Брайерс закатился кашлем, от которого у неё холод пошёл по телу. Она посмотрела на него, нахмурившись, и покачала головой, пытаясь тем самым не скатиться к заботливому сожалению, которое, как она понимала, смутит напарника. «Боже, Брайерс, – сказала она. – Звучит ужасно. Я сяду за руль». По его взгляду она поняла, что он оценил её беззаботный тон. «Это хорошая мысль», – заметил он. Она открыла Брайерсу дверь, но не посмотрела в его сторону, боясь, что может не выдержать и разрыдаться. *** Несмотря на сильную усталость, Макензи лежала в темноте в комнате мотеля, уставившись в тёмный потолок. Она не могла заснуть. Как могла, она старалась думать исключительно об убийствах в «Литтл Хилл», но в памяти постоянно возникал образ несчастной визитной карточки. «Антикварный магазин Баркера, – думала она. – Несуществующее место. Что за чёрт?» По сути, то, что на местах убийств Джимми Скотта и её отца были найдены визитные карточки, было очень схоже с тем, что делал убийца в парке «Литтл Хилл»: он разрубал своих жертв на части и выкладывал их тела напоказ. Он хотел, чтобы тела нашли. Тот, кто оставил визитные карточки, хотел дать небольшую, но очень важную зацепку. Но почему? Не найдя ответа на этот вопрос, Макензи наконец позволила себе заснуть. Ей снились сны, но они отличались от обычных кошмаров. Во сне она стояла в доме, в котором никогда не была раньше, но который казался ей очень знакомым. В руках у неё была кувалда, и она разбивала ею стену. Вокруг, словно снег, сыпалась штукатурка. Врезаясь в очередную стену, она могла видеть то, что находилось за ней. В комнате была Стефани. Она кричала в телефон, и хотя во сне Макензи не могла проверить это, она была уверена, что на другом конце линии была их мать. Стефани увидела, как Макензи заглядывает через брешь в стене, и бросилась к ней. Она протянула Макензи телефон. При этом в глазах у неё стояли слёзы. «Она хочет с тобой поговорить», – сказала Стефани. Макензи просунула в дырку руку и взяла телефон. И тут она резко открыла глаза. Она слышала, как звонит телефон, но почему то ей казалось, что это был отголосок сна. Наконец она совсем проснулась, расслышав знакомую мелодию её обычного рингтона. Схватив телефон с прикроватной тумбочки, заспанными глазами она увидела цифры на будильнике, 3:56. Она ответила на звонок, даже не пытаясь притворяться, что не спит. «Алло», – сказала она, почти не разжимая губ. «Агент Уайт?» «Да. Кто это?» «Это Клементс, – произнёс голос шерифа. – Простите, что звоню вам в такой час, но, думаю, вам нужно приехать в участок». «Зачем? Что случилось?» «Дело в Чарли Холте… или Уилле Альбрехте». «Что с ним?» – спросила Макензи. «Он покончил с собой». ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ Макензи приехала в участок, не накрасившись и не выпив кофе, в 4:18. Она знала, что Брайерс будет жутко недоволен, но она ему ничего не сказала. Она хотела, чтобы он отдохнул. Тем более, теперь, когда Альбрехт покончил с собой, они мало что могли сделать. Не было необходимости лишать Брайерса заслуженного сна. На парковке прямо перед входом стояла машина скорой. Сирена на крыше окрашивала всё красным светом. Клементс встретил её у входа. По лицу было видно, что он устал не меньше, чем она. В руках он держал два стакана с кофе, один из которых он передал Макензи. «Где ваш напарник?» – спросил Клементс. «Я решила дать ему поспать, – ответила она, с благодарностью принимая кофе. – Нет ничего, что могут сделать двое, но не может один, когда дело касается самоубийства. Как он покончил с собой? – спросила она». «Обмотал простынь вокруг шеи и повесился. Врачам почти удалось его оживить, но он умер минуты за две до того, как я вам позвонил». Он провёл её вглубь здания, где находились три камеры. Внутри были пустые бетонные полы, одна единственная койка и небольшой столик рядом с ней. В первой по счёту камере находились медики, а на каталке лежало мёртвое тело, накрытое простынёй. Макензи в недоумении заглянула внутрь: «Как он умудрился здесь повеситься?» Женщина-врач покачала головой и сказала: «На самом деле, он не повесился. Он удушился. Один край простыни завязал вокруг шеи узлом, как опытный бойскаут, а второй привязал к ножке койки. Койка прикручена к стене болтами, поэтому когда он сел на пол и потянул на себя, она не сдвинулась с места». «Для этого требуется решимость», – сказала Макензи. «И не говорите, – подтвердили врачи, выкатывая каталку из камеры. – Вы хотите осмотреть тело?» «Нет, – разочарованно сказала Макензи. – Спасибо». Макензи не могла не подумать: «Что если он и есть убийца? Что если мы поймали убийцу, он покончил с собой, и дело закрыто?» Она ждала, когда появится чувство облегчения, но оно не приходило. Она знала, что Чарли/Уилл не был убийцей. Оставалось лишь надеяться, что Смит и Клементс тоже это понимали. «Простите, что так случилось, – сказал Клементс. – У нас в камерах нет видеонаблюдения, и их никто не охраняет. В нашем маленьком городке…». «Я понимаю, – сказала Макензи. – Не надо просить прощения. Вы не могли предугадать подобное». Они прошли в небольшую комнату отдыха, где запах свежесваренного кофе напомнил ей, что она почти допила первую чашку. «Что теперь? – спросил Клементс. – Если ваша теория верна, и он только помогал убийце, но сам им не был, то его смерть откидывает нас назад». «Да, но послушайте, Клементс. То, как убийца избавляется от тел, говорит о его самоуверенности. Он хотел, чтобы мы увидели то, что он сделал. Если бы Уилл Альбрехт был нашим убийцей, он бы не убил себя до признания… а, скорее, начал бы хвастать подробностями смертей». «Вы уверены?» – спросил он. «Почти, – ответила Макензи. – Он действительно боялся сказать что-то не то, что-то изобличающее. Он что-нибудь говорил вечером?» «Ничего, – ответил Клементс. – Он «ожил» только тогда, когда доставал личные вещи из карманов. Как только мы с вами привели его в участок, мы сразу проверили, нет ли у него опасных предметов. Оружия при нём не было. Правда, он взбесился, когда мы попытались забрать у него из рук и карманов жёлуди. Это было после того, как вы и ваш напарник ушли». «Жёлуди», – подумала Макензи. Она сразу вспомнила визитные карточки с двух мест убийств в Небраске. Их оставили, как насмешку, но, в конце концов, они превратились в определённый отличительный признак. Может, и жёлуди тоже являются этим признаком. Мы не нашли ни отпечатков, но следов борьбы, ни следов похищения. Возможно, разгадка кроется в желудях. «Где сейчас его жёлуди?» – спросила Макензи. Клементс пожал плечами: «Наверное, в мусорном ведре. Я могу уточнить у офицера, который их изъял. Он ещё здесь». «Я бы сама хотела с ним поговорить, если можно». «Конечно. Я провожу». Клементс повёл её в сторону выхода, туда, где за стойкой сидел сонный секретарь и листал журнал. У дальней стены стояли два офицера. Один из них читал отчёт или что-то похожее, пока второй что-то ему говорил. «Привет, Гари», – сказал Клементс. Полицейский с отчётом в руках поднял на него глаза и подошёл к шерифу. «Когда ты забрал жёлуди у Альбрехта, ты нашёл ещё что-нибудь в его карманах?» – спросил Клементс. «Ничего, кроме ворса и грязи». «Сколько желудей было в кармане?» – спросила Макензи. «Я не помню. Вы можете сами их увидеть: они до сих пор лежат в пакете в сейфе для вещдоков». «Спасибо, – сказала Макензи. – Клементс, вы можете принести мне пакет? Как звали второго егеря, который был с нами на первом месте убийства?» «Джо Эндрюс». «Вы можете привезти его в участок?» «Думаю, это не проблема, – ответил он. – У вас появился новый план?» «Просто догадка», – ответила Макензи. Правда была в том, что она надеялась, что это была не просто догадка. Ей оставалось лишь молиться, чтобы удача ей не изменила.