визиты к Харитонову и Сердарову нужно было нанести одновременно, а раздвоиться он не мог. Впрочем, сожаление длилось лишь несколько секунд. Судя по показаниям свидетелей, на работу за украинцем несколько раз приезжал азиат. Омельченко и Сердаров служили вместе, и вероятность того, что украинец скрывается у одинокого Сердарова, была значительно выше, чем у его женатого сослуживца Харитонова. Туда Гуров отправил опергруппу, дав инструкцию начинать операцию строго по его сигналу, а сам, прихватив троих оперативников, отправился на квартиру к Сердарову. Обе группы получили строжайшее приказание действовать так, чтобы со стороны было трудно понять, что проводится полицейская операция. Никаких лихих наскоков, никакой показушности и в помине быть не должно. Штурмовать квартиру оперативникам также запретили. Если не сработают уловки вроде: «Здравствуйте, «Мосгорсвет», проверка показаний приборов учета!» – и не подействуют удостоверения сотрудников полиции, оперативникам следовало отступить от дверей и вызывать ОМОН. К подъезду Сердарова Гуров приехал одновременно с участковым. Заходить внутрь решили по очереди, чтобы не привлекать лишнего внимания. Сначала вперед выдвинулись два оперативника, а затем Лев с участковым. Последний из оперов должен был занять место на скамеечке у подъезда через пару минут после того, как вся группа окажется внутри. К квартире Сердарова один из оперативников поднялся на лифте, а другой, с участковым вместе, отправился пешком. Лев выждал пару минут, пока все окажутся на своих местах, а затем тоже воспользовался лифтом. В дверь квартиры подозреваемого позвонил один из оперативников. Несколько минут на звонки никто не отвечал, а едва он стукнул по двери кулаком, створка чуть приоткрылась, и у Гурова невольно екнуло сердце: что-то вновь пошло не так! Опера решили не поднимать шума и проникли внутрь квартиры без единого звука. Первым, что увидел Гуров, был труп Сердарова, лежавший на спине посреди комнаты. Вокруг него царил погром, говоривший о происходившей здесь борьбе: журнальный столик был перевернут; скатерть с обеденного стола валялась на полу вместе с кучей всяких мелких вещей, видимо, загромождавших столешницу, а один из стульев был сломан. На груди Сердарова алело кровавое пятно, а в стеклянной дверке книжного шкафа и на потолке виднелись следы от пуль. Судя по всему, хозяин квартиры яростно боролся за свою жизнь и, возможно, даже был близок к тому, чтобы отобрать у нападавшего пистолет. – Начинайте опрос жителей соседних квартир, – приказал Гуров оперативникам, а сам позвонил в Главк и вызвал криминалистов. Затем приступил к осмотру разгромленной квартиры и почти сразу же нашел указания на пребывание в доме гостя. На диване в зале лежала аккуратная стопка явно несвежих постельных принадлежностей, за спинкой этого же дивана стояла большая дорожная сумка, а в ванной комнате в специальном футляре лежал походный набор туалетных принадлежностей: зубная щетка и паста, несколько одноразовых бритв, пена для бритья и расческа. Гуров не стал трогать ничего из этого, предоставив возможность криминалистам тщательно все обследовать, и тут же позвонил опергруппе, выехавшей к Харитонову. Там все прошло тихо и гладко. Охранник фитнес-центра отсыпался после смены, и в доме у него посторонних лиц не оказалось. На вопрос оперативников об Омельченко сказал, что уже лет пять не видел его. И все-таки, следуя указаниям Гурова, опера повезли Харитонова в Главк, чтобы там его тщательно допросили. Судя по температуре трупа Сердарова, его убили максимум пару часов назад, а значит, либо стрелял не Сидорчук-Омельченко, либо украинец до сих пор находился где-то в подъезде, поскольку оставленные с вечера наблюдатели не видели, как он выходил из дома. Из этого подъезда пути на крышу дома не было, поэтому и такой путь отступления убийцы с места преступления был исключен, и Лев тут же отправил участкового в ближайшие организации, оборудованные