– Покажи ему завещание, – коротко распорядился Джонс. Она вновь приоткрыла сумочку и вынула оттуда сложенный лист бумаги. – Это копия. Леон, взяв листок, развернул его. Это был короткий документ, написанный от руки по-голландски. Под ним стоял перевод на английский. В нескольких строках покойный Роос Малан завещал все имущество, коим владел, своей племяннице Леоноре Мэри Малан. – До последнего пенни, – с удовлетворением, которое он даже не пытался скрыть, заметил Джонс. – Мы с Леонорой собирались открыть деловое предприятие в Лондоне. Ее деньги, мои мозги. Понимаете, что я имею в виду? Леон понимал это даже слишком хорошо. – Когда он умер? – спросил Гонсалес. – Шесть месяцев назад. – Неприятные воспоминания заставили Леонору нахмуриться. – Не сочтите меня бессердечной, но я никогда не любила его по-настоящему, хотя временами испытывала к нему привязанность. – А имущество? – продолжал расспросы Леон. Девушка сморщила лоб. – Похоже, после него остались только ферма да мебель. Оценщики говорят, их стоимость – пять тысяч фунтов, однако при этом под них был взят залог на четыре тысячи. Кредитором по закладной является дядя Корнелий. Но ведь дядя Роос должен был быть очень богат; он получал отчисления за пользование своей собственностью в Южной Африке, да и я своими глазами видела деньги в доме; они приходили каждый квартал и всегда выплачивались в банкнотах. – Я могу объяснить насчет закладной, – вмешался Джонс. – Эти два старых ублюдка обменялись закладными, чтобы защитить друг друга на тот случай, если власти когда-либо решат прижать их! Между тем деньги пропали, мистер, – я обыскал весь дом сверху донизу. В углу подвала обнаружился встроенный сейф – мы открыли дверь, однако там не оказалось ни пенни. Они были большие мастаки по сейфам, эти Маланы. Мне известно, где находится сейф и у Корнелия. Он об этом не знает, но, клянусь богом, если хотя бы вздумает обмануть эту девочку… Подобное покровительство, похоже, изрядно смущало леди. Какая-то у них односторонняя дружба, подумал Леон, и у него сложилось отчетливое впечатление, что бойкие планы насчет «открытия делового предприятия» принадлежат исключительно мистеру Джонсу, а вовсе не им двоим. Джонс сообщил ему и еще кое-что. Ни у одного из братьев не было счетов в банке. Хотя оба играли на Южно-Африканской бирже, причем в больших масштабах и весьма благоразумно, дивиденды выплачивались им на руки, акции же приобретались исключительно за наличные, да и все кассовые операции проводились аналогичным образом. – Оба старых скупердяя резко возражали против того, чтобы платить налоги, и потому прибегали ко всякого рода грязным трюкам. Они с подозрением относились к любым банкам, ведь считали, что те докладывают правительству обо всех деловых операциях своих клиентов. Леонора вновь сокрушенно покачала головой. – Не думаю, будто вы в состоянии предпринять что-либо, мистер Гонсалес, и я уже почти сожалею, что написала вам. Денег здесь нет; отсутствуют даже записи о том, что они когда-либо существовали. Собственно, я не очень огорчаюсь из-за этого, поскольку могу работать. К счастью, я брала уроки машинописи, а на ферме даже увеличила скорость печатания: мне доводилось вести почти всю переписку дяди. – А Корнелий был на ферме во время последней болезни брата? Девушка кивнула. – Постоянно? Она снова кивнула. – И уехал он… – Сразу же после смерти бедного Рооса. Больше я его не видела. Он связался со мной один-единственный раз, когда прислал письмо, в котором сообщил, что отныне я должна сама зарабатывать себе на жизнь и не могу рассчитывать на него. Ну, и что мне теперь делать? Леон надолго задумался. – Я буду с вами абсолютно откровенна, мистер Гонсалес, – продолжала девушка. – Уверена, что перед своим отъездом дядя Корнелий забрал все деньги из дома, где бы они ни находились. Мистер Джонс придерживается того же мнения. – Придерживается мнения… Да я знаю это наверняка! – воскликнул человек с продолговатым