Следующим вечером я стояла в переулке у своего дома вместе с моим древним рябым соседом мистером Миловым. Кто знает, сколько времени мы уже стояли там, обсуждая фантастические цены на хлеб и йогурт. Я как раз собиралась идти к себе в квартиру, когда к зданию подъехал черный мерседес и остановился рядом с нами. Напоминавшие серебряных гусениц мохнатые брови мистера Милова тревожно поползли вверх. Пассажирское окно опустилось, и сидевший внутри мужчина в солнцезащитных очках произнес с сильным восточноевропейским акцентом: – Мисс Брандт? Прошу вас проехать с нами. – Никуда я с вами не поеду, – ответила я, расхохотавшись. Однако затем я заметила, как на полном серьезе испугавшийся мистер Милов ловит ртом воздух. Я схватила его за руку, но, прежде чем я успела хоть что-то сказать, задняя дверь распахнулась и я увидела Джоанну с бутылкой шампанского в руках. – Прости, пожалуйста! – закричала она, выскакивая из машины. – С ним все в порядке? Вы в порядке? Это был сюрприз для Мэдди! Мы празднуем то, что ей пока что не нужно возвращаться домой! Мне так жаль. Она подняла шампанское и произнесла со смущенной, виноватой улыбкой: – Сюрприз! Придя в себя, мистер Милов зашаркал прочь, бормоча что-то себе под нос и держась рукой за сердце. * * * Через час мы с Джо уже сидели за угловым столиком в ресторане отеля «Шератон», пили «Беллини» – коктейль из просекко и персикового пюре, – закусывая его карпаччо из говядины и копченым лососем. – Я давно должна была нанести тебе визит, – сказала Джо, накалывая на вилку кусочек лосося. – Я была так занята. В последнее время ты ездишь ко мне гораздо чаще, чем я к тебе. А ведь ты живешь совсем недалеко. Пять часов езды. Максимум. Проще простого. И знаешь, что я тебе скажу? Так хорошо уехать подальше от всей этой ярости и ненависти, чтобы просто поотрываться здесь, с тобой. Этот лосось просто великолепен. Она затараторила о своей задумке организовать для нас ближе к концу лета поездку в Черногорию, где мы сможем отдохнуть недельку на пляже в Будве. – Нас захватят моя подруга Ана и ее друг, парень, который сдает там каждое лето свою квартиру, а сам живет со своим беззубым дядей под мостом или что-то вроде того. Но оттуда открывается прекрасный вид. Ана отправила мне по электронной почте фотографию, которую я покажу тебе, когда мы вернемся в твою квартиру. Но честно, Мэдди, там правда круто, а теперь, раз ты остаешься, мне не придется ехать туда одной. У меня отпуск с шестого августа до… Зажужжал поставленный на виброзвонок телефон-слайдер, но Джо даже не подумала прервать свою веселую болтовню, пока все же не открыла его. Однако как только она сделала это, выражение ее лица резко изменилось. У Джо на лбу была маленькая венка, которая выдувалась, когда ее что-то огорчало. И я увидела, как эта венка начала пульсировать, а рука, в которой Джо держала телефон, затряслась. – Вот дерьмо! Закрыв телефон, она опустила голову. – Что случилось? – спросила я. Подняв взгляд, Джо глубоко вздохнула: – Мне нужно вернуться в гребаный Скопье, мать его за ногу. – Что?! – Подожди. – Она набрала своего водителя, а затем жестом попросила официанта принести чек. – Прости. Выходит, что я не могу остаться. – Что произошло? – Нам должна была прийти поставка детского питания и подгузников для беженцев в Станковаче, но ее задержали на греческой границе. – Но сейчас выходные. Это не может подождать до понедельника? – Если я потеряю поставку, тысячи долларов вылетят в трубу, – ответила Джо, роясь в своем кошельке. – А македонская полиция явно пытается ее конфисковать. Если им это удастся, мы можем о ней забыть. – Зачем бы им это делать? – Потому что некий полицейский на границе знает, что есть одна сумасшедшая американка, которая заплатит, чтобы ей отдали ее поставку. – Ты это сейчас о себе? – Ясен пень. – Ты собираешься заплатить этому полицейскому? – Да, – небрежно произнесла она, допивая содержимое своего фужера. – О боже, – сказала я. – О боже, – передразнила меня Джо и рассмеялась. – Все в порядке, Мэдди. Тут просто так заведено. Мы взяли такси до моей квартиры. Собирая вещи в