Такого спокойствия она не ощущала ни разу с момента обнаружения визитной карточки на окровавленной рубашке Хэмбри, хотя убитые бродяги тоже не выходили у неё из головы. Особенно убитый ребёнок. Она гадала, переслал ли уже Питерсон материалы дела. Уже во второй раз с их встречи в кафе она размышляла о том, как какое-то событие могло изменить человека. Когда Макензи только познакомилась с Питерсоном, он показался ей невероятно красивым, добродушным и энергичным. Но зацикленность на расследовании и, очевидно, смертях бездомных, довела его до порога тьмы. Она слышала, что так бывает. Как-то Макензи попалось дело вышедшего в отставку полицейского, который застрелил десятилетнего ребёнка во время перестрелки на оживлённой городской улице. Полицейский не только ушёл со службы, у него также развилась тяжёлая форма депрессии, он ушёл из семьи и в конечном итоге покончил с собой в комнате мотеля, выстрелив в рот из пистолета, очень напоминающего табельное оружие. Макензи отмахнулась от этих мыслей и попыталась сконцентрировать внимание на чём-нибудь другом. Эллингтон читал книгу, которую кто-то оставил в самолёте с прошлого рейса. В самолёте он никогда не спал – это была одна из сотен других особенностей его личности, которые Макензи изучила за время их знакомства. Ей нравилось узнавать о нём что-нибудь новое, и даже сейчас, когда она понимала, что по приземлению их ожидает напряжённый рабочий день, она с нетерпением ждала времени, которое они будут проводить вместе. «Доброе утро, красавица», – с ухмылкой сказал Эллингтон. «Где мы уже?» – в полусне спросила Макензи. «В последний раз капитан сообщил, что мы должны приземлиться примерно через полчаса. Как дела? Сон пошёл тебе на пользу?» «Пока не могу сказать». Эллингтон кивнул и положил книгу на колени – зачитанный до дыр роман Винса Флинна. «Послушай, – сказал он. – Я тут подумал, что лучше скажу это, пока ты ещё не совсем проснулась. Увидев твою реакцию сегодня вечером, я решил, что хочу помочь тебе с поимкой убийцы с визитной карточкой». «Я не думаю, что…» «Прости, – добавил Эллингтон, беря Макензи за руку, – но ты ошибаешься. И это был не вопрос. Я просто сообщаю это тебе сейчас, чтобы избавить себя от споров в дальнейшем. У тебя нет права голоса в этом вопросе. Я знаю, ты думаешь, что крутая, но в этом конкретном случае я готов настаивать на своём». По его тону и широкой улыбке Макензи поняла, что слова Эллингтона были продиктованы любовью к ней, даже фраза «я знаю, ты думаешь, что крутая». «Но это не…» «Это… то, что происходит между нами, – сказал он, – выходит далеко за пределы спальни. Это даже больше, чем, я не побоюсь этого слова, любовь. Я с тобой. И разбираться в этом мы будем вместе». «И ты думаешь, Макграт даст добро?» – спросила Макензи. Она должна была признать,… ей нравилась мысль, что Эллингтон будет рядом, когда она посвятит все свои силы расследованию дела визитной карточки. После разговора с Питерсоном она поняла, каким серьёзным было это расследование. Было логично заняться им вместе с напарником, которому доверяла и на которого могла положиться. «Если не даст, то мы можем пригрозить увольнением», – сказал Эллингтон. «Вот же ты подлиза». Макензи придвинулась ближе и поцеловала его. Удивительно, каким естественным и само собой разумеющимся был этот поцелуй. «Расскажи, что думаешь по поводу связи Хэмбри и этого дела? – спросил Эллингтон. – Уже есть какие-нибудь теории?» «Парочка. Помню, ходили неподтверждённые слухи о том, что мой отец был связан с чем-то незаконным. После убийства Джимми Скотта несколько месяцев назад я даже начала предполагать, что оно как-то генеалогически связанно с делом отца. Вроде безумного семейного бизнеса: возможно, убийца отца растит новое поколение, чтобы они закончили то, чему он посвятил жизнь. Думаю, это бы объяснило большой перерыв между убийством отца и Джимми Скотта. Но потом начали убивать бродяг…» «И что с бродягами?» – спросил Эллингтон. «Я мало что знаю об этих убийствах, но когда бомжей убивают казнеподобным способом, это может указывать на деятельность какой-нибудь банды, которая, возможно, связана с торговлей наркотиками. Или кто-то таким образом пытается нам что-то сказать». «Но что именно? И к кому он обращается?» «Я не знаю. Может, тут дело в обеих теориях сразу. Если мой отец был связан с чем-то незаконным, что он хотел скрыть от семьи, но это были наркотики. А может, что-то связанное с торговлей оружием. Раньше были случаи, когда на границе задерживали целые фургоны, гружённые героином, оружием и так далее». После некоторого раздумья Эллингтон утвердительно кивнул: «Да, думаю, это хорошая теория». «Но не самая убедительная, – заметила Макензи. – Именно поэтому сейчас я