Бутылка начала выскальзывать из ее влажной ладони. Она сильнее прижала ее к груди. – Ну да, я заглядывала к тебе. – Нет, не заглядывала. И мы оба знаем это. – Дорогой, я заглядывала. Ты спал. Должно быть, задремал. Я быстро заглянула в дверь и вернулась в столовую. Неудивительно, что ты меня не заметил. Энди стоял, держа в руках прожектор. Ей захотелось подойти и обнять его, окружить той защитной любовью, в которой могли бы без следа раствориться все терзающие его демоны и душевное отчаяние. Но она осталась стоять на месте, в нескольких шагах от него выше по склону, прижимая к груди никому не нужную бутылку «Пеллегрино». – Она была смыслом нашей жизни, – тихо сказал Энди. – Любое путешествие по жизни рано или поздно приходит к концу. Но если повезет, то в нем появляется новое начало. Ник была этим новым началом. Ты понимаешь, Нэнси? Их взгляды на мгновение скрестились. Его глаза, которые она изучала тридцать семь лет в любви и разочарованиях, в смехе и страхе, в радости и тревоге, сообщили ей какую-то очень существенную, но непостижимую мысль. Испытав холодный ужас, Нэн вдруг поняла, что с этого непостижимого, но чреватого опасностями мгновения ей придется избегать любых разговоров с ее любимым мужем. – Мне нужно кое-что сделать в Холле, – сказала она и начала подниматься по тенистой тропе под липами. Листва покачивалась над головой, окутывая ее влажным и пронизывающим туманом, подобным моросящему дождю. Он коснулся сначала ее щек, потом навалился на плечи, и ощущение внутреннего холода побудило ее повернуться обратно к мужу, чтобы задать важный вопрос. – Энди, – позвала она обычным негромким голосом. – Энди, ты слышишь меня? Он не откликнулся, не посмотрел в ее сторону. Он продолжал упорно устанавливать прожектор на то место на земле под столбом, откуда будет хорошо освещаться новая вывеска Мейден-холла. – О господи, – прошептала Нэн и, развернувшись, продолжила свой подъем. После вчерашнего вечернего разговора с дядей Джереми Саманта всячески избегала новых встреч с ним. Естественно, ей пришлось увидеться с ним за завтраком и обедом, но она старалась не встречаться с ним взглядом и уклонялась от любых разговоров, а как только все закончили еду, быстро убрала со стола и сама убралась из столовой. Она вышла в старый двор, собираясь смыть полувековую грязь с тех окон, что еще не лишились тускло поблескивающих стекол, и тут заметила своего кузена. Джулиан сидел за столом в кабинете, прямо у окна, выходящего на угольную кучу, до которой она дотащила длинный шланг. Остановившись, Саманта понаблюдала за ним, с удовольствием заметив, как красиво ложится падающий через кабинетное окно осенний свет на его склоненную голову, придавая его волосам блеск старого золота. Она обратила внимание, как беспокойно он потирает наморщенный лоб, и это мгновенно подсказало ей, чем он занимается, хотя она и не знала причины, побудившей его к такому занятию. Джулиан вообще ловко управлялся с цифрами, поэтому каждую неделю проверял счета, оценивая размер доходов, текущие капиталы и вложения в их родовое поместье. Он проверял и подсчитывал все: денежные поступления от продажи щенков гончей и затраты на содержание псарни; накопления арендной платы за сдаваемые угодья и вычеты из этих накоплений, пошедшие на ремонт всех фермерских построек; доход, приносимый турнирами и праздниками, проводимыми в Бротон-мэноре, и расход, отводимый на естественный износ, учиняемый в имении посторонними людьми; проценты, накопившиеся от вложенного капитала, и итоговое сокращение этого капитала при превышении месячных расходов над доходами. Занимаясь такой бухгалтерией, он обкладывался гроссбухами, в которые педантично записывал каждый фунт, потраченный на восстановление самого Бротон-мэнора, а потом освежал в памяти и долги, также составлявшие часть общей картины семейных финансов Бриттонов. После окончания сего труда он обычно имел полное представление о положении текущих дел и составлял сообразные планы на грядущую неделю. Поэтому Саманта не удивилась, увидев его за расчетными книгами. Однако ее удивило то, что она застала его за ними второй раз за четыре дня. Наблюдая за кузеном, она заметила, что он взъерошил шевелюру и откинул назад упавшие на глаза волосы. Потом ввел какие-то цифры в допотопный арифмометр, и даже со двора Саманта услышала, как верещит и щелкает старинный калькулятор, обрабатывая числа. Когда