камерами наружного наблюдения, чтобы изъять с них записи за сегодняшнее утро, а сам еще раз осмотрел квартиру. Никаких намеков на то, что в убийстве Сердарова принимал участие маньяк-шифровальщик, он не нашел, и казалось, что все следы указывают на то, что к этому преступлению должен был быть причастен Омельченко. Возможно, Лев и поверил бы в реальность такой версии, если бы не одно «но»: судя по данным от группы наблюдателей, Сидорчук-Омельченко и вовсе в эту ночь в квартире Сердарова не ночевал. Дождавшись прибытия экспертов и дав им указания максимально быстро изъять с места преступления все улики и дать по ним отчет, он поехал в Главк. Наблюдатели остались на месте, на тот случай, если Сидорчук вдруг наведается в дом своего сослуживца. Гуров решил усилить наблюдение за театром Строевой, даже несмотря на то, что сейчас там находился Крячко. Он считал, что именно там и должны были развернуться самые важные события последних дней, и к этому следовало быть готовыми на все сто процентов. Стараясь связать воедино все имеющиеся в руках ниточки как можно быстрее, первое, что сделал Лев по возвращении в Главк, – сразу же начал просмотр записей с камер видеонаблюдения, которые скачал Крячко. Он не успел просмотреть и половины видеоотчетов, как ему позвонил профессор Ляшко. Врач-психотерапевт рассказал, что поднял все записи, касающиеся эксперимента, и назвал фамилии специалистов, которые проводили отбор добровольцев на первых двух стадиях. Их оказалось четверо: Артур Голованов (невролог), два психотерапевта – Евгений Запяткин и Артур Папазян – и психолог Сергей Прохоров. При имени последнего Лев чуть не поперхнулся и недоверчиво переспросил профессора: – Сергей Игнатьевич Прохоров? – Да. А вы его знаете? – удивленно произнес Ляшко и тут же рассмеялся: – Ну конечно же. Он же года полтора-два назад в полицию работать перебрался. Впрочем, молодец, научные исследования не бросает! И мне помогает, если позову, и в каком-то там профильном полицейском проекте ведет изучение психотипов преступников. Кажется, даже какую-то научную работу месяца три назад опубликовал. К моему сожалению, у меня слишком мало времени, чтобы изучать труды коллег. Передайте привет Сергею Игнатьевичу, как увидите. Я ему обязательно на днях позвоню… Ну а в целом, эти четверо специалистов вам подробно расскажут все, что вас интересует. От меня еще нужна какая-то информация? – Пока нет, – ответил Гуров. – Если что-то потребуется, я вам позвоню. Первой его мыслью было немедленно отправиться к Прохорову и попытаться получить информацию о том, почему Ушаков и Ненашев не подошли для эксперимента профессора Ляшко, что объединяло этих людей и с кем они могли общаться во время проведения их проверок на психологическую пригодность. Но он осадил себя, вспомнив о том, что и Орлов и Крячко в ходе расследования последних событий советовали ему обратиться за помощью к штатному психологу. И пойти к Прохорову сейчас, когда для разгадки головоломки было достаточно арестовать Сидорчука-Омельченко, означало бы признать тот факт, что в расследовании преступлений помощь психолога может быть неоценима. – Что выросло, то выросло! Сам начал, сам и закончу, – пробормотал себе под нос Лев и вместо визита к психологу продолжил просмотр записей видеонаблюдения. От Крячко пока не было никаких известий, как и от наблюдателей, скрытно следивших за каждым входом в театр, где служила Строева, и он, несмотря на переполнявшее его нетерпение и охотничий азарт, не стал тормошить их ненужными звонками. Среди отсмотренного материала Лев заметил нескольких людей, похожих по описанию на давнего поклонника Марии, которые входили в театр или выходили из него вчера вечером в тот период времени, когда Строева еще находилась внутри. Некоторые из мужчин были с букетами, но рассмотреть, какие именно в их руках цветы, на записях видеонаблюдения было невозможно – либо в кадр попадала только часть упаковки