* * * Поскольку повествование наше движется хронологически, следуя за изгибами жизни, то для разъяснения того, что было в то время мне придется как бывзять информацию из будущего, когда я уже три года работал в нашем посольстве в Италии, и приложить ее к реалиям текущей жизни в Австралии. Естественно, что событие, о котором я сейчас пишу, основывается не на прямых фактах, а на умозаключении автора по состоявшимся фактам. Обладатель вкрадчивого хриплого голоса, отговорив со мной, сделал то, что ему и следовало сделать Он не работал в торговой миссии США. Это был профессиональный разведчик – сотрудник ЦРУ. Положив трубку на телефонный аппарат, он на некоторое время сел в кресло, откинулся на его спинку и задумался. С точки зрения службы, перед ним не стояло сложной проблемы. Да, у него были кое-какие наметки плана, но для конкретных дел нужно было все обсудить с резидентом ЦРУ в американском посольстве. Итак, человек с особенным голосом, как я узнал позже, его звали Джек, собравшись с мыслями, пошел в секретный отдел, выбрал из документов то, что ему было нужно, расписался в получении материалов и медленно, как бы осторожно, побрел в кабинет резидента. С ним Джек был хорошо знаком, поскольку они сотрудничали бок о бок в разных местах, и были примерно одного возраста. Радушно поприветствовав секретаршу, он взглядом и кивком головы вопросил: на месте ли босс? Получив положительный ответ, Джек аккуратно открыл дверь кабинета и плавно протиснул в кабинет свое далеко и давно уже не стройное тело. После взаимных приветствий и нескольких фраз, резидент полюбопытствовал, что нового затеял Джек на этот раз? Тот, слегка поколебавшись, напомнил боссу о самостреле Константина Иванова в советском посольстве и, отметив про себя интерес в глазах босса, положил перед ним папку с документами. Босс полистал досье, собранное федеральной службой на Костю, повертел в пальцах рук имеющуюся там фотографию, и с любопытством взглянул на Джека: – Ну и что…? Дело было и прошло. Этого самого Иванова уже нет в живых. Стоит ли беспокоить его? В голосе босса сквозило недоумение. Досье он закрыл, но его вопросительный взгляд остался. Тогда слово взял Джек: – Видишь ли, Род, мы действительно помогли уйти на тот свет Иванову и при этом не запятнали своей репутации… Конечно, Иванов был бы более полезен живым, но, по крайней мере, он нами ликвидирован…, – Джек поправился, – из рядов наших противников убыл талантливый боец… Джек остановил свою плавную речь, подвинул досье к себе, раскрывать его не стал, но продолжил: – У этого Иванова был друг, он и сейчас здесь, в советском посольстве. Это Павел…, – Джек заткнулся, забыв фамилию; вспомнил, продолжил… Павел Костин. Может быть нам попробовать это, – Джек похлопал по досье, – на Костине? – Он, кажется, человек неглупый и ему не придет в голову дурацкая мысль лишать себя жизни по пустякам. Босс внимательно и очень серьезно смотрел на Джека. По его лицу нельзя было представить реакцию. Он было протянул руку к досье, но брать не стал. Ему важны были не детали, а сам принцип. Молча он встал, сделал несколько шагов по кабинету, не решаясь на окончательный вердикт. Наконец сказал: – Джек, ты, конечно, мой друг, вместе нами съедено много соли, но… я не ожидал, что ты такой безжалостный плут. Если ты начнешь операцию против Костина так же, как ты это проделал в отношении Иванова, то ты получишь, скорее всего, тот же результат. Костин, наверное и не глуп, но у русских во всем свое понимание, а значит и поступки. Они мыслят иначе, у них иное воспитание. Они во многом живут эмоциями…К тому же они коммунисты, преданы партии и власти, люди образованные и сознательные. Этот, как его…, Павел, вряд ли будет согласен с нами, но, почему бы и не попробовать…? Резидент опять походил по мягкому ковру, остановился перед сидящим Джеком и продолжил: – Русские в отличие от нас, коллективисты, мы индивидуалисты. Любое явление