машина выдала ответ, Джулиан отрезал выползшую из нее полоску бумаги и внимательно посмотрел на нее. Потом скомкал эту бумажку и, бросив ее через плечо, вновь зарылся в книги. Саманту встревожила его озабоченность. Она подумал, что не встречала еще человека более ответственного, чем Джулиан. Отпрыск рода, не столь внимательно относящийся к истории семьи и своему личному долгу, уже давно сбежал бы из такого кошмарного родового гнезда. Менее любящее дитя бросило бы отца на произвол судьбы, предоставив ему возможность налакаться до белой горячки, цирроза печени и преждевременной могилы. Но ее кузен Джулиан не имел ничего общего с подобными не помнящими родства чадами. Для него были очень важны узы крови и долг перед семейным наследием. И то и другое тяжким бременем легло на его плечи. Но он нес это бремя с достоинством. И поэтому Саманта так сильно привязалась к кузену. В его борьбе она увидела ту целеустремленность, которая великолепно гармонировала с ее собственной жизненной установкой. Они с кузеном были просто созданы друг для друга. Неважно, что у них довольно близкое кровное родство: союзы между двоюродными братьями и сестрами заключались и раньше, и благодаря этому семья в целом становилась богаче. Взаимовыгодный брачный союз по договоренности. Ничего себе формулировочка, с мрачной усмешкой подумала Саманта. Но не была ли жизнь гораздо более осмысленной в те времена, когда браки заключались именно по этой причине? В период формирования политических и денежных состояний никто не заводил разговоров об истинной любви, никто не лил слез, мечтая и тоскуя о встрече с настоящей любовью. Ее место занимали стабильность и преданность, выраставшие из понимания своего предназначения. Никаких иллюзий, никаких романтических грез. Просто соглашение, связующее две жизни в ситуации, при которой обе стороны многое получают: деньги, положение, состояние, власть, защиту и удостоверение подлинности брачного союза. Возможно, последнее важнее всего. Нельзя считать состоявшейся добрачную жизнь человека; никого нельзя объявить мужем или женой до тех пор, пока союз не укреплен соитием и не узаконен воспроизводством. Древняя правда жизни. Никто не надеялся на рыцарские романы, страсти и изысканные капитуляции. Требовалась лишь стабильная пожизненная гарантия того, что сговоренные жених и невеста будут жить надлежащим порядком, как и предназначили им заранее заключившие соглашение стороны. Практично и целесообразно, решила Саманта. Если бы в мире сохранился тот старинный уклад, то наверняка их с Джулианом доверенные лица давным-давно пришли бы к обоюдному согласию. Но они живут в другом мире. И этот мир подкидывает им экранный стереотип душевных отношений, умещающихся на узкой киноленте: мальчик встречает девочку, они влюбляются, переживают сложности и обретают счастье к финалу, после чего экран гаснет и история завершается перечнем исполнителей. Современный мир приводил в бешенство Саманту, поскольку она понимала: если ее кузен останется верным сторонником нечаянно встреченной страстной любви, то ее стремления обречены на провал. И, стоя во дворе со шлангом в руках, она вдруг захотела крикнуть: «Эй, вот она я! У меня есть все, что тебе нужно. Посмотри же на меня. Посмотри на меня!» Словно услышав ее безмолвный крик, Джулиан в тот же момент поднял глаза и заметил ее. Он подался вперед и шире открыл створки окна. Саманта направилась к нему через двор. – Я невольно заметила, каким озабоченным ты выглядишь. Ты взглянул на меня в тот момент, когда я придумывала способ избавить тебя от груза забот. – Как ты думаешь, я смогу стать преуспевающим фальшивомонетчиком? – с улыбкой спросил Джулиан. Солнце слепило ему глаза, и он забавно прищурился. – Это, наверное, единственный выход. – Ты так считаешь? – весело сказала она. – Разве на твоем горизонте нет ни одной богатой юной особы для обольщения? – Похоже, горизонты мои покрыты густым туманом. Он заметил, как Саманта окинула взглядом громоздящиеся на его письменном столе документы и конторские книги. Их количество наглядно показывало, что Джулиан проводил не обычную еженедельную проверку для составления очередных планов. – Пытаюсь прикинуть наше состояние, – пояснил он. – Я надеялся наскрести десять тысяч фунтов в… в пустом, к сожалению, кармане. – Для чего? – Она заметила подавленное выражение его лица и поспешно спросила: – Джули, разве возникли