Артур встал. – Боб что-то натворил у тебя в кабинете? – Давайте без снисходительности! Вы участвуете в этой дичи, Артур? – Он смерил Майка холодным взглядом. – Я думал, мы тут должны быть паиньками. Артур на миг встретился глазами с Майком, а потом следом за Олафом прошел к двери на противоположной стороне коридора. – По мне, так вроде бы все нормально. Олаф покосился на него через плечо: – Подменять кабинеты – это нормально? Что за черт! Тут что, общага первокурсников? – Успокойся, – сказал Артур, возвращаясь в свой кабинет. – Боб знает правила, и если он их нарушил, то подвергнется дисциплинарному взысканию. – Если? – Ты знаешь, где находятся аттестационные формы, Олаф. – Я упоминал, что у меня телеконференция? У меня нет времени на все это подростковое дерьмо! – Занимайся своими делами. Если что-то сломано, сообщи. Я поговорю с Бобом. Олаф протопал через коридор и захлопнул дверь. Артур снова уселся за стол и сделал долгий глоток. – Прошу прощения. Майк посмотрел на дверь: – Это нормально? – Он та еще заноза в заднице, но при этом один из величайших аналитических умов планеты. Я бы поставил его в один ряд с Хокингом. Мы тут под сильным давлением и порой можем взорваться от какой-нибудь мелкой ошибки. Олаф просто психует чаще остальных. – Не справляется со стрессом. – Нет, справляется. Именно таким способом. Прибегает и на всех жалуется. Мы завели аттестационные формы, по большей части, из-за Олафа. Майк снова перевел взгляд на чертеж: – Реджи сильно наседает на вас, требуя результатов? – Не слишком, но мы и сами себе спуску не даем. То, что мы тут делаем, навсегда изменит мир. Так говорят многие, но… это действительно так. И мы об этом знаем. – Понятно, – сказал Майк. – Так на чем мы остановились? – На проекте «СЕТ». – Точно. Там мы пытались осуществить чистую телепортацию. У нас был ряд прорывов. Несколько огромных интуитивных скачков. Мы тогда работали гораздо быстрее, чем сейчас, и хорошо продвинулись. Прошло недели три, и мы решили, что со всем справились и создали настоящую МПМ-систему. Майк кивнул: – И захотели испытать ее на животных. – Мы не могли ждать. Честно, не могли. Мы три недели шли семимильными шагами, и сама мысль о том, что из-за какого-то разрешения придется ждать несколько месяцев, казалась нелепой. В конце концов, мы же знали, что все сработает. Он сделал еще глоток. – Бродягу мы подобрали на улице, пес все время ошивался возле наших трейлеров. Мы вроде бы как всей командой его усыновили. Кормили его, иногда с ним играли. Он нам доверял. И мы поставили его на платформу, включили аппарат… и убили его. – Вот прямо так? Артур низко опустил голову. – Он выглядел так, будто… будто его сбила машина. Хрящи и шерсть, и все это размазано по платформе. Мы все были… были настолько уверены в своей правоте, что даже не подумали, какой опасностью может грозить ошибка. – Он прервался, выпил. Его бокал почти опустел. – Ужасная смерть. Для кого угодно. Артур одним глотком расправился со скотчем. – И вы попытались скрыть этот случай, – сказал Майк. – Вначале да. – Артур потянулся через стол, налил себе еще с полдюйма. – Всем было ясно, что с «СЕТ» ничего не выйдет, так что мы не тревожились о гипотетических серьезных проверках. Но потом, когда дошло до теорий, из которых родилась Дверь Альбукерке, мы поняли, что должны выложить все начистоту, иначе зоозащитники устроят настоящий скандал. – Из-за одного подопытного пса? – Из-за того, что мы его утаили. Слишком много людей стало бы думать: «Кто знает, что там еще скрыто, сколько животных погибло страшной смертью?» – Он тряхнул головой. – Мы хотели, чтобы с Дверью все было настолько прозрачно, насколько это возможно, и во всем признались. Олаф и Нил настояли на том, чтобы это сделать, прежде чем мы двинемся дальше. Майк бросил взгляд через коридор. – Олаф настоял… Артур кивнул. – Я знаю, поначалу он не производит хорошего впечатления, но в душе он славный человек. Я думаю, все вокруг тревожит его больше, чем любого из нас. У нас был долгий разговор с Реджинальдом Магнусом, мы заплатили большие штрафы, и каждый из нас сделал щедрое пожертвование в Общество защиты животных. Понятно, почему Магнус все еще беспокоится. Что, в свою очередь, порождает сопротивление и давление уже с нашей стороны. – Конечно, – согласился Майк. Некоторое время они просто сидели и смотрели друг на друга. – Вы кажетесь порядочным человеком, – сказал Артур. – Я буду изо всех сил стараться не откусить вам голову, когда вы начнете спрашивать. И всех остальных об этом попрошу. – Спасибо. – Но мы не собираемся разглашать техническую информацию. Ни одной формулы, ни одной строки кода, ни одного чертежа. – Вы уже говорили это на комиссии. Слово в слово. – Для нас это своего рода мантра. И честно говоря, все будут держаться настороже еще больше, когда узнают о вашей… – И он постучал двумя пальцами по виску. – Не волнуйтесь, я прекрасно это понимаю. Опять же, я не собираюсь нарушать вашу с Реджи договоренность, а только хочу провести оценку того, что у вас происходит. – Тогда, думаю, мы поладим. Майк повернул голову, чтобы посмотреть на небольшую диораму на другой книжной полке. Миниатюрный Хитрый Койот с пропеллером и парусом за спиной катился вниз по пластмассовому холму к ожидавшему своего часа набору столового серебра. – Судя по всему, вы также большой поклонник Багза Банни? – Теперь начнем светские беседы? – Простите. Артур улыбнулся. Это опять была настоящая улыбка. – Почти любую концепцию или идею в этом мире можно выразить через классические мультфильмы студии «Уорнер Бразерз». – Даже Дверь Альбукерке? – Конечно. Майк махнул рукой, показывая, что ему интересно. – Помните Фогхорна Легхорна? – поинтересовался Артур. Майк покатал на языке согревающий скотч: – Сами подумайте, кого вы об этом спрашиваете. Пожилой ученый откинулся в кресле: – В одном из моих любимых мультфильмов Фогхорн нянчился с крохотным птенчиком, чтобы произвести впечатление на вдову Присси, хозяйку миленького домика. Знаете этот мультик? – Вдова Присси была в нескольких. Ее птенца звали Яйцеголовый-младший. Первый мультфильм, где они все появляются, «Малыш Бу», вышел в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году. Артур поднял бровь. Майк поджал губы: – Простите. Раздражающая привычка, я знаю. – Он отпил скотч. – Так что вы говорили?