– А с чего ты, Смирнова, вообще взяла, что среди них есть причастные к преступлениям? – Полковник Якушев смотрел на нее исподлобья: хмуро с явным неодобрением. – Зациклилась на ближнем окружении Осетрова, а может быть, убийца – лицо совершенно постороннее? – Не может, товарищ полковник, – она настырно замотала головой. – То, как обставляются преступления, указывает на причастность лица, имеющего явные задатки и претензии на художественность. И это кто-то, кто желал отомстить Осетрову. Вопрос – за что – остается пока открытым. Но не думаю, что причина в том, что он кого-то погнал с курса. Или поспособствовал. Очередь вышла бы немалая. – Вот! Сама сказала! В этой очереди и следует шерстить. А ты к фотографам привязалась. – Там не только фотографы. Там имеется еще и лаборант – некто Илья Рыжов. – И что он? Чем он тебе не нравится? – Тем, что он тоже обучался у Осетрова. И подавал большие надежды. Осетров его сильно хвалил. А Рыжов неожиданно взял и ушел сам. – Почему? – взгляд полковника сделался еще более хмурым. – Как говорит сам Рыжов, он сделал это из солидарности с Никитой Вербиным. Осетров того погнал. Никита даже в депрессию впал. И все угрожал Осетрову расправой. – Вот! Почему не взяла его в разработку? – У него, товарищ полковник, алиби на момент убийства Аллы Ивановой. Убийство Серовой предположительно было совершено в пригородном поселке, в доме, принадлежащем Пеклову. И убийца – Пеклов это или кто-то еще – был невысок. А рост Вербина под два метра. И он широк в плечах. И размер ноги у него сорок четвертый. Аня тяжело вздохнула. Ее доклад выходил неуклюжим и сумбурным. Проговаривая вслух свои мысли, она понимала, что ее доводы так себе. Строятся на одних догадках. Версия не имеет подкрепления доказательствами. И какой из деревенского алкаша Шарышева Сергея Степановича свидетель? Судья в его сторону даже не взглянет! – Хорошо, Вербин по сравнению с потенциальным убийцей – великан. Тогда кто, на твой взгляд, из сотрудников фотоателье подходит на роль подозреваемого? – Все трое, – выпалила она. – Они невысокого роста, размер ноги у всех не больше сорок первого… – Погоди, ты напавшего на тебя человека подозреваешь и в убийствах тоже? – Товарищ полковник, считаю, что это один и тот же человек. В пользу моих догадок говорит тот факт, что нападение на меня случилось сразу после того, как в фотоателье был сделан мой портрет. А в пользу моей версии – что убийца кто-то из фотоателье – говорит даже то, что в портфолио Осетрова была найдена фотография места, где было обнаружено тело его девушки – Лидии Паршиной. – Гм-м… – Якушев покатал по столу авторучку. И, не глядя на нее, спросил: – Все же убийца – враг Осетрова? – Да. Кровный. И это не из-за его преподавательской деятельности. Тут что-то глубже и страшнее. И началось все пять лет назад, когда была убита Серова. С той самой попойки, после которой она и была убита. – А не мог ее убить сам Осетров? А теперь кто-то убивает близких ему женщин тем же самым способом? – Он отрицал всякие намеки на то, что кому-то перешел дорогу таким ужасным способом. И сам не догадывался, кому мог так насолить. Смерть Лиды его потрясла. И… Если честно, я подозревала его до тех самых пор, пока кто-то не убил его самого. – Убил, замечу, иначе. Почерк, почерк другой, Смирнова. Что, если он убивал не один? Что, если у него был соучастник? И они предавались извращениям таким вот диким способом? А потом его подельник убил его, подругу его девушки и… Черт! Столько жертв, Смирнова! За такой короткий срок. Расследование ни с места. Я повышения ждал. Генеральских погонов. А вместо этого меня могут погнать поганой метлой. И все из-за тебя! Из-за того, что ты не знаешь, кого подозревать! Бери уже в разработку