какие-то экстраординарные обстоятельства? Что-то случилось? – В наших обстоятельствах сам черт ногу сломит. Кое-что совсем неплохо. Или могло бы привести к хорошему результату. Однако наших наличных денег, к сожалению, хватает только на то, чтобы дожить до конца месяца. – Надеюсь, ты знаешь, что всегда можешь попросить меня… – Саманта помедлила, не желая обижать его и зная, что он настолько же гордый, насколько и ответственный. Она решила зайти с другой стороны. – Мы ведь одна семья, Джули. Если возникли непредвиденные расходы и тебе понадобились деньги… ведь тут речь даже не идет о займе. Ты мой кузен. И можешь просто взять их без всяких оговорок. Он пришел в ужас. – Но ты же не думаешь, что я… – Прекрати. Ничего я не думаю. – Хорошо. Потому что иначе я не смогу. Никогда. – Прекрасно. Не будем говорить об этом. Но пожалуйста, скажи мне, что случилось. Ты выглядишь совершенно расстроенным. Джулиан тяжело вздохнул. – А, пошло оно все к черту. – Он ловко вскочил на стол и выпрыгнул из окна к ней во двор. – Чем ты занимаешься? Ага. Окнами. Понятно. Как ты думаешь, Сэм, когда их последний раз мыли? – Явно до того, как Эдуард бросил все ради Уоллис[66]. Ну и дурак же он был! – Он сделал прекрасный выбор. – Прекрасный? В чем же? Сам по себе? Или потому, что он отрекся ради этой дамочки от престола? Джулиан безропотно улыбнулся. – Не скажу точно. Саманта не произнесла вслух то, что сразу пришло ей ум: что неделю назад он ответил бы совсем иначе. Она просто задумалась на мгновение, что стоит за его неопределенным ответом. Дружески болтая, они подошли к грязным окнам. Старые стекла болтались в ветхих старых рамах, и казалось, что промывка струей из шланга с легкостью выбьет их оттуда, поэтому было решено отчистить поочередно каждое стекло, протирая его влажной тряпкой. – Так мы можем дожить до маразма, – мрачно заметил Джулиан после десяти минут молчаливого мытья. – Может, и доживем, – с усмешкой ответила Саманта. Ей хотелось спросить, готов ли он так долго терпеть ее присутствие в поместье, но она не стала задерживаться на этой мысли. Его тревожило нечто очень серьезное, и она хотела докопаться до истины, хотя бы ради того, чтобы доказать ее неизменное участие во всех аспектах его жизни. Она попыталась нащупать путь, тихо сказав: – Джули, я очень переживаю из-за твоих забот. Помимо всего прочего. Я ничем не могу помочь в том… ну… – Она обнаружила, что не в силах даже произнести имя Николь. Только не здесь и не сейчас, рядом с Джулианом. – В том, что произошло за последние дни, – вывернулась она. – Но если есть что-то еще, в чем я могу помочь, то… – Мне очень жаль, – ответил он. – Конечно, тебе жаль. Что может быть еще, кроме сожаления? – Нет, я хочу извиниться за то, что наговорил тебе… как вел себя, задавая те дурацкие вопросы, Сэм. Ну, насчет того вечера. Ты понимаешь. Саманта с излишней старательностью принялась счищать со стекла следы помета, слетавшие со старых гнезд, устроенных птицами в стенах. – Ты был потрясен. – И все-таки мне не следовало обвинять тебя. В… в чем бы то ни было. – Ты хочешь сказать, в убийстве женщины, которую ты любил. Она глянула в сторону Джулиана. Румянец на его лице стал заметно ярче. – Порой мне кажется, что я не способен управлять звучащими в моей голове голосами. Я начинаю нести всякий вздор, какой бы мне ни подкинули эти кричащие голоса. С этим ничего не поделаешь. Извини. Ей хотелось сказать: «Но она же в любом случае не подходила тебе, Джули. Почему ты никак не уразумеешь, что она не подходила тебе? И когда ты сумеешь понять, что означает ее смерть? Для тебя. Для меня. Для нас, Джули». Но она не смела произнести эти слова вслух, ведь тогда ему могла открыться ее тайна, а это было недопустимо – и даже невыносимо – для нее. – Извинения приняты, – просто сообщила она. – Спасибо, Сэм. Ты славный парень, – сказал он. – Опять! – То есть я… Она улыбнулась ему. – Все в порядке. Я понимаю. Будь добр, подай мне шланг. Нужно размочить эту грязь. Старые окна могли выдержать разве что легкую промывку под слабой струей воды. В свое время нужно будет заменить эти старые переплеты, иначе все, что еще осталось от старинных окон, окончательно сгниет и разрушится. Но сейчас не время было говорить об этом. Учитывая нынешнюю денежную проблему, Джулиану не хотелось выслушивать от Саманты рекомендации по спасению очередной части родового гнезда. Он сказал: