– В первый раз я видел крысу. И бейсбол. – Бейсбол? Муравьишки принялись сооружать картинку, прежде чем Реджи набрал в грудь воздуха для ответа. – Это же открытая дверь. В качестве испытания они кидали через нее туда-сюда мяч. Во второй раз перемещали шимпанзе. А третий раз был девять недель назад. Келли и я переместились друг за другом. Вначале я, потом она. – И как ощущения? – Никак, – ответил Реджи. – Все равно что из комнаты в комнату перейти. – Название «Дверь Альбукерке» – это отсылка к Багзу Банни? – Да. Артур любит старые мультики. Ты – первый человек, которому не пришлось объяснять его смысл. Майк кивнул. – Ладно, пойми меня правильно, – сказал он, – но, если Кросс добился успеха, зачем тебе я? Не понимаю, почему у вас возникают проблемы с финансированием. Черт, я не понимаю, почему ты не объявил обо всем. – По нескольким причинам. – Реджи убрал руки со стола и сложил пальцы. – Первая заключается в том, что, как ты мог заметить, у Артура и Олафа пунктик на секретности, а у них в команде настоящий культ личности. – А команда большая? – Шесть человек. – Маловато для культа. Реджи проигнорировал его замечание. – В Вашингтоне не любят, когда у кого-то есть от них секреты. Все дело в статусе. Видел же, как сенатор и полковник напряглись при замечании, что им «незачем знать». – Да уж. – В этом городе это не просто оскорбление, а настоящая пощечина. Так что эта парочка хочет прикрыть работы Артура, чтобы потешить свое эго. – Глупо, но понятно. – Во-вторых, по стандартам DARPA это очень долгий проект. Если бы им занимался кто угодно, кроме Артура Кросса, его бы, вероятно, давным-давно закрыли. Но на сегодняшний день Артур не то третий, не то четвертый по известности среди живых ученых, сразу после Стивена Хокинга[14] и Нила Деграсса Тайсона[15]. – А на третьем месте, по-твоему, Билл Най[16]? – Конечно. Итак, я дважды продлил финансирование Артура, он показал весьма впечатляющие результаты, и я профинансировал его в третий раз. – Сейчас, значит, будет четвертый. – Надеюсь. – Я до сих пор не понимаю, зачем я так тебе понадобился. Реджи разъединил пальцы и взял одну из черных покерных фишек. Положил ее поперек костяшек и принялся крутить, с волшебной ловкостью пропуская между пальцами. – Кажется, там что-то не так. – Ты же только что сказал: все работает. – Сказал. – Кто-то обзавелся при перемещении головой гигантской мухи? – Дверь работает по-другому. И проблема не в технике. – Реджи прокатил фишку по тыльной стороне ладони и пожал плечами. – Ладно, может, и в технике. Не знаю. На бумаге все выглядит, если можно так сказать, фантастически, но что-то там неладно. – Типа чего? – Там какая-то плохая атмосфера. Они все на взводе. Отзываются друг о друге странно. Часто сидят на больничных. – Как тот физик, который не приехал сегодня, хотя должен был? – Возможно. Трудно сказать точно. В том смысле, что они – кучка анахоретов, и я, конечно, для них в определенной степени чужак. Я часто имею дело с подобными людьми, уже привык. Но за последние шесть или семь месяцев обстановка вроде как… ухудшилась. – Как ухудшилась? – Это будет четвертый раз, – сказал Реджи. – Почему мне кажется, что к этому-то ты и вел? – Возможно. Два месяца назад, сразу после моего последнего визита, я послал туда Бена Майлса. Он был одним из моих… – Я в прошлый раз с ним познакомился, – Майк поднял палец. – Ты использовал прошедшее время. Что с ним стряслось? Фишка в пальцах Реджи прекратила вращение. – Он отправился в Сан-Диего провести официальную проверку. Когда он вернулся, мы немного поговорили, и он в целом отозвался обо всем положительно. И о проекте, и о людях. Меня он упорно называл «приятелем», и, помню, я тогда подумал, что это как-то странно, но решил, что он подхватил словечко в командировке. Бен сказал, что через пару дней предоставит полный отчет. А потом поехал домой и позвонил оттуда в девять-один-один. Сказал, что кто-то похитил его жену и подменил посторонней женщиной. Муравьи приволокли образ Бена, протягивающего Майку ладонь для пожатия. На другой руке было золотое обручальное кольцо. – Он работал с несколькими проектами, имеющими отношение к госбезопасности, поэтому пришлось привлечь ФБР. Бекки, его жена, малость офигела, но прошла все проверки. Бен по-прежнему ее не признавал. Обвинил меня в том, что я участвовал в подмене. – Фишка в руке Реджи снова закрутилась. Сделала полный оборот вокруг костяшек его пальцев. Потом второй. И третий. – Он в больнице Бельмонт в Филадельфии. Пробыл там уже почти шесть недель. Вначале думали, что у него синдром Капгра, что мозг совершает какую-то ошибку при вводе-выводе данных, но тесты этого не подтвердили. Теперь предварительно ставят параноидную шизофрению. – А раньше у него не проявлялось признаков душевных заболеваний? Он не говорил о тайных заговорах или о чем-то еще в таком духе? – Нет. Кремень-человек был. – Наркотики употреблял? – Даже не пил почти. И раз в год проходил полный медосмотр. – И что? – Артур говорит, у них ничего особенного не происходило. Все время, пока Бен был там, он казался нормальным. С чересчур большим рвением составлял свой рапорт, но ученые это понимали, хоть, может, и не одобряли. – А потом вернулся домой и сошел с ума. – Вроде того. – А теперь ты хочешь отправить туда меня. – Да. – Я думал, мы друзья. – Ты не поедешь туда без подготовки. И мы оба знаем, что ты куда наблюдательнее Бена. – Прекрати мне льстить. – Факты – это не лесть. Ты отправишься туда, они примут тебя в свой круг, ты разузнаешь все возможное о том, что там происходит, и предоставишь мне блистательный отчет. И готово дело. Еще до Дня независимости вернешься чинить автомобильчики в парке аттракционов. С изрядно подросшим банковским счетом. Майк опять сосчитал до пяти. – Можешь что-нибудь еще рассказать? – спросил он. – Что ты видел? Или слышал? Реджи помотал головой. – Знаешь ощущение, когда в спешке надеваешь футболку задом наперед? И на ней даже ярлычка нет, но сразу понимаешь, что ошибся, даже не посмотрев в зеркало. Просто чувствуешь. – И больше ты мне ничем помочь не можешь? – Там просто что-то неправильно, – ответил Реджи, пожав плечами. – Больше я ничего сказать не могу. Настолько неправильно, что даже в воздухе лаборатории это чувствуешь. И знаешь, что самое странное? – Что? – Я думаю, что там это чувствует каждый. Левый поворот