Лев мысленно выругался и, пожалуй, впервые за долгое время пожалел, что никогда не носит с собой сигарет: сейчас ему очень хотелось закурить, казалось, одна затяжка табачного дыма поможет мгновенно найти ответы на все вопросы. Он даже пошарил в столе у Крячко, но сигарет там не нашел. В этот момент в дверь постучали, и в кабинет вошел Сурков. – Ты, как никогда, вовремя! – обрадовался Лев. – Игорь, дай закурить! – Извините, Лев Иванович, не курю, – покраснел от досады аналитик. – Жаль. Тогда сбегай и стрельни у кого-нибудь сигаретку, – попросил Гуров и добавил: – Ты зачем, собственно говоря, пришел-то? – Я разгадал загадку, которую вы просили, – приободрился старлей. – Я пропустил тот набор фраз через специальную программу, и получилось высказывание Зигмунда Фрейда. Правда, в нем не хватает двух слов: «великим и сексуальное». А если их добавить, то выходит: «В основе всех наших поступков лежат два мотива: желание стать великим и сексуальное влечение. Каждый нормальный человек на самом деле нормален лишь отчасти». И еще. В электронную базу данных по тому архивному делу запросы чаще всего приходили с IP-адресов Прохорова. Из его рабочего кабинета, с его ноутбука и стационарного компьютера у него в квартире. – Так вот что, значит, ты хотел оставить мне на закуску на месте взрыва, – рассмеялся Лев, которому все стало окончательно ясно. – Ну, что выросло, то выросло! Не обращая внимания на удивленного Суркова, он набрал номер телефона Ларисы Ивлевой, подруги семьи Астаховых. – Лариса Романовна, полковник Гуров беспокоит, – проговорил Лев, когда ему ответили на звонок. – Скажите, пожалуйста, а к какому психологу вы ходили, а затем уговорили пойти к нему Наталью Леонидовну и Федора Валерьевича? – А это важно? – удивилась в ответ Ивлева. – Ответьте на вопрос, пожалуйста, Лариса Романовна, – чуть жестче, чем сам того хотел, потребовал Гуров. – К Сергею Игнатьевичу Прохорову, – чуть испуганно пролепетала женщина. – Он очень хороший специалист… – Пожалуй, впервые в жизни мне придется с этим согласиться, – хмыкнул Лев и, отключив связь с Ивлевой, связался с дежурным по Главку. – Скажи, Скворцов, когда сегодня появился на службе психолог Прохоров? – Минут пятнадцать назад явился, – отрапортовал дежурный. – Ему что-то передать? – Все, что нужно, я сейчас сам ему сообщу! – коротко ответил Лев, сунул в карман пистолет и вышел из кабинета, не обращая внимания на окончательно опешившего Суркова. Он вошел в кабинет психолога без стука. Прохоров в это время надевал пиджак, который достал из платяного шкафа, занимавшего угол кабинета. На секунду на его лице мелькнули удивление и испуг, но затем психолог, совладав с собой, широко и дружелюбно улыбнулся сыщику. – Будем считать, Лев Иванович, что дело у вас настолько спешное, что вы задумались и забыли постучаться. Здравствуйте. Что вас ко мне привело? – Ох и заставил ты меня попотеть в последнюю неделю, Сергей Игнатьевич, – улыбнулся в ответ Гуров. – Если честно, я тебя даже уважать начал. Это же надо, такой глубокий план придумать!.. Даже мой отпуск в схему сумел вплести. Я бы даже шляпу перед тобой снял, если бы ты, падла, не надумал Марию вместе с театром взорвать! – Я не понимаю, о чем это вы, товарищ полковник? – прорычал Прохоров, делая шаг назад. – Дернись, тварь! – процедил Лев, вытаскивая из кармана пистолет. – Доставь мне удовольствие, попытайся оказать сопротивление. Хрен с ним, я с десяток объяснительных напишу, отстранят меня от службы на месяц-другой, но зато я получу огромное удовольствие, полюбовавшись 9-миллиметровой дыркой у тебя во лбу. Ну? Я жду! Прохоров медленно и осторожно поднял руки вверх и покачал головой: – У вас против меня ничего нет, товарищ полковник. – Тамбовский волк тебе товарищ! – отрезал Гуров. – Мордой к стене, руки за спину, ноги на ширине плеч, скотина! Эпилог Последние дни августа выдались просто замечательными. После аномального похолодания и последовавших за ним нескольких дней удушающей жары на улице стояла мягкая, почти июньская теплынь. На выходные вся компания решила выбраться на дачу к Орлову на Медвежьи озера, а Крячко даже привез с собой свою последнюю пассию, что делал крайне редко. Обычно Станислав не знакомил друзей со своими дамами, предпочитая вообще не обсуждать эту сторону своей личной жизни. И то исключение, которое он сделал на этот раз, говорило, что закоренелый бобыль задумался о возможном изменении в этом вопросе. Гуров с Марией наблюдали