— Нет! Я прижала палец к губам. — Я никому не расскажу, и вы молчите. Они закивали, выпучив глаза, но парни в этом возрасте не умеют хранить секреты. Утром об этом будет знать вся Лига. Тали меня убьет. * * * — О, Ниа, как ты могла? Тали подражала разочарованному лицу мамы. Подбородок выпячен, карие глаза как у щенка, губы поджаты, но при этом она хмурится. У мамы получалось лучше. — А ты хотела, чтобы я попала в темницу? — Конечно, нет. — Тогда не злись. Что сделано, то сделано, и… — Я не могу этого изменить, — закончила она за меня. Я была старше нее на три года, что обычно придавало мне авторитет. Но она, попав в Лигу, забыла, кто старше. Это было сложно, ведь нас осталось всего двое, но она смогла. — Радуйся, что я сбежала, — я плюхнулась на зеленые подушки на полу. Тали села на край кровати, одетая в форму целителя-ученика, из-под которой выглядывало белое платье, короткий зеленый жилет был застегнут. Лучик, падающий из маленького окна на нее, сиял на ее серебристой косе. Дверь в комнату Тали в общежитии была закрыта, но пропускала звуки. Слышались шаги и смех других учеников, готовящихся к занятиям. Вскоре начнутся утренние уроки, и мне нужно постараться и найти, чем питаться весь день. Тали крала еду для меня, если получалось, но Лига давала порциями и следила за учениками и подопечными, особенно, если они были гевегцами. Хоть я и была голодной, но не могла заставлять ее рисковать из-за меня, это не стоило завтрака. — У тебя занятия с утра? — спросила я, покачивая ногами в свете солнца. Тали кивнула, но не посмотрела на меня. Наверное, кража обуви пугала ее больше кражи еды, хотя попасться в столовой было проще. — Можешь? — я подняла болевшие ладони. Боль из-за костяшек стража делала меня бесполезной, а на спине я не смогу переносить столько, чтобы за это заплатили. — Да, иди сюда. Я придвинулась, и она взяла меня за руки. Вспыхнул жар, боль исчезла, уйдя в костяшки Тали. Она сохранит ее, пока какой-нибудь аристократ не заплатит Лиге, чтобы избавиться от боли, а потом она выпустит всю боль в Плиту. Было рискованно забирать так боль, но я не могла бы выпустить ее в Плиту, даже если бы добралась до нее. Плитой ее называли ученики и низшие целители. На самом деле она называлась Зачарованным исцеляющим Пинвиумом, у него были особые способности. Я никогда не видела его, даже когда мама была жива, но Тали сказала, что это чистый пинвиум цвета океана и размером с тюк сена. Я могла всю жизнь питаться на ту сумму, в которую он обошелся Светочу. Тали сжала пальцы и скривилась. — Надо было продать это торговцам болью. Я выдохнула. Торговцы болью не были ворами, но платили за боль так мало, что почти воровали ее. До моего рождения они помогали исцелением, как Лига сейчас, но они поняли, что получат больше боли, если будут платить за нее. Они использовали эту боль, чтобы зачаровывать талисманы и оружие, которые продавали аристократам из басэери дороже, чем они получили бы от исцеления. Конечно, были в этом и минусы. Они не нанимали умелых целителей, так что нельзя было верить, что от них уйдешь исцеленным. Некоторые их Забиратели просто крали твою боль и оставляли то, что не знали, как исцелить. И к ним теперь шли только те, у кого не было другого шанса, и я видела, как из-за этого гибнут бедняки. А еще кривые руки и ноги из-за плохого исцеления торговцев были заметны, как раны после войны. Я почти была готова пойти к ним, но держалась в стороне по своим причинам. — Слишком рискованно. А если они поймут, что я — Забиратель, и спросят, почему я не заглушила ее сама? — Редкие умеют чувствовать. Из не Старейшин я знаю только тебя и еще нескольких. Этот талант с завтраком мне не помогал. Я бы обменяла его на ее умение чувствовать пинвиум, чувствовать «зов металла», как Тали рассказывала мне все лето, пытаясь заставить мое умение правильно работать. Ей было двенадцать, мы хотели попасть в Лигу вместе. Стать из необученных Забирателей настоящими Целителями и хорошо жить. Лига была одним из мест, где заправляли басэери, в котором принимали гевегцев. Обе стороны потеряли слишком много целителей в войне, и обученных теперь не хватало. Но как бы мы ни пытались, я не могла ощутить пинвиум, не могла отпустить в него боль. И я отпустила Тали одну, они приняли ее так же быстро, как прогнали меня. Сначала я дулась на нее, а потом чувствовала себя виноватой, когда поняла, что обеспечивать себя одну проще. Но было бы приятнее иметь