Странно, но она пока не паниковала. Искренне надеялась, что ее уже ищут. В прошлый раз Якушев поднял всех на ноги. А Гена… – Я не стану трогать твои волосы, Аня, – произнес Рыжов. Он сидел на старом венском стуле напротив нее. Одна нога закинута на другую. Пальцы сцеплены в замок на колене. Взгляд спокойный, почти мечтательный. Глядя на парня, никто и никогда бы не подумал, что он способен причинить зло. – Почему я лишаюсь такой привилегии? – Ну… Ты не блондинка. И машинку по утилизации мусора вы отсюда увезли, – мило улыбнулся Рыжов и кивнул куда-то в сторону. – Ты же поняла, что мы в доме Валеры? Взгляни на это. Она перевела взгляд. У стены из красного кирпича стоял ее огромный портрет. – Но… – Знаю, знаю, что ты скажешь, – замахал он на нее руками. – Что твой портрет уже был вывезен отсюда экспертами. Это другой, Аня. Он их сделал несколько. Этот, к слову, потащил с собой, когда Пеклов увозил его на верную погибель. Там я его и забрал. – Ты и Осетрова убил?! Аня попыталась приподняться чуть выше, но сил не было. И шея за левым ухом странно сильно болела. Она тронула это место ладонью. – Это укол, Анечка. Извини. Но ты ведь очень сильная. Как еще можно было с тобой справиться? Моя первая попытка не увенчалась успехом. Пришлось продумать все до мелочей. Ты отключилась мгновенно. И прежние силы к тебе так и не вернутся. И я сделаю тебе еще один укол. Он у меня уже приготовлен. Ты будешь в сознании, но не сможешь двигаться. И все будешь понимать. – Что именно? – Что ты умираешь, истекаешь кровью. А я соберу ее – не пропадать же добру, – он хихикнул. – И напишу самую лучшую свою работу. Которая сделает меня знаменитым. – Серова ни при чем? – сделала она неожиданное предположение. – Тебе надо было как-то запятнать Осетрова. Ты завидовал ему. Его таланту. А тут он еще и краску изобрел. – Это я! – заорал вдруг Рыжов нечеловеческим голосом. – Это я ее изобрел, поняла?! А он у меня украл рецепт. И выдал за свой. И поэтому оттенок пурпура на его мазне всегда выходил не таким, как у всех. А это было мое изобретение! Еще когда я учился в колледже искусств, я его придумал. И, дурак, поделился радостью со своим преподавателем. А он… Он украл у меня мое открытие! И выдавал за свое. Продавал на Точке картины, сволочь! Илья всхлипнул по-детски, съежившись на венском стуле и замирая странной уродливой скульптурой. – А ты принялся досаждать Паршиной, приставал к ней, умолял найти рецептуру у Осетрова. Так? – Так. Только рецептуру я знал. Лучше всех! Мне просто нравилось ее преследовать. Она же была девушкой Осетрова! А это стало для меня сигнальной линией. Черной меткой для всех его баб!.. Она злилась, психовала, жаловалась своему тупому дружку – Димке Пеклову. А что он мог? Он промямлил что-то, когда подошел ко мне. Что он мог мне сказать, если задолжал мне столько, сколько Лидке и не снилось. – На что ему нужны были деньги? – Дом отстроить, – фыркнул Рыжов почти весело. – У него сгорел дом. Молния попала или из-за неисправной электропроводки… – Или ты его поджег, чтобы скрыть следы преступления – убийства Серовой. Так? Так было? – Или так, – совершенно буднично отреагировал Рыжов, подергав плечами. – Больно любопытный там дед по соседству жил. Все вынюхивал, подсматривал. Мог и разболтать что-то. Пришлось принять меры предосторожности. Огонь способен уничтожить все следы. Все! – Но он успел нам дать показания. И он узнал тебя, – соврала Аня, спрятав за поясницу руки и пытаясь размять пальцы, сжимая их в кулаки и с силой разжимая. – Его показания есть в деле. – Серьезно? – он нежно улыбнулся ей и грациозно качнул головой. – Показания покойника, пьющего последние несколько лет каждый день… Вряд ли кто-то воспримет их всерьез. – Это ты? Ты помог ему умереть? Рассказывай уж все до конца, раз собрался меня убивать. – Нет. Вот дед точно сам помер. Болтают, в погреб свалился. Так? Аня не ответила. – Наверняка пьяным был. И плевать! Разве это