фигурантов из фотоателье, раз тебе так приспичило. Дави! Крути! Что хочешь делай, но делай уже что-нибудь!.. Через час у нее на столе лежала вся информация о трех парнях, что работали на Никиту Вербина. Илья Рыжов – сокурсник Никиты, ученик и почти друг Осетрова – всяческую причастность к гибели девушек отрицал. Бледнел при допросе. Тряс головой. И его даже стошнило в целлофановый пакет, который Аня предусмотрительно ему подсунула. У него не было алиби на время убийства Аллы Ивановой. Он сидел в городском парке на скамейке. Потом кормил там уток. Но те его алиби вряд ли подтвердят. Да, он был не тесно, но знаком со всеми жертвами, кроме Аллы Ивановой. Они все пересекались в колледже искусств: и Серова, погибшая пять лет назад, и Лидия Паршина, и ее подруга Алена. И в этом, на его взгляд, не было ничего удивительного. Они все были почти ровесниками. И на Точку бегали. И там толкались и общались. И друга Лидии – Пеклова Диму – он тоже знал. – Он бездарь, – кротко глянув на Анну, обронил Илья. – Но бездарь с амбициями. Осетров ему помогал с заказами, но… – А вам? Вы же, со слов ваших однокурсников, подавали надежды. И Осетров, по имеющейся у нас информации, вас хвалил. Вам он помогал с заказами? – Нет. Я не просил. Я устроился лаборантом к Никите. Меня все устраивало. Он хорошо мне платит. Знаете… – он вдруг подался вперед, лег грудью на стол в допросной. – Художником ведь можно быть везде. Необязательно у мольберта. – Пеклов… Он мог убивать? – перебила его Аня. – Я не знаю, – глянул он ей проникновенно прямо в глаза. – Он любил Лиду. Она любила Осетрова. Потом она Осетрова бросила. Но к Диме не поспешила. О том, что Пеклов любил Лиду, Аня слышала впервые. Все в один голос утверждали, что Пеклов был ей почти что братом. Умело скрывали факт влюбленности? Возможно. – А зачем Алена? А зачем и почему Осетров? Их за что Пеклов убил? А Алла? Слишком много жертв, которые… – Которые либо знакомы между собой, либо как-то причастны к Осетрову. Это же очевидно. Странно, что вы не находите связи, – он немного высокомерно окинул ее взглядом. – Мне кажется, что все же в Осетрове причина всех бед. А сам он погиб, возможно, потому, что начал о чем-то догадываться. И Алена также. Она могла что-то почувствовать или догадаться. – Считаете, что Пеклов убирает свидетелей? Думаете, он убийца? – Я вообще ничего не считаю, товарищ подполковник. – Он даже развеселился, почти позабыв, как его десять минут назад выворачивало. – Моя хата с краю, как говорится. Я даже из колледжа ушел, чтобы быть подальше от всякого рода интриг. Осетров был великим интриганом. Вокруг него вечно какой-то клубок вился. Он управлял судьбами, хотя был простым преподавателем. – И талантливым художником. Очень талантливым! – зачем-то похвалила Аня, хотя не очень разобралась в творчестве Осетрова. – Он придумал какой-то пурпур и… – Не надо говорить о том, в чем вы не разбираетесь! – неожиданно жестко перебил ее Илья. – Осетров никогда не смог бы ничего придумать. Он не был химиком. И придумать ничего не мог. Он мог только украсть. Мне вообще кажется, что он всю свою жизнь только этим и занимался – крал чужие таланты, разработки, счастье… Но теперь его нет. И все его секреты, думаю, украдены таким же, как и он, прохвостом. Пекловым! Ищите его. Пусть он ответит на все ваши вопросы. Я все сказал. Два фотографа Сергея оказались совершенно бесполезны. Алиби на момент убийства Аллы Ивановой у них тоже не было. Один просто гулял, второй сидел в машине. Спал! С жертвами преступлений никогда не были знакомы. Кроме Осетрова, разумеется. – Ах да, и еще его девушку знали – Лидию… – И ее друга Диму… – В общем, так! Берем в разработку всех троих. Пеклов – четвертый, – подвела итог Аня