– Да. Он хорошо объяснил. Это – танец доверия… и тайна! – И суть танца состоит в том, чтобы раздеваться под музыку. Я правильно понял? – Чем больше доверие, тем больше Фаби сбрасывает одежду. – Делувье только смотрел на танец? – Он очень любил. Он хотел часто. – И он никогда не хотел ничего другого, кроме как смотреть, как ты танцуешь? – Нет, а что? – Так, ничего… Комиссар Барде начал чувствовать, как глухой гнев поднимается в нем. Таким образом этот такой приветливый тип, этот идеальный бойскаут, тот, кого так превозносили всё обо всех знающие кумушки из соседнего квартала, оказался лишь грязным лицемерным извращенцем и вуайеристом, который пользовался невинностью и чистосердечностью своей добычи. И Барде начал думать, что, в конечном счете, Делувье заслужил то, что с ним приключилось. – И твой отец был в курсе? – Да. Нет. Впрочем… Фаби не знает. – Не ври мне! Ты доверяешь своему отцу, да или нет? – Да. – Тогда ты должна была ему предложить потанцевать, как и мне. Я ошибаюсь? – Да. Нет. Остановись! Почему ты такой злой? Барде мгновенно убедился в своей неловкости. Не желая этого, унесённый своим отвращением к скрытой сути Делувье, о которой стало известно только что, он ужесточил тон и обнаружил сухие интонации полицейского, стремящегося уличить подозреваемого в противоречиях. Очень быстро он снова заговорил. – Прости меня. Я не хотел. – Фаби желала говорить, но папа её не слушал. * * * На следующий день комиссар Барде появился в жилище Пьера Фабриси. Он позаботился о том, чтобы удалить Фаби, организовав ей встречу в другом месте с социальным работником. На этот раз он хотел встретиться не с девчонкой, а с её отцом. Его главная идея состояла в том, чтобы прочитать ему наставления по поводу его неосторожности. Но события сами направили всё по иному руслу. Пьер Фабриси, бледный и с синяками под глазами, сам пригласил его войти и почти не оставил ему времени, чтобы задать тон разговору. – Я был уверен, что вы придёте, – сказал он, – и это облегчит мне всё. Ваши ежедневные встречи с Фаби меня пугали, я думал, что вы подозреваете её. Но если у неё и есть какая-то роль в этой истории, то это роль жертвы, поверьте мне. Очевидно, этот человек не собирался останавливаться в своих признаниях. Комиссар Барде ограничился тем, что подбодрил его кивком головой. – Я был совершенно счастлив, когда в прошлом году Делувье предложил мне привлечь Фаби к уходу за его домом. Я не задавался вопросами. И надо же мне было оказаться таким глупцом! Итак. Я ничего не подозревал. И вдруг, на прошлой неделе, один парень, что работает со мной, сказал что-то типа известно ли тебе «о выходках твоей дочери». Я не понял. И я его переспросил. Он узнал Фаби в одном видео на пошлом сайте в Интернете. Тогда я зашёл на этот сайт, посмотрел сам и узнал салон Делувье. Вот дерьмо! Он её снял скрытой камерой, и она показывала стриптиз. Тогда кровь застыла во мне. Вечером я уже был у Делувье. Негодяй сразу же перешел в атаку, заявив, что это «маленькая компенсация» за мои задержки с арендной платой, но если я не согласен, то могу попытаться поселиться в другом месте, если получится. Всего один раз! Господин комиссар, единственный раз я не смог передать ему всю мою арендную плату. И с тех пор я давал ему каждый месяц небольшую доплату. Мне оставалось не больше пятидесяти евро, чтобы стать полностью свободным от задолженности. Пьер Фабриси подавил подступившие к горлу рыдания. – Продолжайте, это принесёт вам пользу, – поддержал его полицейский. Но Фабриси уже и так продолжал: – Он был настолько гнусен, что я потерял голову. Мы находились в его кухне. Мы схватились… Он начал меня душить… Я увидел нож на столе… И вот! Было уже поздно, я совершил главную глупость в моей жизни! Я хотел сам позвонить в полицию, но… – Была же ещё Фаби, ведь так? – Естественно. Тогда я возвратился к себе и придумал такую вот историю. Типа я нашел Делувье в агонии, и он сам попросил, чтобы Фаби все повсюду отмыла, прежде чем вызывать полицию. Как обычно, Фаби проглотила эту историю и ушла, чтобы там всё отчистить. – В самом деле, она это сделала весьма искусно, это я вам гарантирую. – Я думал, что решил проблему, но мне стали везде видеться полицейские. Я впадал в панику при любом звонке. И затем вы не прекращали интересоваться девчонкой. Каждый вечер я говорил себе – «завтра я сознаюсь»; и каждое утро возражал – «нет, я не могу, она так нуждается во мне». Вот… Теперь вы знаете всё. – Я вас понимаю. Установилось продолжительное молчание, и лишь через несколько минут комиссар Барде позволил себе спросить: – Последний вопрос, месье Фабриси. В вашем сценарии относительно Фаби – кто убил Делувье? – Неизвестный, который убежал, и тень которого я видел. – Хорошо, месье Фабриси, если ваше описание убийцы