человек? Это же насекомое. Я такими, как он, брезгую. Как и такими, как подруга Лидочки, Алена. Это, по моему мнению, самка насекомого. Огромная, жадная, с мерзкими алчными гениталиями. Померла, и хорошо. Но это точно не я. Я работаю… – кончик его правого указательного пальца коснулся ее левой ключицы, нежно провел влево-вправо. – Филигранно. Ты скоро в этом убедишься. – Я поняла. Поняла. Аня попыталась отодвинуться от него подальше к стене, прикосновение к холодным кирпичам бодрило и, кажется, наполняло ее энергией. Пальцы стали более послушными и уже живо сжимались в кулак. И когда Рыжов отводил взгляд от ее ног, она пыталась напрячь икроножные мышцы, и ступнями удавалось шевельнуть. – Расскажи мне о женщинах, которых ты убил, – попросила она самым жалобным голосом, на который была способна. – Если мне суждено умереть так же, я хотела бы знать: за что, почему? Вероника… Серова… С нее все началось? Взгляд Рыжова поплыл, сделался замутненным, когда он отрицательно мотнул головой. – Нет. Не с нее. Началось все с Ирочки. С моей старшей сестренки. Я любил ее… Любил больше, чем родители. Мы были с ней так близки, так близки… Она позволяла мне забираться к ней в койку и трогать себя, – шепнул Рыжов доверительно, и глаза его снова заблестели слезой. – Родители ни о чем таком не догадывались. Как и о том, что моя Иринушка позволяла себя трогать не только мне. – Сколько вам было лет? – Аня заинтересованно приподняла голову, порадовавшись, что мышцы пресса отозвались. – Ей двенадцать, мне восемь. – О господи! – только и смогла она выдохнуть. – Считаешь, что мало, что рано? Может быть… Но я очень любил ее, и как сестру, и как юную леди. Это был мой запретный опыт. А она предала меня! – Как? – Она сошлась с соседским мальчишкой. И все рассказала ему, как пускает меня к себе в койку. И что со мной при этом происходит. И она… Она хохотала при этом. Запрокидывала голову вот так… Рыжов запрокинул голову, обнажив острый кадык, по которому Анна – будь она в силе – запросто могла бы ударить ногой и вырубить мерзавца. – И ее длинные белые волосы метались на ветру, как знамя! Белое знамя сдававшихся на милость победителя. И я не простил ее. Я убил ее. – Как именно? – Я толкнул ее под работающий комбайн. И ее волосы… Ее шикарные белые волосы полетели по ветру, как семена одуванчика. И кровь… Было так много крови, что ею пропиталось все вокруг. Она брызгала и брызгала во все стороны. И Иринушка превратилась в ничто. В бесформенный изуродованный комок. И вот именно тогда я понял, что никогда так больше делать не буду, – немного раздраженно проговорил Рыжов. – Не будешь убивать? – Нет. Не буду убивать именно так. Никакой эстетики, кроме улетевшей в небо пыльцы ее волос. – Серова, – напомнила Анна. – Вероничка, да… Она мне нравилась. Не так сильно, как Иринушка, но нравилась. И я никогда бы не убил ее, если бы она не поступила со мной так же, как Иринушка. Ты ведь уже знаешь, что на той вечеринке она переспала с Осетровым? – Знаю. Рыжов сделался мрачным, воспоминания давили на него. Это даже Аня понимала. – Все-то ты знаешь… – отозвался он с тяжелым вздохом. – Я утащил ее с той дикой пьяной оргии. Но она все время рвалась назад. И все нахваливала Осетрова как партнера по сексу. Орала на всю улицу, что этот мужик талантлив во всем. И мне пришлось… Мне пришлось заткнуть ей рот! Я увез ее к Пеклову. – Нож где взял? – У меня всегда с собой это! Неуловимым движением он вытащил откуда-то нож с тонким длинным лезвием и резной рукояткой. Помотал у нее перед глазами. Она поняла, что нож складной. – Я заставил ее замолчать. А когда она умерла, мне в голову пришла великолепная идея с ее волосами. Пусть, думаю, сочтут, что это маньяк вышел на тропу. Ножичком обрил ее, измельчил ее пряди. Накидал на лицо. Это была импровизация, но вам понравилась. И я потом, через пять лет, решил, что пора повторить. – Что явилось триггером? Почему ты снова начал убивать? – она