букета, либо изображение было слишком плохого качества. Гуров настолько увлекся поисками мужчин с букетом в руках, что едва не пропустил один интересный факт: в театр перед началом представления заходил Прохоров! Он несколько раз перемотал фрагмент видеозаписи, чтобы убедиться в этом, и через пару минуту сомнений больше не оставалось: в здание театра вчера вечером действительно заходил психолог из Главка. Правда, букета в руках у него не было, да и по стилю одежды он скорее походил на успешного бизнесмена, чем на полицейского психолога, но тот факт, что Прохоров наведывался в театр в то время, когда поклонник вручал Марии букет желтых хризантем и виниловую пластинку Анны Герман, насторожил Гурова. Станислава звонок Гурова с сообщением о том, что в театре может быть взрывчатка, ничуть не удивил. После того как Лев вычислил место проведения финальной акции маньяка-шифровальщика, Крячко сразу предположил, что в театре преступник намерен провести какую-то масштабную террористическую акцию: после такой витиеватой подготовки было бы пошло размениваться на еще одно банальное убийство. Ранее у Стаса были смутные предположения, что своей операцией маньяк-шифровальщик хочет не просто дискредитировать Гурова как одного из лучших сыщиков страны, доказав его неспособность раскрыть серии преступлений, даже имея подсказки на руках, а хочет личной мести, намерен заставить его друга по-настоящему страдать, и теперь эти предположения подтвердились, поскольку ничего бы не причинило больших страданий Гурову, чем гибель его жены. Именно поэтому он прочесывал театр от подвала до чердака с максимальной тщательностью. То же самое приказал сделать и трем своим помощникам – оперативникам Кондрашову, Аксенову и Бухонину. Директор театра до смерти перепугался уже тогда, когда Крячко объяснил ему, что в здании может скрываться опасный преступник, так что рассказывать ему о бомбе Станислав посчитал нецелесообразным. Настрого приказав директору «молчать в тряпочку», он с помощниками, нацепившими на себя спецовки «Мосгорсвета», отправился прочесывать все немаленькое здание. Распределив между оперативниками зоны осмотра помещений, приказал начать поиски с самых отдаленных уголков, а себе оставил сектора между парадным и служебным входами в театр, чтобы успеть оперативно отреагировать, когда наблюдатели сообщат, что кто-то подозрительный входит или выходит из театра. Так же, как и Гуров, Стас практически не сомневался в том, что Сидорчук-Омельченко не станет прятаться внутри здания, где его может случайно разоблачить какая-нибудь уборщица или слесарь, а появится в театре непосредственно перед началом проведения решающей стадии операции. И он хотел лично задержать украинца, решившегося на такой жуткий шаг, как теракт в Москве. Именно поэтому, когда наблюдатели сообщили о том, что объект направляется к служебному входу и идет туда не один, ему хватило пары минут, чтобы оказаться поблизости от дверей. – Сидите тихо и не высовывайтесь! – приказал он наблюдателям. – Следите за всем периметром. Омельченко, с огромной сумкой на плече и мотком электропровода через грудь, действительно пришел в театр не один, а в сопровождении художественного руководителя театра. – Это еще что за самодеятельность? – с возмущением заорал худрук на охранника, дежурившего у дверей. – Я же вчера говорил, что сам приведу толкового электрика! Кто сюда людей из «Мосгорсвета» вызвал? – А я тут при чем? – возмутился в ответ вахтер. – К Якову Михайловичу все вопросы, это он с электриками вопросы решал. – Он уже вчера так вопросы порешал, что у меня сегодня премьера сорваться может! – продолжал верещать худрук. – Ладно. Я сейчас сам с ним разберусь. За проведение спектакля отвечаю я, мне и решать, кому работать по его обслуживанию. Крячко совершенно неожиданно ощутил довольно чувствительный тычок в спину, а затем художественный руководитель презрительно произнес: – Давай-ка, голубчик, собирай