русские оценивают с позиции коллектива, его взглядов и интересов. И на одни и те же факты русские реагируют не так, как американцы. Эту их особенность ты, Джек, не учел вполне в истории с Ивановым… Сейчас ты предлагаешь мне все просто повторить в отношении Костина. Можем мы предположить, что этот друг Иванова поступит так же, то есть просто продырявит себе башку? Можем. Я почти уверен в таком исходе. А зачем нам это? Джек, боюсь, друг мой, что ты стареешь. Ну чем тебе не нравится этот Костин? Я о нем ничего не знаю, большого интереса он для нашей службы не представляет. Ну, организуем мы для наших противников еще одну трагедию, а с какой целью? На место Костина придет другой дипломат. Так мы и его убьем? Нет, дорогой мой, так работать не имеет смысла… Свою затею ты выкинь из головы. Нужно изучить этого Костина как следует, и если уж что-то делать, то при определенной гарантии успеха. Босс оставался какое-то время в задумчивости, потом улыбнулся, спросил: – Ты со мной согласен? Не как подчиненный, а как мой старый сослуживец и друг. Вот и оставил меня в покое тогда этот Джек, не потому, что он действительно признал правоту босса, а просто – не зря в службе говорят, что «спорить с начальством, что писать против ветра: весь мокрый будешь». Тогда Джек оставил меня в покое, я доработал в довольстве и здравии свои оставшиеся три года с «хвостиком», и мы всей семьей с радостью вернулись в Москву. Купили кооперативную квартиру, первую модель «Жигулей», а потом через МИД записались и купили дачу. В общем, каких-то особенных проблем у нас не было. Я продолжил работу в МИД, а Настя, возможно привыкнув в Австралии и к отсутствию работы и познав радость в работе над своей внешностью, к общественно-полезному труду не стремилась. Тем более были у нее серьезные оправдания: обустройство квартиры, а затем дачи, воспитание дочери и заботы о ней. К тому же, ей после ВУЗа так и не удалось толком понять, и более того, полюбить работу психотерапевта. Возможно, и я в этом «помог», поскольку никогда не видел смысла в профессии, которая пытается лечить психов, точнее людей, психически больных. Здоровому человеку все это трудно уразуметь, ибо не совсем ясно, что такое психика человека, где болезнь, а где распущенность, несдержанность, горячность. Все говорят психи – психи, а разбираться должны, вроде как, специалисты. Вот и получилось: Настя говорила, что ей не нравится ее профессия, а я искренне ей сочувствовал. А когда я увидел, что у Насти и без работы забот хватает, то и тем более с ней согласился. И в самом деле, за время от одной заграничной командировки до другой – в три года – Настя и квартиру обустроила и на дачном участке какую то хижину поставила. Получается, что результат ее дел был совсем не хилый. Им даже можно было гордиться. К этому можно добавить и мой личный философский аспект. Поездив по западному миру, я увидел несостоятельность антихристианского тезиса об абсолютном равенстве и смешении полов. Женщинам в современном мире было предложено, не отказываясь от естественной обязанности и привилегии рожать и воспитывать детей, принять на себя общественную роль, равную мужчине. Если раньше, до XX века, в течение тысяч лет женщина всегда занималась детьми и домом, семьей, а мужчина добывал хлеб насущный, то сейчас женщинам ловко внушили, что и о материальном достатке они должны тоже заботиться. Причина этого очевидна: с развитием капитализма мужчинам в сфере производства стали мало платить, и женщинам пришлось вынуждено приобщаться к мужскому труду. Естественно, что в этом случае Запад не мог не деградировать, а чтобы это как-то прикрыть, понадобились войны, к которым женщин стали приобщать все больше. В общем, если в это все вдуматься, то берет оторопь: как могли женщины допустить такое к ним отношение? Вот и старался я Насте помочь изо всех сил. Мой взгляд в целом был старомодным, и когда я видел и любовался своей цветущей Настей, я