«С возвращением». Макензи обернулась и увидела Эллингтона. У него был скучающий и немного уставший вид. В руках он держал чашку с кофе. «Спасибо», – ответила Макензи. «Как тебе понравилось в Страсберге? – спросил он. – Приятно сбежать от местного шума и суеты». «Там неплохо». Эллингтон огляделся, чтобы убедиться, что в коридоре было пусто. Тогда он зашёл в нишу и подошёл почти вплотную к Макензи. Между ними оставалось чуть больше метра. «Мне нужно у тебя кое-что спросить. Если считаешь, что я лезу не в своё дело, скажи, и я заткнусь. Договорились?» «Хорошо», – ответила Макензи. «По Бюро ходят слухи, что на этой неделе ты отлучалась в Небраску по семейным обстоятельствам. Это правда?» Макензи хотела сказать ему, что он был прав, когда предположил, что лезет не в своё дело. Но при этом ей было интересно, откуда он это узнал, и почему для него это было важно. «Да, это правда». «Могу я спросить, что случилось?» «Лучше не надо», – сказала Макензи. «Понимаю. Я спрашиваю только потому, что сейчас МакГрат набирает агентов для помощи полиции Линкольна, если я не ошибаюсь с названием города. Я ознакомился с делом, и оно однозначно связано со старым делом, которое может тебя заинтересовать. Это тебе говорит о чём-нибудь?» «Думаешь поймать меня с поличным?» – спросила Макензи. «Вовсе нет, – ещё тише ответил Эллингтон. – Я просто хотел узнать, успела ли ты ознакомиться с этим делом, пока была там?» «Между нами?» Эллингтон кивнул и снова оглядел коридор, чтобы убедиться, что их никто не слышит. «Есть неоспоримая связь с делом моего отца, – продолжила она. – Правда, пока единственная зацепка – это улика, специально подброшенная, чтобы сбить нас с толку. И, без обид, это всё, что я могу тебе сказать». «Нашла кого-нибудь, чтобы он держал тебя в курсе дела?» «Возможно, а что?» «Я могу помочь с информацией по расследованию ФБР. Знакомясь с делом, мне пришло в голову, что я почти не знаю ничего о смерти твоего отца. Мне стыдно». «Почему?» Эллингтон поднял глаза и вопросительно посмотрел на Макензи. «Потому что ты мне интересна, – ответил он. – Возможно, даже очень». Внутри Макензи накрыло горячей волной, но она сохранила внешнее спокойствие: «Неподобающие слова для женатого мужчины». «Ты права, – сказал он. – А для того, кому две недели назад пришли документы о разводе?» «Мне жаль это слышать», – искренне сказала Макензи. «Поначалу мне тоже было жаль. И мне хотелось бы тебе об этом рассказать. Нет, это ложь. Я просто ищу повод, чтобы пригласить тебя выпить». «Желания выпить было бы достаточно». «Наверное, так. Так что скажешь?» «Скажу, что не против. Но не сейчас. Сейчас я очень занята. Мне нужно завершить дело по «Литтл Хилл», а ещё убийство в Небраске…» Эллингтон поднял руки вверх, притворяясь, что сдаётся, и сделал пару шагов назад: «Больше ни слова. Я всё понимаю. Моё предложение остаётся в силе. Позвони, когда захочешь им воспользоваться». Произнеся эти слова, он ушёл. Макензи не хотелось себе в этом признаваться, но она бы предпочла, чтобы он остался. Она нормально воспринимала их взаимное добродушное подшучивание и… казалось, что оно может стать началом чего-то большего. Она вернулась за свой стол и снова уставилась на фотографию визитной карточки. Она понимала, что должна думать об убийствах в «Литтл Хилл». Ей казалось, что она что-то упускает… и подсказка находится прямо перед носом – подсказка настолько очевидная, что она её не замечает. Ей было сложно списать со счетов визитку с именем отца на обороте. Кто-то написал его имя там специально. Но кто это сделал? И если уж на то пошло, то кто мог знать его имя и то, как его убили? «Например, мама», – подумала она. Макензи отвела взгляд от папок и бумаг. Она отодвинула всё, что касалось убийства в Небраске, в сторону и начала быстро листать документы и фотографии по делу в парке «Литтл Хилл». Она ещё раз взглянула на места, где были обнаружены жертвы, заметив, что они находились довольно далеко друг от друга. Она раскрыла карту местности и провела пальцем от одного места к другому. Как и с визитной карточкой двадцатилетней давности, ей казалось, что подсказка скрывалась где-то на поверхности… ожидая, когда Макензи её найдёт. Она не могла её