свои инструменты и уматывай отсюда. Тут профессионалы работать будут, а не всякая лимита! На секунду Стас замер. Он абсолютно не имел представления, что именно за взрывное устройство принес с собой Сидорчук-Омельченко, одно оно было или несколько, и в какой степени готовности находилась бомба. Зато прекрасно понимал, что одно неверное движение, один лишний толчок, и взрывное устройство может сдетонировать немедленно, поэтому захватывать украинца следовало с предельной осторожностью. Сделав вид, что от толчка худрука потерял равновесие, Станислав начал заваливаться вбок и в сторону Омельченко, поворачиваясь вокруг своей оси почти на сто восемьдесят градусов. Пытаясь изобразить попытку удержаться на ногах, он схватился за лямку сумки, свисавшей с плеча украинца, но, увы, недооценил боевую подготовку Омельченко. Тот шестым чувством осознал, что именно происходит, и попытался увернуться, но Стас буквально повис у него на плече. Украинец резко ударил его под дых, одновременно пытаясь освободить сумку, но хоть у него и сбилось дыхание и от боли перед глазами поплыли круги, хватку не разжал. Омельченко попытался провести второй удар, на этот раз в голову, но Крячко довольно легко его заблокировал и подсечкой попытался сбить противника с ног. Украинец устоял, но вынужден был уронить сумку с плеча. Долю секунды он бешено смотрел на Станислава, а затем бросился к выходу из театра. Все это противоборство пролетело столь стремительно, что ни худрук, ни охранник на выходе не смогли отреагировать на происходящее, с открытыми ртами наблюдая за дракой двух «электриков». Крячко же действовал молниеносно. Одним плавным движеним мягко опустив тяжелую сумку на мраморный пол, он выхватил пистолет из заплечной кобуры и пальнул в воздух, чуть повыше головы украинца. Возможно, тот даже почувствовал ветерок от пролетевшей в паре сантиметров от его волос пули. – Стой, сука! Пристрелю! – скомандовал Станислав, и Омельченко замер, медленно поднимая руки вверх. В следующую секунду Стас оказался прямо за спиной у террориста и мощным ударом в висок попросту вырубил его. Дождавшись, когда Омельченко с грохотом рухнет на пол, нагнулся и сковал за спиной руки задержанного наручниками. И лишь после этого посмотрел на застывшего в ужасе худрука и с сожалением произнес: – Здравствуйте, Вениамин Абрамович. Я тут к вам в гости зашел, а вы, оказывается, с преступниками якшаетесь. Придется мне Марию попросить, чтобы она ушла из этого театра. Не стоит такой прекрасной актрисе служить под руководством такого безответственного лица! Не обращая внимания на невнятное мычание худрука и на всякий случай сунув под нос двинувшемуся к нему охраннику служебное удостоверение, Крячко приказал вахтеру наблюдать за арестованным, а сам вызвал по общему каналу оперативников, которые с ним пришли. Приказав парням закругляться с обыском, он набрал номер Гурова. – Лева, мы тут хорошую рыбку поймали. Уха, я чую, жирная из нее получится, наваристый судак нам попался. Прямо, блин, бомба, а не рыбешка. – Сейчас саперов вышлю, – сразу все поняв, произнес Лев. – Не вздумай там своими шаловливыми ручонками ковыряться. Не дай бог, рванет, ко мне тогда в гости больше не приходи. Дождешься саперов, вези арестанта в Главк. И без самодеятельности! Без меня – никаких допросов. Пусть помаринуется в собственном соку. – Поучи отца шнурки завязывать! – рассмеялся Станислав и отключил связь. К этому времени Омельченко пришел в себя и попытался сесть. – Лежи, голубь, отлетался ты уже, – придавил его Стас ногой к полу. – Скоро поедем в казенный дом, там и насидишься вволю. Присланные Гуровым саперы подъехали с помпой минут через двадцать. Их автомобиль, сверкая мигалками и завывая сиреной, остановился, перекрывая служебный выход из театра, и Крячко пришлось скомандовать водителю, чтобы тот сдвинулся чуть дальше: нужно было подогнать собственную машину, чтобы загрузить в нее пойманного украинца, который