искренне за нее радовался, был готов сам сесть на хлеб и воду лишь бы уберечь любимую от лишних хлопот. Однако, и меня это смущало, любя и любуясь женой, я иногда с теплым чувством вспоминал Елену. По приезду меня с семьей в Союз мне увидеться с ней не удалось. Причина проста: Леночка через пару лет после гибели Кости вышла замуж за какого-то высокого чина, занятого службой в военно-морском флоте. С ним она уехала во Владивосток (или в Петропавловск Камчатский?), а ее сынок, Николенька, как я и ожидал, стал нахимовцем. Он этого сам хотел, поскольку рос в семье моряков, отлично учился, да и протекция деда-адмирала была в любом случае не лишней. В общем, мне оставалось за Леночку только радоваться. * * * Мой следующий, пожалуй, предпоследний этап начался с вызова в отдел кадров, где мне настойчиво предложили поехать на работу в наше посольство в Эфиопии. Кадры исходили из того, что когда-то, более десяти лет назад, мне пришлось провести полгода стажеромв этом посольстве. Получалось, что страну эту я, худо-бедно, знал, а значит, сказали мне в кадрах, «не все тебе ездить по райским кущам (Австрия, Австралия), пора поехать в горную африканскую страну вечной весны». В этом предложении все мне показалось правильным. И это тем более так, что должность мне предлагалась первого секретаря, а в перспективе стать советником после отъезда из страны последнего через год-два. Да и впечатление у меня от страны осталось в свое время приятное, если не считать, конечно, наглого советника, который мне при отъезде впарил проклятую сумку с бумажным хламом. Кстати об этом. Как мы помним, сумку я оставил в Риме, а затем о ней нигде и никому ничего не сказал, а меня, в свою очередь, тоже не беспокоили. Атташе посольства оказался тогда прав. В общем, я оформил документы на поездку, Настя, как и следовало ожидать, устроила мне некоторое нытьё, но я все выдержал, и в некотором роде был вполне согласен с судьбой. Однако, к несчастью, судьба почему-то передумала. В Эфиопии произошел государственный переворот, от нашей страны потребовали личный состав посольства сократить и мое назначение в эту страну сорвалось. Я был разочарован и огорчен, как будто чувствовал, что все это не к добру. Про Настю должно сказать другое: она была в восторге, предпочитая лучше остаться в Москве, чем зарабатывать неплохие деньги в Африке. Кстати, одно из ее приличных качеств состояло в том, что она не была жадна к деньгам или, если сказать шире, до богатства. И это качество никуда не исчезло, когда расходы на квартиру и дачу несколько превышали возможности моей зарплаты. Потерю Эфиопии она восприняла как подарок судьбы. Но знала бы она о том, что ей готовила судьба! Да и я этого не знал и не предчувствовал. Хотя предложение кадров поехать на работу в Италию принял с интересом, но небольшим, где-то близким к безразличию. C Италией все произошло неожиданно и быстро. Я был уже оформлен в Эфиопию и решение руководства МИД состоялось, и оно было утверждено в Центральном комитете КПСС. Как я понял по ситуации, из этой высокой инстанции была дана команда, использовать меня на ближайшей вакансии. Таковой оказалось место первого секретаря посольства СССР в Италии. В общем-то, это смотрелось как подарок судьбы, хотя, по сути, он оказался роковым. В этом назначении был один существенный и неизбежный недостаток: в посольстве была русская школа, но только до четвертого класса. А у нас дочь уже закончила седьмой, так что ей, видимо, придется жить у моих родителей, приезжая к нам в Рим только на школьные каникулы. Зная Настю, как она любит дочь, я был уверен, что долгие периоды мне придется жить без неё, поскольку дочь для неё была всем, а значит, тоскливое одиночество мне было гарантировано. К тому же Настя намеревалась чаще приезжать в Киев, где потихоньку доживала свою жизнь её мать. Не могу сказать, что Настя была близка с матерью, но будучи доброй по натуре, она глубоко