лицом, напоминающим старую иззубренную секиру. – Я своими глазами видел, как он вылезал из погреба с большим кожаным портфелем. У старого Рооса была привычка держать ключ от сейфа под подушкой; а после смерти старика ключа там не оказалось – и я нашел его на кухне, на полке над очагом! Когда девушка со своим спутником уже собрались уходить, Леон постарался устроить так, чтобы она покинула комнату последней. – Кто такой этот Джонс? – спросил он, понизив голос. Она явно смутилась. – Он был управляющим дядиной фермы. Он очень мил… даже слишком. Леон кивнул и, услышав, что Джонс возвращается, поинтересовался ее ближайшими планами. По словам леди, эту неделю она собиралась провести в Лондоне, чтобы подготовиться к самостоятельной жизни и найти работу. Записав ее адрес и проводив гостей до двери, Леон в глубокой задумчивости вернулся в общую комнату, где его двое компаньонов играли в шахматы – совершенно аморальное занятие для одиннадцати часов утра. – Она очень мила, – заметил Пуаккар, не отрывая взгляда от фигуры, которой собрался сделать ход, – и приходила насчет своего наследства. А человек, что явился вместе с ней, – нахал. – Вы подслушивали у двери, – обвиняющим тоном заявил Леон. – Просто я читаю местные газеты и знаю: мистер Роос Малан умер нищим… Во всяком случае, того, что после него осталось, недостаточно, чтобы удовлетворить налогового инспектора, – продолжал Пуаккар, объявив шах королю Манфреда. – Оба они были ужасными скрягами, обладали несметными богатствами, и Сомерсет-Хаус[13] не давал обоим покоя. – Вполне естественно, – подхватил Джордж Манфред, – что она обратилась к вам, дабы вернуть свою собственность. А чего хотел тот мужчина? – Он откинулся на спинку кресла и вздохнул. – Мы до ужаса порядочные, не правда ли? А ведь каких-нибудь пятнадцать лет назад все было бы очень легко. Я знаю массу способов заставить Корнелия поделиться. – А мне известен всего один, – с достоинством заявил Леон. – Если все мои теории и взгляды верны – а я не представляю, почему бы им не быть таковыми, – то мистер Дрейк вернет украденное. – Мистер кто? – Пуаккар, подняв голову, нахмурился. – Мистер Дрейк, – беззаботно отозвался Леон, – мой старый враг. Последние десять лет мы с ним на ножах. Ему известна моя самая сокровенная тайна, и я живу в постоянном страхе перед ним и потому подумываю о том, чтобы навсегда устранить мистера Дрейка из той сферы деятельности, в коей он ныне подвизается. Джордж задумчиво уставился на Гонсалеса, но вдруг лицо его просветлело. – Кажется, я знаю, кто таков этот ваш загадочный мистер Дрейк. Мы ведь уже пользовались его услугами ранее, не так ли? – Пользовались, – оживленно согласился Леон. – Однако на сей раз он подохнет как собака! – А кто такой этот Джонс? – осведомился Пуаккар. – Я видел его в Олд-Бэйли[14], и у него замашки сидельца из Дартмура[15]. Вы должны его помнить, Джордж: неприятное дело, лет восемь-десять назад. Крайне неподходящий компаньон для красавицы Леоноры. На следующее утро авто доставило Леона в знаменитый торговый городок, расположенный в десяти милях от фермы мистера Малана. Здесь он разыскал местного налогового инспектора, с коим имел обстоятельную беседу, подкрепленную кратким письмом с предоставлением полномочий, подписанным Леонорой по его настоянию. Забитый служащий охотно и даже с некоторой торопливой опаской предоставил Гонсалесу все сведения, которые тот желал получить. – Эти люди доставили мне массу хлопот. Нам известен их основной доход, ежеквартально поступающий к ним из Южной Африки, но ведь у них полно и прочих интересов в этой стране, и отследить их мы не можем. Мы знаем, что у них есть привычка получать денежные средства наличными. Оба мужчины наверняка долгие годы обманывали Департамент налогов и сборов, между тем у нас не было против них никаких улик или доказательств. Если мистер Малан и ведет бухгалтерские книги, то хорошенько прячет их от посторонних глаз! Несколько месяцев