окончательно сник и выглядел подавленным. Глядя на него, Станислав подумал, что опять прав был Гуров. Теперь Омельченко соловьем запоет на допросе, сдавая всех своих подельников, какие у него имелись. Подогнав свою машину прямо к дверям служебного входа, он дал оперативникам сигнал выводить задержанного, открыл заднюю дверку с пассажирской стороны, привычно обводя взглядом окрестности, и застыл: в окне третьего этажа в доме напротив сверкнула бликами оптика. – На пол, мля! – заорал Крячко, но было поздно. Звук выстрела снайперской винтовки прозвучал как-то обыденно и негромко, словно из-за шалостей мальчишек лопнул воздушный шарик. Точно посредине лба Сидорчука-Омельченко нарисовалось черное пятнышко, из которого потекла тоненькая темно-красная струйка, а вот оперативников, конвоировавших украинца, забрызгало фонтаном крови и мозгов, вылетевшими из зияющей раны на затылке. От неожиданности они выпустили труп, и тот, кто еще секунду назад был человеком, бесформенным мешком рухнул на асфальт. – Аксенов, Бухонин, бегом вокруг здания! Блокируйте подъезд! – заорал Стас, падая на колено и открывая плотный огонь из пистолета по окнам квартиры на другой стороне улицы. – Кондрашов, прикрывай нас! Отстреляв обойму, он бросился через дорогу, перезаряжая оружие на ходу. Бухонин и Аксенов, опередив его на несколько метров, неслись к ближайшему углу жилого дома, стремясь успеть блокировать выход из подъезда, находившийся на противоположной стороне. Проводив их глазами, Стас помчался к противоположному концу здания, намереваясь перекрыть возможные ходы к отступлению убийцы. Судя по расположению окон, квартира, откуда стреляли в Омельченко, находилась во втором подъезде четырехподъездной пятиэтажки. Обогнув дом, Крячко заметил, как именно туда и нырнули два оперативника. Сам он гнаться вслед за ними не стал, застыв на месте, внимательно осматривая двор. Удивительно, но он оказался абсолютно пуст, словно почти в центре Москвы обосновалась частичка какого-то провинциально-сонного городка. Даже шум машин сюда почти не долетал, и лишь взъерошенная кошка сердито шипела на что-то около мусорки. Крячко вскинул пистолет на уровень глаз и аккуратно двинулся в том направлении. Медленно, стараясь бесшумно ставить ноги, он обогнул мусорные контейнеры так, чтобы не попасть на линию огня тому, кто затаился за ними, и первое, что бросилось ему в глаза, это торчавшие из-за мусорки потертые ботинки. Держа оружие наготове, Стас резко рванулся в сторону и вбок и увидел за контейнерами бомжа с разбитой головой. А следом за ним оказался арочный проход в соседний двор. Ни секунды не медля, он метнулся туда, но успел увидеть лишь кончик капота темно-зеленой машины, выворачивающей со двора на улицу, которая быстро скрылась за перекрестком в квартале от того места, где он стоял. – Не волнуйся, сука, я тебя все равно найду! – процедил Крячко и пошел обратно проверить, жив ли бездомный. По дороге он спокойно выслушал по рации сообщение от оперативников о том, что в квартире, где располагался киллер, никого нет. Гуров расхаживал по кабинету из угла в угол, пытаясь связать концы с концами. Он чувствовал, что разгадка серии преступлений лежит где-то на поверхности, возможно, даже слишком близко, но она каждый раз ускользала от него. Чего-то, какой-то малости, не хватало для того, чтобы увидеть всю картину в целом. Но каждый раз, когда он пытался это сделать, цепь преступлений снова разбивалась на не связанные друг с другом эпизоды. Потеряв машину из виду, Крячко бросился искать ближайшие камеры наружного видеонаблюдения, чтобы по ним определить ее номер и марку, но Гуров и без этого догадался, что это за автомобиль – зеленый «Brilliance» Сердарова. Он даже позвонил оперативникам, продолжавшим наблюдение за квартирой погибшего сослуживца Омельченко, и те проверили его догадку – машины покойника на месте не оказалось. Как она уехала, они не видели, поскольку место ее стоянки не