переживала предстоящий отход матери в лучший мир. И она прямо заявила, что будет часто ездить как к дочери, так и к матери. Что я мог возразить? Тем более этот рок касался всех работников заграничной службы * * * Первое, что сразу бросилось в глаза и шокировало в итальянской столице – это вооруженные автоматами полицейские на римских улицах. Такого я не видел ни в Вене, ни в Канберре, ни, тем более, в Москве. Оказаться внезапно перед человеком в форме, в руках которого был автомат, вызывало тревожное беспокойство. Мне, конечно, объяснили потом, что в Италии сильна мафия, коррупция и организованная преступность. Убийства и ранения нередки, но привыкнуть к этому было в те далекие семидесятые годы совсем не просто. И сколько я там жил (около четырех лет), я постоянно не мог не удивляться особенностям жизни итальянского общества и государства. Вроде бы к влиянию и роли мафии я со временем привык. Но, где-то на третьем году службы я столкнулся с таким фактом, который меня просто потряс. Ничего, вроде особенного, все мило и даже интересно и любопытно. Получил я как-то простое указание своего руководства: загрузить багажник моей автомашины «Фиат» нашей литературой в переводе на итальянский язык и отвезти её в южную провинцию Реджо ди Калабрия в небольшой городок на берегу Мессинского пролива. Название городка я, за ненадобностью, с течением времени забыл, но события в том месте остались в памяти на последующую жизнь. В общем, по прекрасному шоссе в хороший яркий солнечный день машина моя летела, как на крыльях, и ближе к обеду я подъезжал к провинции и к этому городку. В ходе поездки я привычно поглядывал в зеркало заднего вида и понял, что «хвоста», т. е. слежки, за мной нет. Её и не должно было быть, поскольку как только итальянцы убедились, что я дипломат «чистый», они себя дальше слежкой особенно не напрягали. Так, разве что иногда. В общем, поднимаюсь я на высокую и крутую горку, а там столб с надписью «Реджо ди Калабрия». Понятно, въезжаю в нужную мне область. Справа у дороги вижу стоящий «мерседес». Я его миновал, но заметил, что он сразу сорвался с места и пристроился к моей машине сзади. «Ну ладно, – думаю, – вот он и «хвост». Еду дальше, а «хвост» следует за мной, не маскируясь и в наглую совсем близко. Мне показалось это странным. Въезжаю в городок. А планировка итальянских городков своеобразная, она, пожалуй, просто отсутствует. У меня естественно есть адрес моего контакта, есть карта, но попробуй её применить на местности, где переулки и улицы узкие, маленькие, кривые и я какое – то время блуждал по ним по наитию, но вскоре выдохся, поняв, что нужно искать помощи. Остановил машину, вышел из неё и спрашиваю у прохожего: как мне проехать по такому-то адресу? Он подумал, внимательно на меня посмотрел, осмотрел и мою машину и сказал: – Я не знаю. Видя, что это меня не удовлетворило, он пожал плечами, махнул рукой вдоль улицы и добавил: – Там, в следующем квартале есть кафе «Кальчо» (по-итальянски означает «Футбол»), заезжайте туда и спросите у них. Там они знают все и про всех. Я ничего толком не понял. Сел в машину, обратил внимание, что «мерседес» стоит прямо за мной, удивился, тронул машину с места, но почти тут же встал. Совет итальянца мне показался странным: причем здесь какое-то кафе? Про себя я буркнул совсем не к месту по-украински: Вин, мабуть з глузду з'ихав; что по-русски означает: «Он какой-то чокнутый.». Я опять вышел из машины и с тем же вопросом обратился к проходящей пожилой даме. Она тоже внимательно меня оглядела, потом посмотрела на мою машину и, бросив взгляд на «Мерседес», сказала: – Я не знаю, где это, но… думаю, вам могут помочь немного дальше в кафе «Кальчо». И она показала рукой в нужную сторону. Это уже было черти что! Но поскольку я топтался у своей машины, то обратил внимание на типов, сидящих в «Мерседесе». Они улыбались и о чем-то переговаривались. Подумал: «Может у этих типов