за щебетанием этой милой, чуть полноватой хохотушки, которая ничуть не смущалась новой для себя компании, почти с одинаковыми улыбками. – Я все-таки никак не могу понять, как Прохоров заставил повеситься того мужчину на автомойке? – повернувшись к мужу, поинтересовалась Мария. – Неужели возможно психологически подтолкнуть человека к самоубийству? – Конечно, возможно, – вместо Гурова ответил Станислав. – Статья 110 УК РФ. – Да я не о том! – отмахнулась от него Строева. – Если над человеком долго издеваться, то можно его подтолкнуть покончить с собой. Но ведь свидетели говорят, что Ненашев в последние дни перед смертью был очень спокоен, даже выглядел счастливым. К тому же как заставить человека повеситься в нужном месте и в нужное время? – Никак, – задумчиво произнес Лев. – Мне этот вопрос тоже не давал покоя, а Прохоров отказывался что-то объяснять, пока я не выяснил, что он с детства увлекался гипнозом, а затем, еще в институте, всерьез учился этой дисциплине. Даже опыты какие-то проводил. – А разве под гипнозом человека можно заставить повеситься? – удивилась Мария. – Конечно, можно! – встряла в разговор подруга Станислава Татьяна. – Гипноз – это все равно что черная магия. Если гипнотизер сильный, то может заставить человека сделать все что угодно. Даже цыгане этим пользуются, заставляя людей отдавать все, что у них имеется. – Боюсь, вы немножко не правы, Татьяна, – улыбнулся Гуров. – Ты! – прервала его Татьяна. – Мы же договорились, что общаемся на «ты». – Хорошо. Ты не права, Тань. Для того чтобы заставить человека под гипнозом совершить какой-то поступок, нужно, чтобы он внутренне был готов к этому. Так называемый цыганский гипноз – это совершенно другая вещь. Какую-то определенную технику гипноза они применяют, но там еще достаточно тонкое знание психологии людей. Они отлично различают тех, кого можно обмануть, надавить, вынудить к чему-то, и только на таких людей воздействуют. – Ну, прямо про Прохорова сказал! – рассмеялась Мария. – Да. Согласен. Вынужден признать, он вообще уникальная личность, – хмыкнул Лев. – Так что там с самоубийцей на автомойке? – перебила его Татьяна, ничуть не обидевшись за то, что Гуров опроверг ее утверждения о гипнотизерах. – Там не было самоубийства. После нескольких сеансов психотерапии, которые провел с Ненашевым Прохоров, он достаточно хорошо изучил свою жертву. Предложил ему лечение депрессии гипнозом, а когда понадобилось, поставил перед жертвой простую задачу: когда пойдет за молоком, зайти на автомойку, остановиться и досчитать до тысячи. Сам Прохоров в нужный день поджидал там свою жертву. Когда Ненашев сделал то, что он ему внушил, он просто накинул петлю ему на шею и поднял его на балке. Затем поставил ящик, закрепил веревку, отрезал длинный конец и спокойно скрылся. На все это понадобилось не больше трех минут. – А как он вообще угадывал, куда ты поедешь? – спросила Татьяна. – Тут нужно было отличное знание психологии и детальное изучение моих методов работы, с чем Прохоров прекрасно справился, – с нотками невольного уважения ответил Гуров. – До тех пор пока я не осознал, что со мной ведут игру, я поступал стандартно. И рассчитать, когда и как я выйду на след преступников, которых Прохоров сам же и подбил нападение на Астахову совершить, было достаточно просто. – У меня все равно не укладывается в голове, как можно провернуть такое, – вздохнула Мария. – Когда он вообще задумал эти преступления? – Желание уничтожить меня, а заодно и тебя, любимая, появилось у него, когда я его отшил в театре, в период ухаживания за тобой, – грустно улыбнулся Лев. – Если честно, я тогда и лица-то его не запомнил. Да и что именно ему сказал, так бы и не вспомнил без его напоминания. Для меня это был просто эпизод, один из миллионов, а для Прохорова это стало самым страшным оскорблением, которое он претерпел. Он мне сказал, что я его унизил публично, а такого он не прощает. Конечно, детали он продумал позже, но сама мысль унизить меня и убить отвергнувшую его актрису родилась именно в тот момент. – Лева, тебе говорить о работе не надоело? – требовательно оборвал его рассказ генерал. – Ну-ка, марш все к столу! И водка нагреется, и шашлыки остынут! Орлов принес к столу в беседке десяток шампуров с хорошо пожаренным, сочным шашлыком. Снимать мясо он не стал, а разложил каждому по шампуру на тарелку, остальные оставив для тех, кто захочет добавки. Жена Орлова посыпала шашлыки нашинкованной зеленью и