Данэлло продолжил тише: — И теперь ты хочешь спасти их, да, Ниа? — Да. Я так и хотела. Просто у меня не хватало времени или пинвиума, чтобы спасти всех, кого нужно. — Вот видишь? — сказал он Айлин. — У тебя был выбор, а у них — нет, — пробормотала она, но уже не так уверенно. — Это не одно и то же. — Нет, — Тали опередила меня с ответом. — Те люди выбрали пойти к Ние. Бабушка всегда говорила, что беду приносит выбор. Порой выбор не лучший, но его нужно делать. Мы там не были. Мы не выбирали между жизнями семьи и аристократов басэери. Мы не выбирали, как это пришлось сделать Ние, и только Данэлло ощутил то, что и те, кому она передала боль. Нельзя судить ее за то, чего мы не испытали. — Я не осуждаю ее, — быстро сказала Айлин. — Разве? — спросил Данэлло. Айлин открыла рот, а потом закрыла. Ее щеки покраснели, и она вздохнула. — Прости, Ниа. Она глубоко вдохнула и убрала волосы с глаз. — Ты права, меня там не было. И даже когда я увидела, как ты расстроена, я почти ничем не помогла. Может, если бы я была настойчивее, тебе не пришлось бы дальше передавать боль. — Спасибо, — прошептала я. Может, все будет хорошо. Может, я не пала так низко, как думала. — Прости, что сомневалась в тебе. Данэлло взял меня за руку. — Разве нам не нужно спасать жизни? Мы поспешили к домику у рыбацкой пристани. Мы набились в коридор, никто не хотел ждать снаружи. Я постучала, и мальчик двенадцати лет ответил, его глаза были красными и опухшими. Мое горло сжалось, я не могла говорить. Данэлло склонился к нему. — Мы пришли исцелить твоего отца. Мальчик подавил всхлип и покачал головой. — Поздно. Он умер утром, на рассвете. Я рухнула на колени и зарыдала. ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ: Данэлло нес меня. Хоть я и пыталась, ноги не слушались. Как и глаза. Из них лились слезы, они все еще видели рыбака. — Все хорошо, Ниа, — Данэлло водил круги на моей спине. — Мы пытались. Уже ничего не сделать. Айлин была права. Я должна была отказаться. Стоило отказаться. Шепот сочувствия доносился до меня, всего-то пустые фразы. Они знали, что я убила его. Он был бы жив, если бы я отказалась. Тали обхватила мое лицо руками. Она молчала. Она могла ненавидеть меня, может, не хотела больше меня видеть. — Ниа, слезами никому не поможешь. Я моргнула из-за ее ровного тона, не могла ничего ответить. — Нужно исцелить других людей, — продолжила она. — Людей, которые дали любимым шанс выжить. Сколько еще умерло бы, если бы ты не передала боль рыбаку? Я всхлипнула. — Не знаю. Многие. — Тогда поднимайся и цени его жертву. Что сделано, то сделано… Она замолчала. Я должна была закончить. Все закончить. — И я не могу ничего изменить. — Как и говорила бабушка. Данэлло помог мне подняться на ноги. — Не сдавайся, Ниа. Я чуть не заплакала снова. — Идем. Я не хочу потерять еще кого-то. * * * Эта ночь напоминала ночь у Зертаника, но наоборот. Джоналис, где четыре дяди держали боль двух сломанных ног. Кестра Новаик, в которой была боль сломанного плеча сына. Безымянная леди, забравшая боль братьев Фортуно. Ее звали Силена, мы едва успели. Данэлло пришлось выбить дверь, мы нашли ее одну, кровь была такой густой, что странно, что она текла по венам. Я смотрела, как Тали исцеляет их. Забирает их боль и наполняет пинвиум. Я не могла этого. Я все еще видела рыбака со шляпой в руках, молившего спасти его семью. Зертаник обманул меня. Джеатар просил молчать. Вскоре все это смешалось в один голос. Прошу, мисс. У герцога еще нет такого оружия, как вы. Как скоро герцог узнает обо мне? Я не буду ничего делать для него. Я не могу больше никого так ранить. Трое умерли, моя душа больше не выдержит. Я убегу, если надо, оставлю Гевег, уйду на юг, за Три территории, подальше от герцога. Пересеку горы и найду горный народ, о котором всегда рассказывала бабуля. Гевег оставить не сложно, так лучше, чем быть оружием герцога. Может, до этого не дойдет. Ланэль может болтать, но она не знает мое настоящее имя, да и сплетни часто искажаются. Кто-то был с иммунитетом к вспышкам боли? Бред. Может, никто им не поверит. Нет. Хватит «может». Кто-то воспримет это всерьез, и герцог или Консорциум придут за мной. Я должна быть готова. Обрежу волосы и покрашу. Тали тоже так сделает. Она всегда хотела рыжие волосы, как у Айлин, так что уговорить ее будет не сложно. Мы подождем, пока обо мне забудут, пока преобразователь не станет мифом учеников. Тогда мы с Тали вернем наши жизни. Лучшие жизни. Для меня. У Тали было будущее Целителя, хорошее, но не теперь. Я спасла ее, но не пожертвовала ли ее будущим? Что теперь будет с Лигой? С нами? Я приговорила ее к жизни в укрытии? Последние лучи солнца окрасили город в темно-золотой, мы шли к последнему дому. На улицах теперь было больше солдат, они подавляли последние проблемы лжи Светоча. Люди еще злились, боролись, но многие пошли по домам, когда заговорили ученики. После случившегося за два дня было сложно подавить слухи. Все говорили о том, что пинвиума нет, ходили сплетни о нападении на Лигу. Я постучала в дверь домика на маленьком фермерском островке. За домиком раскинулись небольшие поля сладкого картофеля. Ответила аккуратного вида женщина. — Да? — в ее глазах была настороженность, но она не горевала, не выглядела испуганной. — Мы пришли исцелить ваших дочерей. Ее пальцы накрыли рот, подавив благодарный вскрик. — О, неужели Святые сжалились. Спасибо вам! — она развернулась и побежала внутрь, выкрикивая имена. Дверь она оставила открытой. — Думаю, можно войти? — сказала Айлин, заглянув внутрь. — Отсюда исцелять будет сложно, — Тали пошла за женщиной. Пожав плечами, я последовала за ней. Дом был простым. Старая мебель, но ухоженная, отполированная. Пышные подушки, выгорели только те, что были под окнами. Чистые шторы и ковры, тонкие, но с работой справлялись. — Хороший дом, — сказал Данэлло с тоской во взгляде. Такой взгляд был и у Айлин. Семь крючков с плащами висели у двери. Семь стульев было у стола. Они делили три спальни. Семья фермеров работала на своем небольшом участке и ухаживала за этим гостеприимным домом. Настоящим домом. Я хорошо их помнила, двух женщин, которым передала боль, а потом убежала от Зертаника. Три сына и их отец ушли помогать после случая с паромом, пострадали там. Четыре человека не могли помочь семье, а скоро нужно было собирать урожай. Четверо мужчин с сестрами и дочерьми, готовыми забрать боль ради семьи. Я не спасла их, ведь они не были на грани смерти. Но я спасла их дом, хозяйство. Они смогли остаться семьей. В Гевеге таких осталось мало, они напоминали нам о надежде. Данэлло обошел комнату, улыбаясь. — Видишь, кого ты спасла? Семья. Из жителей Гевега. Я вредила, но все же помогла.