спросить?». Однако эту мысль тут же отбросил, типы были явно из каких-то спецслужб, с которыми нам без нужды общаться было не рекомендовано. Сел в машину, тронул ее с места, понимая, что все-таки кафе «Кальчо» мне, пожалуй, не миновать. Тем более это, как было сказано, рядом. В кафе был полумрак, поскольку время неопределенное – 11.30, потенциальные клиенты пока при делах. Внутри помещения прохладно, за стойкой кафе стоит молодой человек и смотрит на меня гостеприимным веселым взглядом. Поздоровались. Я изложил ему свою простенькую проблему. Он спросил, а кто я и зачем здесь? Сказал, что я из Рима, из советского посольства, здесь ищу некоего библиотекаря Марио Драги и сообщил ему адрес. К этому добавил, что мне показалось странным, что люди с улицы направили меня в это кафе, спросил: – У вас здесь что, центр справочной информации? Собеседник дружески улыбнулся, то ли мне, то ли вошедшим двум громилам из «Мерседеса», которые, наверное, тоже решили вкусить по чашечке кофе. Они сказали: «добрый день». Я ответил, а бармен лишь продолжал улыбаться. Громилы отошли в угол, сели за столик, на восклицание бармена – «сей момент» – лишь кивнули головами. Понятно, что здесь они были свои люди. Обращаясь ко мне, буфетчик сказал: – Если господину угодно будет подождать, то я все узнаю… А чтобы вам было не скучно, предлагаю чашечку нашего кофе, у нас он гораздо лучше, чем у вас в Риме. И, кстати, для вас кофе отнесем за счет заведения… Сказав это, он мельком взглянул на громил и исчез. Мальчик, лет тринадцати, вскоре появился с кофе для меня и для громил. Я спокойно пил кофе, удивляясь странной ситуации, в которой оказался. Мне не приходилось сталкиваться с чем-то подобным, хотя проработал в Италии уже три года. Было чему удивляться: вопрос у меня был плевый по всем меркам. Местные жители могли на него легко ответить без всякого риска для своей жизни, Сказать, как обычно, «не знаю» или разъяснить путь следования к искомому адресу. Но они почему-то, колеблясь, отсылали меня в это гостеприимное кафе, где и бармен повел себя не стандартно. Он не сказал, что он знает или не знает, где находится нужный мне адрес. Он просто попросил подождать его с ответом и угостил меня кофе. Совсем непонятным было поведение громил. Они не делали мне зла, были улыбчивы, но в прямом смысле висели у меня на хвосте. С чем-то подобным я не сталкивался ни в Австралии, ни здесь, в Италии. Спецслужбы, конечно, за нами следили, но делали это не заметно. А если заметно, то исполняя какой-то план начальства, который мог включать в себя преднамеренную провокацию. Короче говоря, поведение громил для спецслужб выглядело странным. Кофе я допил, буфетчик вышел из-за кулис вместе с мальчиком и сообщил: – Прошу господина извинить за некоторую задержку. Дайте нам ее искупить, мы даем провожатого, – он хлопнул парнишку по плечу, – который сопроводит вас по адресу. Это, кстати, совсем рядом… Да у нас тут все рядом, городишко небольшой. Итак, я поехал, наконец, туда, куда мне было нужно, отметив про себя, что громилы с «хвоста» слезли. Марио Драги, к которому мы доехали буквально за минуту, оказался приличным на вид человеком среднего возраста. Высокий, чернявый, энергичный в движениях он вполне тянул на идеального итальянца, коим он и был, но глаза у него были голубые и они отчетливо выделялись на его загорелом лице. Марио был главой местной городской библиотеки, и заодно, возглавлял в соседнем портовом городе – столице провинции Реджо ди Калабрия отделение общества «Советско-итальянской дружбы». Как и большинство итальянцев, он был разговорчив, добродушен, а как меньшинство во всех нациях, – умен, начитан и хорошо разбирался в политике. С таким человеком всегда интересно. Вместе мы разгрузили багажник моей машины, затащили книги в дом, сложили их в коридоре объемной стопой, а далее Марио предложил мне на выбор его домашнюю кухню, в которой жена заготовила и оставила перед уходом