попадало в их сектор наблюдения. Гуров тут же объявил «Brilliance» в розыск, но Станислава не стал отзывать, дав ему возможность перепроверить информацию. Затем позвонил экспертам, изучавшим доказательства, изъятые из квартиры Сердарова, и поторопил с результатом, а заодно приказал отправить криминалистов в тот дом, откуда неизвестный киллер застрелил Омельченко. Если убийца был профессионалом, вряд ли эксперты найдут там хоть что-то, но и вероятность того, что преступнику пришлось действовать в спешке, не в соответствии со своими планами, тоже существовала. Тогда найти какие-то следы его пребывания в квартире криминалистам, может, и удастся. Гуров не забыл и похвалить Бухонина с Аксеновым, которые отработали прекрасно. Не дожидаясь приказа сверху, оперативники пробили владельца квартиры, откуда снайпер вел огонь, и даже успели по телефону допросить его, потребовав затем явиться в отдел полиции для дачи показаний. Оказалось, что хозяин квартиры постоянно сдавал ее внаем, и последним арендатором оказался Сердаров. Впрочем, Лев этому совсем не удивился. Его поражала лишь продуманность, с которой маньяк-шифровальщик связал все концы. Он даже представил, как все это должно было бы выглядеть, не успей они помешать планам преступника в последний момент. Скорее всего, организатор серии преступлений планировал, что Омельченко погибнет при взрыве в театре. По крайней мере, саперы нашли там дублирующую дистанционную цепочку подрыва детонатора, которую и обезвредили первым делом. Помимо нее, бомбу можно было подорвать с помощью таймера. Сердарова неизвестный убрал еще до начала операции, и все должно было выглядеть так: два сослуживца, решив отомстить за «оккупированную Украину», решили устроить теракт в театре, где на представлении будет руководство одного из российских министерств. Чтобы найти деньги на покупку взрывчатки, они грабят Астахову (о которой Сердаров мог знать многое со слов своего начальника Ларионова), а затем что-то у них пошло не так. Возможно, россиянин Сердаров передумал участвовать в теракте, а может быть, просто не поделил деньги с праворадикальным украинцем. Так или иначе, они поссорились, и Омельченко убил своего подельника. А затем, при подрыве бомбы, погиб и сам. О том, что эту операцию придумал, организовал и исполнил третий человек, знал бы только Гуров, но не смог бы ничего доказать и зачах бы от бессилия отомстить и тоски по погибшей во время взрыва жене. Лев не сомневался, что маньяк-шифровальщик отрабатывал именно такой сценарий, но оказался слишком самоуверенным и недооценил сыщика, сумевшего с помощью друзей и жены раньше времени разгадать последнюю часть головоломки и свести воедино все линии. Из-за этого маньяку-шифровальщику пришлось отклониться от плана и стрелять в Омельченко из окна съемной квартиры. Гурова поражали не только тщательно продуманный план и неведомые механизмы, с помощью которых преступник дергал людей за ниточки, словно марионеток, но и то, что тот с самого начала продумал даже неблагополучный для себя исход и заранее снял с помощью Сердарова квартиру, для того чтобы убрать последнего свидетеля. Единственное, что интересовало сейчас Гурова, это то, что стал бы делать маньяк-шифровальщик, поведи Станислав украинца через парадный ход?.. Впрочем, он попытался откинуть эти мысли, сосредоточившись на воссоздании полной картины преступлений. Было очевидно, что маньяк-шифровальщик ликвидирует всех, кто контактировал лично с ним в период подготовки его операции против Гурова и во время ее проведения. Омельченко был последним из тех людей, кто мог бы рассказать про человека, который стоит за всей этой серией преступлений, но и его преступник ликвидировал. Получалось, что Гурову нужно начинать расследование с самого начала, чтобы полностью воссоздать всю цепочку преступлений, но это было совершенно недопустимо, к тому же бессмысленно – новые факты, помимо уже известных, вряд ли удастся найти.