поставила на стол острый соус в тарелочке, который только что сама приготовила. Крячко вынул из переносного морозильника бутылку водки и разлил ее по рюмкам. Все принялись за еду, и на некоторое время разговор перешел на сторонние темы, но вскоре все вновь вернулось к последнему громкому делу, которое смогли раскрыть Гуров с друзьями. Льву пришлось выложить все, что ему удалось вычислить самому, а также то, что ему рассказал Прохоров на допросах. Первое время бывший психолог Главка упирался и не желал объяснять детали, но Гуров нашел и к нему особый ключик. Он понимал, что Прохорову ужасно хочется похвастаться своим планом, даже несмотря на провал. И когда он смог подтолкнуть его к откровению, Прохорова было уже не остановить. Он настолько детально все рассказывал, что протоколы допросов получались чуть ли не километровой длины. Цель попасть в Главк психолог поставил себе сразу же после того давнего конфликта с Гуровым. Правда, тогда штатных психологов в полиции не было, и Прохоров уже собирался сменить профессию, но, к его удовольствию, руководство МВД решилось на изменения, и ему помогло знакомство с Изметьевым, жену которого он успешно лечил. После этого Прохоров стал выбирать в среде знакомых замминистра того человека, который ему был нужен для осуществления своего плана. Надо сказать, что психологу никто не запрещал заниматься собственной практикой во время работы в Главке. Он хитро завуалировал это деятельностью по проекту изучения психотипов преступных элементов, которое финансировалось государством, а вместо реализации проекта занимался получением дополнительной прибавки к зарплате. Среди его клиентов оказалась любовница Астахова и подруга его жены Лариса Ивлева, и механизм запустился. Благодаря болтливости женщины Прохоров был прекрасно осведомлен и о делах внутри семьи Астаховых, и о репутации его брата Ларионова, которого Ивлева терпеть не могла, и обо всем его окружении. Работа в Главке позволяла получить всю необходимую информацию о каждом человеке, заинтересовавшем его, а дальше нужно было просто подобрать нужных исполнителей своего плана. Идеальным вариантом оказались Сидорчук-Омельченко и Сердаров, которые мало того что были склонны к совершению любых преступлений, так еще и остро нуждались в деньгах. Лично познакомиться с ними и обработать обоих, подстрекая к преступлению, великолепному психологу Прохорову труда не составило. Он снабдил их всей необходимой информацией, полностью подчинив своей воле, и заставил действовать строго по разработанному плану. Оставалось только дождаться возможности отправить Гурова в отпуск. – Кстати, а зачем ему это понадобилось? – поинтересовался Крячко, который после ареста Прохорова полностью утратил интерес к его делу, занявшись другим расследованием. – Если ему было нужно, чтобы Орлов тебя поставил на это дело, то мог и другими способами добиться этого. Петр-то в нем души не чаял! – Да ты и сам считал, что мне нужно к Прохорову за помощью в расследовании обращаться, – рассмеялся Лев раньше, чем Орлов попытался оправдаться на высказывание Крячко. – Тут два фактора сложились, и это было вполне очевидно. Жаль, мне слишком много времени потребовалось, чтобы это понять. Во-первых, если бы Прохоров потребовал от кого-то поставить на расследование организованного им преступления именно меня, я бы непременно задумался над этим обстоятельством и начал бы вычислять, откуда у этого требования ноги растут. А во‑вторых, чтобы точно рассчитывать каждый мой шаг, Прохорову нужно было, чтобы я не занимался никакими другими делами, а заодно и немного подпортить мне репутацию. Дескать, у меня психологический спад, и мне нужна работа полегче. Как вы знаете, все это ему прекрасно удалось. – У меня ощущение, что ты этим мерзавцем восхищаешься, – недовольно проворчал Орлов. – Скорее не им самим, а его умом, – пожал плечами Лев. – Если бы он не стал играть со мной в загадки, у него бы получилось идеальное преступление. Мне сейчас даже трудно сказать, смог бы я выйти на его след, если бы он обошелся без рисовки. Ведь картинка бы четкая нарисовалась: два преступника совершили разбойное нападение на женщину, на эти деньги купили взрывчатку и устроили теракт в театре. Один по каким-то причинам убил другого, а затем случайно подорвал сам себя. Даже если бы от дистанционного управления бомбой остались какие-то следы после взрыва, вряд ли это натолкнуло бы на мысль, что у террористов был третий сообщник, и