на вечернем совещании в отделе. – Наружное наблюдение. Прослушка разговоров. Проверка их банковских счетов. Разрешение уже готовится. Пеклова в розыск уже объявили. Ждем результатов. А с этой троицы глаз не спускать. И еще как бы… – Домой к ним попасть и осмотреться? – подсказал догадливый Гена, когда она замялась. – Сделаем, гражданин начальник. Понимаем же, что ордера нам никто пока не даст. – Если все всем ясно, тогда по домам, – скомандовала она. Ольховцев вылетел в дверь вихрем, на ее столе даже шевельнулись бумаги. – В смысле, Ань, по домам? – недоуменно вытаращился Гена. – Мне-то куда? – Домой, Гена, домой, – она поравнялась с ним и поцеловала в щеку. – Дом у нас с тобой снова общий. Так сложилось… Глава 22 Он смотрел на ее портрет – огромный, в багровых тонах – и не мог насмотреться. Она была не просто красивой – невероятно красивой. В каждом ее жесте, взгляде, повороте головы крылась своя какая-то отдельно взятая история. Если отойти от портрета на метр назад, кажется, что она загадочно улыбается. Если взять левее, чудится демонический прищур. А если отойти в правый угол, то ее лицо казалось залитым кровью. И все это из-за того самого пурпура, который Осетров использовал в работе. И о котором так много говорили. Он придумал рецепт и скрыл его ото всех, и унес его с собой в могилу – сволочь! Не захотел даже перед смертью поделиться. А ведь снотворное не сразу начало на него действовать. Он сначала расслабился, сделался болтливым и даже веселым. Начал вспоминать о Веронике. О моменте их знакомства. – Помнишь? Помнишь, да? – он без конца толкал его в бок, пока они ехали от заправки до забытой богом деревни. – Это ведь я ее у тебя увел. Отбил. Как принято говорить. А она была тобой увлечена – да. И часто сравнивала нас. Даже в постели! Все же какие, в сущности, бабы глупые! Считают, что используют нас, а на самом деле… – А на самом деле? – поторопил он его, поскольку Осетров уже начинал зевать, вот-вот должен был отключиться. – А на самом деле мы используем их. Мы! Я всегда зарабатывал на них неплохие деньги. Ты… И в этот момент он посмотрел на него совершенно твердым, не сонным взглядом. Дотронулся до его уха и шутливо дернул. – Ты наблюдал и получал от этого удовольствие и вдохновение. Разве нет? Признайся, это ведь ты? – Что – я? Он уже понял, что Осетров обо всем догадался. И все никак не мог понять: как он догадался? Почему? Где он прокололся? – Это ведь ты их убиваешь, да? Ты… Я знаю… Я догадался. Знаю, почему ты убил ту – первую. И знаю, почему убил остальных. – Почему? Он был в этот момент спокоен. Он еще два часа назад знал, что убьет Осетрова. Ну не из-за блажи какой-то он напоил его чаем со снотворным. Не из желания выведать секреты пурпура. Эка невидаль! Не очень-то ему и хотелось обладать его секретом. У него своих – хоть отбавляй. – Первую ты убил по причине объективной – месть. А остальных… Ты хотел отомстить мне. Только я не виноват. Это был их выбор, понимаешь? – Нет. Не понимаю. – Он осмелел, подбородок Осетрова все чаще падал на грудь. – У нас с ней все было хорошо. У нас были отношения. Я любил ее! – А она-то тебя – нет. Она тебя не любила. – А тебя что – полюбила мгновенно? То есть ты пришел, увидел, победил? Так, что ли? – Почти. Умный мальчик. Художник попытался дотянуться до его головы, чтобы погладить, но рука сделалась вялой и непослушной. Она безвольно упала, вывернувшись ладонью вверх. Все. Осетров отключался. Жить ему оставалось немного. И он заспешил, заспешил, начал откровенничать. Ему было важно, чтобы Осетров его услышал, прежде чем умереть. Чтобы ужаснулся, чтобы испугался. Но тот… Художник неожиданно тихо рассмеялся и вдруг всхлипнул и произнес тихо: – Кого угодно, только не Анну.