назад мы приставили к Корнелию детектива, чтобы проследить за ним, и обнаружили его тайник. Он находится в полузатопленном колодце у него в саду, на глубине двадцати футов. Леон кивнул. – Колодец представляет собой вырубленную в скальной породе комнату со стальной дверью. Совсем как в сказке, не правда ли? Эта комната – одна из тех, где, по легенде, якобы скрывался Карл II, и о ее существовании было известно на протяжении нескольких веков. Корнелий установил в ней сейфовую дверь, а поскольку колодец расположен прямо у него под окнами, он прикрыл его люком. Более того, так как колодец не виден с дороги, то являет собой убежище куда надежнее, чем любой тайник в доме. – Тогда почему вы не обыщете эту секретную комнату? – осведомился Леон. Инспектор лишь покачал головой в ответ. – У нас нет такой власти – получить ордер на обыск просто невероятно трудно, и наш департамент, если только речь не идет о расследовании уголовного преступления, никогда не обращался за подобным разрешением. На лице Леона появилась широкая улыбка. – Его добудет вам мистер Дрейк, – обронил он загадочную фразу. Озадаченный чиновник недоуменно нахмурился. – Не совсем понимаю, что вы имеете в виду. – Вы получите и еще кое-что сверх того, – добавил таинственности Гонсалес. Когда Леон уже шагал по грязной проселочной дороге, до него вдруг донеслись голоса, один – глубокий и басовитый, второй – высокий и пронзительный, но слов он разобрать не мог, как ни старался. Обогнув запущенные заросли кустов, Гонсалес увидел двоих мужчин: здоровяка Корнелия и коротышку с крысиным личиком, мистера Джонса, который буквально побелел от гнева. – Я все равно тебя достану, чертов голландский вор! – пронзительно орал тот. – Грабишь бедную сироту и полагаешь, что тебе все сойдет с рук? Я этого так не оставлю! То, что высказал ему в ответ Корнелий, осталось непонятым, поскольку в запале он перешел на африкаанс, который не зря считается одним из самых выразительных языков в плане бранной лексики. Завидев Леона, он тут же направился к нему. – Эй, детектив! Уберите отсюда этого человека. Он вор, тюремная крыса. Мой брат дал ему работу, поскольку найти другой он не мог. Тонкие губы мистера Джонса искривились в злобной усмешке. – Хороша работа, нечего сказать! Ночлег на сене в конюшне, а жратва такая, что от нее отказались бы даже в Дартмуре… Хотя насчет Дартмура судить не возьмусь, – поспешно добавил он. – Все, что говорит этот человек, – наглая ложь. Вор – он; это он забрал деньги из сейфа старины Рооса… – А ты заявляешься ко мне и требуешь: «Отдай мне десять тысяч, и я скажу Леоноре, чтобы она забыла об остальном», да? – прорычал Корнелий. Леон понял, что сейчас не самый подходящий момент для упоминания мистера Дрейка. Придется немного подождать. Он извинился за то, что пришел не вовремя, и вместе с Джонсом направился обратно к дороге. – Не обращайте внимания на то, что он там наговорил, мистер. Имею в виду его грязные намеки, будто я пытаюсь обхитрить Леонору. Она хорошая девочка и доверяет мне; честное слово, я намерен поступить с ней по справедливости… Старый Роос заставлял ее вести истинно собачий образ жизни. Леон спросил себя, какой же образ жизни уготовил Леоноре Малан этот бывший заключенный, но потом успокоился, напомнив себе: в любом случае подобная связь ей не грозит. – А когда он говорит, что я чалился в тюряге… – вновь начал Джонс. – Я могу избавить вас от ненужного беспокойства, – перебил его Леон. – Я присутствовал при том, как вам выносили приговор. – Он назвал статью, и его собеседник сначала покраснел, а потом побелел. – А теперь катитесь в свой Лондон, и предупреждаю – не вздумайте приближаться к мисс Леоноре Малан. Иначе у вас будут крупные неприятности. Джонс открыл было рот, словно собираясь что-то сказать, однако потом передумал и быстро заковылял по дороге. А Леон задумал вернуться на ферму, чтобы поведать историю мистера Дрейка тем же вечером, хотя и немного погодя.