мягкую кровать и еду по расписанию, как у нее. Я встала. — Я лучше пойду. Найду работу. Может, успею помыть пристань. — Может, рискнуть и податься в Лигу еще раз? — прошептала она. — Нескольких учеников не хватает, рук не хватает. Светоча это беспокоит. — Почему не хватает? — я рухнула на подушки. Война закончилась пять лет назад, но я еще помнила ее начало. Целители пропадали в ночи, их забирали из домов для войны герцога Басэера. Мы не знали, что за война. Мы едва знали, кто такой герцог. Все быстро изменилось, когда пришли его отряды, захватили Гевег и украли наш пинвиум, пока наши Забиратели прятались. — Не так, — сказала она с большими глазами. — Я так думаю. Старейшины сказали, что они ушли, потому что не справились со сложностью учебы. Люди слышали, как возмущался Светоч. — Ты им веришь? Она пожала плечами. — Такое бывает, но люди должны были хоть попрощаться. Или они ушли не сами. Я отогнала тревоги. Не надо беспокоиться. Тали в безопасности в Лиге. Ест три раза в день, есть мягкая кровать, учится у лучших Целителей в Гевеге. Я такое сама получить не могла, как и дать ей. — А еще, — продолжила она, — я подумала, что можно уговорить их дать тебе исцелять, а потом ты сможешь передавать боль мне, а я бы ее отпускала. Сердце трепыхалось, как рыба на берегу. — Ты же не говорила им обо мне? — Конечно, нет! Но ты можешь исцелять. Можно работать командой. Даже просить об этом бессмысленно и опасно. — Нет, Тали, ты знаешь, что со мной сделают, если они узнают о передаче. Эксперименты, темница, а то и убьют. Несколько лет назад герцог начал называть выделяющихся Забирателей отродьями, сказал, что таких нужно приводить в Лигу. Он развесил плакаты по всему Гевегу, в каждом квартале на острове, даже на маленьких островках фермеров. Она пожала плечами. — Я слышала, что требования для входа понизят, будут просить исцелять маленькие порезы и синяки, так что Светоч не заметит. А ты исцеляешь сильнее этого. Но это исцеление не было таким, как у Тали, настоящим. — Заметит. И это истощит тебя, а Лига не будет рисковать твоим здоровьем. Ты нужна им, — а если меня не отправят в Басэер, то я бесполезна для них. Я же забирала боль до того, кто корчилась от нее сама и не могла двигаться. — Ладно, — сказала Тали после очень длинной паузы, — если не хочешь работать здесь, в следующий раз кради целую курицу. И она будет давать тебя каждое утро яйца. Я улыбнулась, хоть и хотела работать в Лиге и быть настоящим Целителем. Я знала, что этого не случится. — Куриный помет в пансионе? Милли это не понравится. — Так укради и насест. И зерно. Можно нарвать камыш для гнезда. Я пыталась держаться, но мысль о насесте в комнате меня добила. Прорвался смех. Мы с Тали катались со смеху, как дети, держались за бока, в глазах стояли слезы, пока не прозвенел звонок. Тали встала, ее плечи тряслись. Она откинула светлую косу Целителя за плечо, звякнули нефритовые и золотые бусины, вплетенные в волосы. Ее волосы были гладкими и прямыми. Я не могла выпрямить свои утюжком. Как и Тали, но Лига хотела, чтобы ученики были опрятными, потому могли дать и утюжки, и пудру. Аристократы не хотели, чтобы их исцеляли неряшливые дети, а после войны в Гевеге остались только такие Забиратели. Им пришлось дать учителей и Старейшин из Басэера, чтобы обучить нас, и первые четыре класса гевегцев уже учились. Через год они будут Целителями, смогут уйти и искать счастья, хотя большинство останется в Лиге. — Ты будешь в порядке? — спросила она. — Когда ты в последний раз ела? Я попробую украсть немного еды. — Я буду в порядке, — желудок заурчал, и она закусила нижнюю губу, тревожась. Она быстро кивнула, а потом обняла меня. — Будь осторожна. — И ты. Никуда не ходи она, хорошо? — я обняла ее в ответ. От нее пахло фиалками и имбирем. — Обещаю. — Иди и лечи больных, малышка, — она рассмеялась. — Иди и рыбачь, — она улыбнулась, но была тревожной. Может, думала о пропавших учениках, может, дело было в боли, что она забрала у меня. Мы покинули ее комнату. Тали пошла влево, в больничное крыло, а я — вправо, к выходу на другой стороне главного холла. Этот выход был близко к пристани, и стражи северных врат Лиги всегда меня пропускали. Я была уверена, что худому я нравилась, но я скорее поцелую крокодила, чем кого-то из Басэера. Я пересекла вестибюль, снуя между десятка людей, ожидавших исцеления. Зеленые, белые и серебряные ученики спешили по задней лестнице, срезая путь. — Это она!