свою сумку, она заметила, что я делаю то же самое, и сказала: – Я не могу взять тебя с собой. – Почему? – В этот раз это не самая лучшая идея. – Я закончила преподавать, а пакет с заданиями из издательства «Фодор» придет не раньше чем через две недели. До того момента я не смогу даже приступить к работе. Позволь мне поехать с тобой. – В Македонии с каждым днем становится все хуже. Массовые убийства. Бомбардировки. Нас, американцев, предупреждают, чтобы мы не ездили в страну. – Ты же там живешь! – Я должна! А ты не сходи с ума. – Я еду. Секунду подумав, Джо взяла меня за руку: – Спасибо. * * * Первый отрезок пути Джоанна провела в СМС-переписке со своими коллегами, объясняя им ситуацию. Когда мы пересекли границу, я погрузилась в раздумья. Мои родители будут в ярости, оттого что я взялась за работу для издательства «Фодор» и остаюсь в Восточной Европе. А вот моя бабушка Одри будет довольна. На нее полусонный ритм жизни ее родного маленького университетского городка на Среднем Западе, полного преподавателей и иммигрантов, тоже наводил тоску. Однако она выучила французский в школе, а немецкий – благодаря своим дедушке и бабушке. Когда мне исполнилось тринадцать, она взяла меня в архитектурное турне по Франции, особое внимание уделяя зданиям, построенным Ле Корбюзье. По воскресеньям бабушка водила меня в Музей искусств Нельсона-Эткинса, заставляя меня повторять за ней: «Хотя расположенный в Канзас-Сити Музей Нельсона-Эткинса прежде всего известен своей коллекцией азиатского искусства, меня всегда особенно восхищало его восточное крыло, в котором выставлены картины таких европейских художников, как Караваджо, Эль Греко, Дега и Моне». Эта фраза была одним из многих заученных мною высказываний, предназначенных для произнесения перед утонченными и образованными людьми, с которыми она знакомила меня во время наших путешествий. Помню, как после одной из таких экскурсий в Музей Нельсона-Эткинса мы сидели за ее любимым угловым столиком в частном клубе «Карета». Я пила чай, стараясь не обращать внимания на соблазнительную корзинку со свежим хлебом и есть вместо этого свой салат, как бабушка меня и учила. – Проблема Сары в том, – сказала она, говоря о моей сексуальной сестренке, – что ей никогда не разбивали сердце. Что до Джулии… Ну, Джулия – умница. Но ей не хватает гибкости мышления, если ты понимаешь, о чем я. Ты же, дорогая, – добавила бабушка, глядя на меня своими горевшими энтузиазмом серыми глазами-бусинками, – ты больше похожа на меня. Ты – из людей того типа, что завоевывают мир. Такие люди, как мы, не играют по правилам. Мои бабушка с дедушкой сказали бы, что ты – юберменш. Выдающаяся. Я взяла обеими руками покрытую сетью вен бабушкину руку и наклонилась вперед, улыбнувшись такой же заговорщицкой улыбкой, как та, что я видела на ее лице. Возможно, я была выдающейся. Бабушка считала именно так, и я жаждала выяснить, насколько она была права. Ничем не примечательному Канзасу в моей жизни в любом случае не было места. Мои родители об этом даже не догадывались, однако я никогда не собиралась возвращаться домой. В какой-то мере именно из-за этого разговора с бабушкой я стала смеяться над опасностью, заигрывать с катастрофами и считать, что установленные правила носят лишь рекомендательный характер. Вероятно, это вскружило мне голову, и я, подобно Икару, подлетела слишком близко к солнцу. Крылья Икара были ненастоящими, сделанными из воска и перьев. Ему нужно было быть благоразумнее. Воск расплавился, и Икар камнем рухнул с небес прямо в бескрайнее море. Сидевший за рулем Стоян опустил стекло своей двери и закурил сигарету, ведя машину одной рукой. Мы достигли особенно разбитого участка темного шоссе, и машина начала подскакивать на выбоинах. По встречной полосе со свистом пролетали грузовики. Стоян начал обгонять медленно двигавшийся автомобиль, хотя на встречной полосе уже зловеще светились фары. Радио орало вовсю. Я взглянула на Джоанну. Сонно улыбнувшись мне, она закрыла глаза. Я поступила точно так же. Когда мы проснулись, горы уже остались позади. Мэдди За девять недель до этого