«И что теперь?» – спросила Макензи. «Теперь, – ответил МакГрат, – я готов подтвердить, что являюсь человеком слова. Если хочешь негласно участвовать в расследовании дела Джимми Скотта в Небраске, я даю тебе добро». Макензи задумалась, а потом тяжело выдохнула: «Могу я подумать над вашим предложением в течение дня?» «Даю тебе неделю, – сказал он. – Если после этого времени я не получу от тебя ответа, то моё предложение теряет силу». «Спасибо, сэр». «Можешь идти», – сказал МакГрат. Макензи поднялась со стула, опираясь на костыли, которые она уже начала ненавидеть, и направилась к выходу. «Агент Уайт?» «Да, сэр», – сказала она, развернувшись у двери. «Ты отлично поработала. Продолжай в том же духе, но не забывай действовать сообща». Макензи улыбнулась. Ей были приятны эти слова. Они вселяли в неё надежду на успешное будущее. Она кивнула и вышла. Ноющая боль в колене стала ответом на его последнее замечание. *** Ровно шестнадцать дней после спасения Брайана Вёрнера из хижины в лесу рядом с парком «Литтл Хилл» Макензи вышла на улицу, ковыляя на костылях, и поймала такси в больницу. Сидя на заднем сиденье, она не смогла сдержать слёз, но старалась плакать как можно тише. Оказалось, что Брайерс сильно ошибся, подсчитывая, сколько времени ему осталось. У него начались осложнения, и врачи не могли точно сказать, как долго он ещё протянет. Они решили, что напряжённые условия работы над делом в парке «Литтл Хилл» сильно ухудшили его состояние. До того, как Макензи доехала до больницы, она успела выплакаться, вытереть слёзы и внутренне задать себе вопрос, почему жизнь была такой несправедливой. Она поднялась на второй этаж на лифте и постучала в палату Брайерса наконечником костыля. Брайерс лежал на кровати, опираясь на подушки. Из носа торчали прозрачные трубки. Как ни странно, у него было хорошее настроение. Макензи сообщала ему о том, как завершается дело, в своих е-мейлах. За последние три недели они оба поднаторели в написании писем. Именно благодаря этому общению сейчас им было легко начать разговор. «И как долго ещё тебе ковылять с этой штуковиной?» – спросил Брайерс. «До тех пор, пока не смогу безболезненно сгибать колено, – ответила Макензи. – Сначала врачи думали, что повреждён нерв, но, видимо, на этот раз обошлось». «Хорошо. Ты уже встречалась с МакГратом?» «Да, – ответила она, – и даже получила от него похвалу, ей-Богу». «Это ещё раз подтверждает мои слова, – сказал Брайерс, протягивая ей руку. – Ты просто создана для этой работы». Макензи смахнула слезу. «Как насчёт того, чтобы выбраться из больницы и самому вернуться к работе, старина?» Брайерс с грустью покачал головой. «Нет, – сказал он. – Даже если я выйду отсюда, то уже не вернусь. Я всё рассказал МакГрату. У меня не было другого выбора. Если однажды я не приду на работу, потому что умер… Он поймёт, что что-то не так». Оба засмеялись, а потом в палате стало тихо. Эта тишина была похожа на ту, что витала в лесу у парка «Литтл Хилл». Она помогла им справиться с трудностями тогда и помогала сейчас. Десять минут спустя Макензи сжала его руку. Брайерс ответил не сразу, поэтому она внимательно посмотрела на него. Он спал, делая тихие вдохи и выдохи, в этом ему, без сомнения, помогали аппараты, к которым он был подключён. Он спал и слегка улыбался во сне. Макензи поднялась с места, опираясь на костыль, наклонилась и поцеловала его в лоб. Она ещё раз посмотрела на его улыбку и вышла. Это был последний раз, когда она видела Брайерса живым.