на работу еду, или кафе. Естественно и весьма искренне я предпочел домашний уют. Избегая наши служебные отношения и разговоры, сообщу лишь то, что относилось к странным предшествующим событиям. В общем, по его словам, все выглядело так. Машина «Мерседес» на горном перевале при въезде в область Реджо ди Калабрия и два громилы внутри неё – это была своего рода пограничная охрана местной мафии. Они следили за тем, чтобы в пределы области не въехали нежелательные для мафии элементы, в том числе мафиози из других областей. На моей машине висел совсем уж необычный для юга Италии номерной знак: было написано на нем крупным шрифтом «Roma», а рядом пристроилась буква «D» с набором цифр. Вот и поехал «Мерседес» за мной увериться, что с моей стороны гадостей не будет. Почему странно реагировали люди? Они видели, что человек чужой (в их городишке все друг друга знают) и машина у него чужая. Чужак спрашивает, как проехать по адресу Марио Драги. А зачем? Здесь же возможно всё! Вдруг это приехал, скажем, наемный убийца, вообще любой человек, создающий проблемы. И они возникнут. Станет мафия разбираться, и возникнет неизбежный вопрос, кто помог? Вот люди и не связываются, и знают по опыту, что неясную ситуацию разрешат в кафе «Кальчо». А в кафе тоже все было обычно. Буфетчик позвонил местному боссу, тот и дал «добро», поняв по номеру, что машина из Рима дипломатическая, а личность Марио Драги здесь известная. Дальше выяснилось, что в городке, как вообще в области, все происходит с ведома и разрешения мафии. Поэтому сложился своего рода симбиоз (сожительство) государственной службы и мафии, власти официальной и криминальной. Было чему подивиться наивному советскому человеку! Я, конечно, спросил: – Послушай, Марио, а как же они могут сосуществовать, ведь по закону власть должна бороться с криминалом? Марио печально улыбнулся: – Понимаю, но такой механизм сложился исторически, он заложен в менталитете итальянцев. Если его начать разрушать, то будут огромные жертвы. А это кому нужно…? – Но подожди, Марио, а как народ? Этот механизм, должно быть, давит его? _ Э, Павел, не скажи. Мне все это не нравится, но народ в своем большинстве не против мафии. В обществе сложился определенный кодекс чести на базе местного патриотизма. Состоялся своего рода общественный договор, по которому определенным образом был и достигнут баланс общественных интересов. Все слои общества, включая мафию, хотят спокойной и в какой-то мере благополучной жизни. А значит, необходима умеренность. Власть государственная, поскольку она политически зависит от избирателей и партий, старается быть к народу мягче, позволяя ему многое в рамках закона, но она чужая, уровень жизни населения в областях низкий, а это вызывает рост преступности, коррупции, насилия, убийств. Народ страдает. Мафия живет за счет народа, но, именно в рамках своеобразного кодекса, народ не насилует. На поверхности даже выглядит, что она охраняет его от преступности, поскольку она устраняет несистемных насильников, грабителей, и прочую общественную дрянь. Получается, что и власть, и мафия, как бы служат обществу. И, кстати, видимой преступности в городе нет. Вот и получается, что люди в целом согласны с властью и с мафией, а корень зла современной жизни они видят в центре, в Риме, где, по их твердому убеждению, есть тоже симбиоз власти и мафии (и ещё какой!). Вот такая она – общественно-политическая конструкция государства. Хорошо это или плохо? Сам не знаю. Все что есть, соответствует общественному сознанию, которое непосредственно связано с историей страны от конца римской империи до наших дней. Марио закончил свою небольшую лекцию, хлопнул ладонью по столу, лукаво улыбнувшись, спросил: – Ну как, Павел, все понял? Если нет, то приезжай ещё, съездим на рыбалку. А у нас, кстати, в горах и грибов много. В отличие от нас, итальянцев, вы, русские, грибы обожаете. В общем, добро пожаловать в любое время.