не точнее, чем то, что вы мне дали, я очень боюсь, что мы не поймаем его никогда. – Вы хотите сказать, что… Но почему вы делаете это? – Не спрашивайте, почему. Правильный вопрос – ради кого?.. Голова Наполеона Комиссар Жорж Барде был уверен, что никогда не забудет этот голос женщины, охваченной паникой, которая позвонила ему в тот день по телефону. Заикаясь, она попросила полицейского срочно прибыть, и он, выслушав её сбивчивый рассказ, решил пройти пешком те несколько сотен метров, что отделяли его от места преступления. Крики ребенка, обнаружившего неладное, привлекли внимание нескольких зевак. И теперь они бегали вокруг конной статуи Наполеона, высившейся посреди площади Короля Рене, показывая куда-то пальцами и оживлённо комментируя происходящее. Комиссару не пришлось их расталкивать, чтобы все увидеть своими собственными глазами. Ах, всего лишь это? Голова лежала у императора на коленях. Безусловно, это была какая-то банальная шутка. Например, студентов, пожелавших вот так заявить о себе, выставив столь дурацким образом башку от манекена! Так это же просто издевательство! Впрочем, их удар получился весьма успешным, и они очень сильно напугали людей! Комиссар Барде позвонил инспектору Лямотту и распорядился, чтобы тот срочно приехал и привёз с собой раздвижную лестницу. Когда тот примчался, комиссар сказал: – Я сам стащу вниз это безобразие! И пришли сюда еще людей, чтобы отогнать любопытных! Через несколько минут место было оцеплено, и комиссар Барде поставил ногу на ступеньки тщательно установленной лестницы. – Привет, Напо, я могу, наконец, прикоснуться к тебе! Сколько лет, сколько зим, великий корсиканец? Ты рад подобному подарку? – пошутил полицейский, вполне довольный своим чувством юмора. Но, добравшись до головы, он еле сдержал готовый уже вырваться крик и едва не потерял равновесие. – Лямотт, тут небольшая… Вернее, тут очень большая проблема! – сообщил он своему сотруднику, ждавшему его внизу. Потом он спустился вниз – да так быстро, что пропустил сразу несколько ступеней. – Это человеческая голова! Срочно нужна корзина и всё, что необходимо для снятия отпечатков пальцев! Его голос был хриплым, а дыхание – отрывистым, и его пятидесятилетнему комиссару никак не удавалось восстановить. Он ещё никогда не сталкивался с подобной ситуацией. Город Экс-ан-Прованс с его ста пятидесятью тысячами жителей имел репутацию довольно тихого и провинциального, и если в нём что-то и случалось, то это, как правило, были обычные бытовые ссоры. Да, за многие годы в нём, конечно же, было совершено немало настоящих преступлений, но трупы, по крайней мере, до сих пор оставались целыми. А теперь? Где находились другие части тела? В окружающих водоёмах? В доме самого убийцы? В морозильной камере? Озноб пробежал у комиссара по спине, и он почувствовал, как к горлу подступила неприятная тошнота. Ну как можно было совершить подобное? Убить – это уже омерзительно, но разрезать свою жертву на куски!.. Оставалось только надеяться, что несчастный умер раньше. Голову спустили с высокого пьедестала статуи, и она была отправлена на судебно-медицинскую экспертизу. Мужчины в гидрокостюмах обшаривали теперь соседние водоемы. – Комиссар! Рука! На другом конце площади, возле фонтана в форме задравших верх хвосты четырех дельфинов, полицейский размахивал чем-то продолговатым. – Она лежала в воде, а палец указывал в сторону церкви Сен-Жан-де-Мальт. Комиссар Барде растерялся. Что-то тут неладно… Он не знал ещё, что это такое, но у него вдруг появилось некое странное ощущение, похожее на недомогание, и это было связано не только с ужасающим видом этой отрезанной руки. – Да черт бы это все побрал! Кровь отлила у комиссара от головы, и он едва не упал в обморок. Такого с ним раньше никогда не бывало… – Голова – мужская! А эта рука – женская! Так, надо закурить и взять себя в руки. Что из этого следовало? Это означало, что жертвы две, и имеет место другой труп? Все кружилось в мозгу комиссара… Может быть, это семейная разборка? Или жестокое сведение счетов? Но ни о каком исчезновении еще не было известно, а уж в полиции о таком узнали бы первыми… А вдруг это все связано с серийным убийцей? Этого только не хватало! И кому принадлежали эти части тела? Пятнадцать часов пробило на колокольне кафедрального собора Святого Спасителя. Комиссар Барде вспомнил, что ещё не обедал сегодня, но тем не менее он не чувствовал ни малейших признаков голода. Его желудок словно скрутило в тот самый момент, когда он увидел первую ужасную находку. – Другая рука здесь, в водоеме с рыбками! И тут тоже палец направлен в сторону церкви Сен-Жан-де-Мальт! Комиссар тяжело вздохнул. Ему следовало бы пойти и посмотреть, но он боялся, что последует новая находка. – Это – мужская рука, комиссар!