уж выйти таким образом на Прохорова оказалось бы очень нелегко. – То есть желание Прохорова показать тебе, что он умнее, было его единственной ошибкой? – уточнила Мария. – Нет, конечно. Не единственной, но главной. – Хочешь сказать, ты его сразу заподозрил? – иронично поинтересовался Крячко. – Не мели ерунды, Стас! – удивленно посмотрел на него Гуров, лишь потом сообразив, что этот вопрос – своеобразный способ порисоваться перед Татьяной. – То, что преступник прекрасно разбирается в психологии людей, мне стало понятно, когда я осознал, что разбойное нападение на Астахову и три следующих убийства – звенья одного преступления. А Прохорова начал подозревать лишь тогда, когда понял, что у преступника слишком свободный доступ к полицейским базам данных и архивам. Игорь Сурков мои догадки подтвердил. А окончательно психолог раскололся, когда нашли его пальчик на гильзе, обнаруженной на месте работы снайпера, убившего Омельченко. Ему опыта в этом деле не хватило. Отлетевшую гильзу искать времени не было, а про чехол на затворник он не подумал. – А винтовку где он взял? – спросила Татьяна. – В хранилище вещдоков, – ответил ей Крячко. – Он ее даже вернуть туда успел до того, как его Лева арестовал. – И все равно я не пойму, откуда у человека может быть столько жестокости и мстительности? – задумчиво произнесла Мария. – Неужели раньше этого заметно не было? – Прохоров еще в детстве был очень обидчивым ребенком и научился пакостить своим врагам исподтишка так, что на него даже подозрения не всегда падали. А с годами отточил это качество, – объяснил Гуров, – когда посчитал, что я его публично оскорбил, да еще и на глазах у женщины, чьего внимания он добивался. Он захотел просто унизить меня. Затем я его оскорбил повторно на одном из занятий, которые он проводил для личного состава Главка, а потом еще несколько раз нелицеприятно высказывался о его профессии. К тому же ты игнорировала его любовные послания, которые он тебе присылал вместе с подарками. Интересно, почему ты мне об этом не говорила? – Лева, мне таких посланий десятки в месяц приходят, – отмахнулась Строева. – Если я на них буду обращать внимание, да еще и тебе рассказывать, у нас времени на другие занятия попросту не останется. Я все эти признания в мусорку выкидываю, даже не дочитывая до конца. – А как этот Прохоров мог столько людей втянуть в свое преступление? – удивленно поинтересовалась Татьяна. – Тут все просто. Прохоров вырос в обеспеченной семье, и его родители занимали высокие должности в госструктурах. Они сами старались заводить массу знакомств, да и сына к этому приучили. Тем более что он умеет быть обаятельным, когда этого хочет, да и психолог из него отличный. И еще у Прохорова есть одно важное качество: он большое внимание уделяет мелочам, кажущимся на первый взгляд незначительными, оттого достаточно быстро добивается желаемого. Он и мои привычки сумел отлично изучить. Простой пример: Прохоров знал, что в моменты эмоционального перевозбуждения я могу успокоить нервную систему парой рюмочек коньяка. Причем люблю пить только армянский. Он рассчитал, что, после того как Петр меня отправит в отпуск, я могу купить себе бутылку коньяка или выпью несколько рюмок из домашних запасов. Поэтому и подарил Марии армянские фрукты на закуску. Дескать, знайте, я начинаю игру, и вы никуда от меня не скроетесь. – А разве он не рисковал, возобновив подношение подарков Марии? – задала новый вопрос Татьяна. – Она ведь могла его вспомнить. – Элемент риска, конечно, присутствовал, но Прохоров рассчитывал, что Мария ни за что не сможет вспомнить его фамилию, тем более что он при знакомстве называл ее лишь один раз, – ответил Гуров. – К тому же он достаточно существенно изменял свой имидж и внешность, когда приходил к ней, и был уверен, что я не смогу опознать его по словесному описанию. А вдобавок ему нравилось рисковать. Прохоров рассчитывал, что закончит задуманное до того, как я догадаюсь, что он за всем этим стоит. Гуров рассказал, что психолог готовился к совершению серий преступлений больше года, а в финальную стадию они вошли благодаря двум обстоятельствам. Во-первых, приход на службу в Главк дал ему возможность получить массу необходимой информации. В том числе он наткнулся на старое дело серийного маньяка из 80-х, которое подтолкнуло его к мысли, как все обставить с пафосом и удовлетворить собственное раздутое самолюбие. А во‑вторых, Прохоров вышел на Сидорчука-Омельченко.