нарочно говорила тихо и слабо, пусть не спешит с уколом, пусть думает, что у нее все еще нет сил. Аня лихорадочно планировала нападение на убийцу, размахивающего перед ее лицом ножом. И мышцы, слава богу, отзывались. Главное – успеть! Не прозевать!.. – Не было никакого триггера, умница, – кривая ухмылка неприятно исказила его лицо. – Было то, что называется: догадались! Лидочка Паршина через каких-то своих однокурсников узнала, что Вероничка встречалась со мной. Потом вышла еще на кого-то. Сама или с Пекловым, не знаю. Думаю, это Никита. Мой работодатель. Он много знает о людях и собирает, собирает все в коробочку. Не суть… Лида и Дима вдруг решили, что могут меня прижать. Ей всегда нужны были деньги, а у меня они водились. Я экономный. Она решила меня шантажировать. А Димке так не хотелось возвращать мне долг… Лиду я убил в парке на горе. Все подготовил и отвез потом волосы на то место, которое Осетров выбрал для работы. Вышло красиво. Почти поэзия! Но Валера неожиданно очень быстро утешился. Он выбрал тебя. Он влюбился! Я же знаю, как горели его глаза от любви. И я решил… – Убить меня возле моего дома? – Да. Не вышло. – Рыжов тряхнул головой, пригладил волосы. – Но ты дала ему от ворот поворот. И тогда он переключил свое внимание на девушку твоего бывшего мужа. Просто завел с ней беседу в твоем любимом кафе. Сфотографировал и фото скинул в фотостудию. Он не мог знать, что я в тот самый момент за ним наблюдаю. И телефон из фотостудии параллельно подключен еще к одному моему телефону. И я… План созрел молниеносно! Я должен убивать всех, на кого он смотрит как художник, как мужчина! Иначе это никогда не уйдет из моей души. Никогда! Хочешь знать, что именно? Отвечу: зависть. Могу признаться честно: я завидовал ему, ненавидел его, презирал его. И я желал изъять из его жизни все прекрасное. И эта девушка просто подвернулась под руку. Была бы на ее месте другая, умерла бы она. Но так сложились обстоятельства. Не в ее пользу. Так, что там дальше… Как только Осетров ушел, я дождался, когда эта девушка выйдет из кафе. Подъехал к ней, показал ей фото и переписку с Осетровым. Сказал, что надо повторить фото в студии. Что портрет такой красавицы не пристало писать с неудачного фото. И она!.. Господи, насколько глупыми бывают девушки! Она купилась. Села ко мне, и все. Жить ей оставалось несколько минут. – Как тебе удалось заманить ее на пустырь? – Сказал, что надо попробовать сделать еще одно фото на природе. Она согласилась. Шла охотно. Потом все было быстро. Сбрил ей волосы. Съездил на дом к Осетрову. Благо было недалеко. Измельчил волосы в машинке для утилизации мусора. Нарочно оставил пряди на барабане. Мне очень хотелось, чтобы вы начали Валеру подозревать. Но он снова соскочил! И стал догадываться. Думаю, Пеклов поделился с ним подозрениями. Пришлось разрабатывать еще один план. Честно? Я думал, Дима выпьет тот чай сам, уснет за рулем и они попадут в аварию. Очень мне не хотелось марать руки о мужика. Это не мой профиль. Но чай выпил Осетров, – он широко улыбнулся и даже потрепал ее по щеке. – Не делай таких глаз, Анюта. Я ехал за ними. Все видел. И Осетрова увез, а потом убил, когда Дима пошел на заправку. Быстро скрылся с места. Поймал попутку, доехал до заправки. Машину оставлял в посадке. Быстро вернулся в город. – Пеклов где скрывался? – О, это отдельная история! Он ведь ко мне прибежал за помощью, когда его в розыск объявили. Помоги, трясется. Или меня посадят! Я и помог… Ладно, на этом все, Анюта. Нам пора начинать. У нее было всего лишь пять секунд, когда Рыжов встал со старого венского стула, потянулся за шприцем с мутной жидкостью. Тот заранее был приготовлен и лежал на верстаке художника. В тот самый момент, когда он на мгновение отвел от нее взгляд, она и ударила… Глава 31 Анна Егоровна сидела на своей кухне с окнами на дорогу со скорбно поджатыми губами. Ей буквально все не нравилось в ее жизни. Перво-наперво, соседи.