увидеть, и это сводило с ума. Она резко захлопнула папку и открыла телефонную книгу Бюро. У неё появилась мысль, как вытащить из себя больше информации, но эта идея ничего хорошего не сулила. Находясь в Небраске, она вспомнила то, что, как ей казалось, она похоронила навсегда. Она переступила невидимую черту во мрак. Подобное нередко случалось с ней в подростковом возрасте. Тогда она начинала проявлять признаки агрессии и смятения, пару раз устроив истерику. Макензи боялась, что чтобы найти то, что ищет, ей нужно было снова погрузиться во мрак. В справочнике она нашла нужные телефоны и позвонила по ним, вдруг осознав, что искренне желает узнать больше об озлобленности и враждебности, которые заставили ей пробить стену в родительском доме два дня назад. Если быть до конца честной, то ей понравилось ощущение, которое она при этом испытала. Где-то в глубине души она уже давно хотела испытать его вновь. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ Макензи оторопела, войдя в кабинет доктора Маделин Голдсмит. Омерзительно вычурный, он, казалось, служил декорацией для какого-нибудь низкосортного сериала, который показывают вечерами по воскресеньям. По приезду в Куантико Макензи два раза встречалась с доктором Голдсмит, потому что в Бюро захотели проверить её профпригодность после знаменитого дела «Страшилы», благодаря которому она и привлекла их внимание. Макензи посетила два обязательных сеанса, но на этом всё закончилось. Казалось, доктор Голдсмит была на неё за это в обиде, хотя всё же согласилась встретиться с ней в тот же самый день в 3:00 пополудни, через полтора часа после звонка Макензи. Не желая следовать клише и садиться на кушетку, Макензи стояла у окна и смотрела на Округ Колумбия. Она видела, как группа курсантов Академии выходит из лекционной аудитории, и пыталась вспомнить себя такой. Она закончила учёбу меньше девяти недель назад, а казалось, прошла целая вечность. «Почему вы так долго ждали, чтобы со мной поговорить, Макензи?» – спросила Голдсмит. «Не примите на свой счёт, но просто не видела необходимости». «Вы сказали, что я могу как-то помочь найти подсказку по делу, над которым вы сейчас работаете, верно?» «Да. Я думаю, что я могу добраться до сути, если мне будут задавать правильные вопросы». «И вы думаете, что я могу в этом помочь?» – спросила Голдсмит. «Думаю, что да». «Связано ли это с вашей способностью проникать в сознание людей, за которыми вы охотитесь? Думаете, если я смогу забраться в ваше сознание и заставлю вас говорить об определённых вещах, вы сможете нечаянно найти нужный ответ?» «Да», – ответила Макензи, чувствуя себя немного неуютно. «Хорошо, – сказала Голдсмит. – Это немного необычно для меня, и, как правило, я такими вещами не занимаюсь, но давайте попробуем. Расскажите мне, что вас беспокоит помимо попыток раскрыть дело». Следующие пятнадцать минут Макензи провела, рассказывая ей об убийстве в «Литтл Хилл» и напряжённых отношениях местной полиции с полицией штата и егерями. Потом она рассказала о незапланированной поездке в Небраску и о том, как та на неё повлияла. Единственное, о чём она умолчала, – это о новости, которую сообщил ей Брайерс. Пока она решила ничего о ней не рассказывать. «Я хочу начать с момента, когда вы ударили кулаком в стену в той комнате, где умер ваш отец. Почему вы это сделали?» «Я была подавлена». «Мне нужны детали, Макензи». Макензи опустила глаза на ту руку, что пробила стену, и нахмурилась: «Чёртова комната всю жизнь преследовала меня. А когда я стояла там несколько дней назад… Так я хотела сказать, что с меня хватит. Всё кончено. Больше я не позволю ей влиять на мою жизнь». «Вы действительно покончили с прошлым?» «Мне бы этого очень хотелось. Я бы хотела так думать». «Не считая подозрений в адрес собственной матери», – добавила она про себя, но не решилась озвучить. «Вам не кажется, что эта связь между новым делом и делом вашего отца каким-то образом всколыхнула чувство вины, которое, как вы говорили, вы ощущали из-за смерти отца?» «Нет, вины я не чувствую. Уже давно не чувствую. Я ощутила тьму. Я снова начала в неё погружаться, как тогда, когда была подростком». «У вас появились тёмные мысли?» – спросила Голдсмит.