хочу переключиться на другую работу. Когда мы окажемся на земле, на сто процентов отдамся расследованию смертей священников. Я должна это сделать. Мне нужно что-то делать и добиваться хоть каких-то результатов, или я сойду с ума». Приближаясь к Вашингтону, они взялись за руки и наслаждались тихим гулом самолёта. Макензи была уверена, что снова заснула, успокоенная дарующей безопасность близостью Эллингтона. Вот она смотрит на их сплетённые руки, а в следующую секунду резко просыпается от толчка самолёта, ударившегося колёсами о посадочную полосу. «Тебе лишь бы вздремнуть, – прошептал ей на ухо Эллингтон. – А ещё у тебя пахнет изо рта». «Я уже два дня не была в ванной и всё это время провела в разъездах, – ответила Макензи. – Сейчас меня меньше всего заботит свежесть дыхания». Когда они расстегнули ремни, дожидаясь разрешения покинуть самолёт, Макензи заглянула в телефон. Как и тогда, когда она приземлилась в Небраске, как только телефон поймал сеть, уведомления посыпались на неё одно за другим. Сначала она просмотрела СМС, но остановилась уже на первом. «Чёрт», – сказала Макензи. «Что случилось?» – спросил Эллингтон. По голосу было заметно, что он уже обо всём догадался. «Новая жертва, – сказала Макензи. – Убили ещё одного священника». Глава двадцать вторая Очень скоро Макензи практически не обращала внимания на усталость. Недосып стал для неё чем-то схожим с ноющей головной болью, которую испытывают многие люди, и которая то пропадает, то появляется. Они прибыли на подземную парковку у собора Святого Петра в 6:20 утра. За последние тридцать шесть часов Макензи полноценно спала только шесть. Бывало и хуже, но из-за смены часовых поясов она чувствовала себя совсем разбитой. То, что ждало их за дверями машины, нельзя было описать словами. Первое, что она заметила, это большой чёрный навес, который тянулся от стены церкви и уходил на полтора метра вглубь подземной парковки. Он поднимался на шесть метров вверх и заворачивался кверху, как дьявольское украшение на Хэллоуин. За его границей стояли несколько офицеров полиции и агенты ФБР. Подъезд к чёрному ходу блокировали козлы и дорожные конусы. Один из полицейских попросил Макензи и Эллингтона проходить мимо, потому что все дороги, ведущие к нему, тоже были перекрыты. Они направились к навесу, где Ярдли и Харрисон вели оживлённую беседу с офицером полиции. Харрисон первым их заметил, подтолкнул Ярдли локтем и указал в их направлении. Извинившись перед офицером, Ярдли, а за ней и Харрисон, встретили их у навеса. «Что это ещё за цирковой шатёр?» – спросил Эллингтон. «Этот случай ещё хуже, чем предыдущие, – сказала Ярдли. Она говорила серьёзным расстроенным голосом. – Мы вызвали ребят, чтобы они его сняли». «Сняли?» – спросила Макензи. «Сами посмотрите», – продолжила Ярдли. Она сделала шаг в сторону, позволив им заглянуть под навес. Вход представлял собой два свисающих полотнища, накрывающие друг друга. Эллингтон попал в точку, сравнив его с цирковым шатром. Он выглядел именно так, только возвёл его мрачный, сумасшедший зазывала. Изучив его внимательнее, Макензи заметила, что шатёр держался на стальных столбах, прикрученных к задней стене церкви. Столбы были прикручены наспех, указывая на то, что то, что ожидало их под навесом, было настолько ужасным, что Бюро решило любым способом скрыть находку от посторонних глаз. Они зашли под навес и будто оказались в подземном хранилище, освещённом двумя прожекторами, располагающимися на земле. Их свет был направлен в сторону церковной стены, освещая шокирующую сцену. На стене висел большой крест. К нему, как и на других местах убийств, гвоздями был прибит священник. Он выглядел в точности, как Иисус Христос, каким его всегда изображали на картинах с распятием – терновый венок на голове и тонкая полоса белой ткани на бёдрах. У основания креста лежали рубашка, брюки, бумажник, начатая упаковка Lifesavers и тридцать шесть центов мелочью. Ярдли и Харрисон тихо вошли под полог навеса. Ярдли подошла к Макензи и тихо сказала. «Отец Уэйд Коул, – начала она. – Пятьдесят один год. Мы поговорили с работниками церкви. Между пятью и восемью часами вечера он находился один в исповедальне». Макензи кивнула, не отводя глаз от креста. Верхний его край почти касался верха тента. Он состоял из массивных деревянных досок, и ноги Коула болтались как минимум в полутора метрах над землёй. Казалось невероятным,… чтобы кто-то сотворил это в одиночку. В этом случае убийца должен быть решительным и сильным, а также иметь точный план действий. Макензи подошла к кресту и подняла глаза на Коула. Разрез на правом боку был глубже и лучше виден, чем у предыдущей жертвы. Казалось, что его специально сделали довольно грубо. Макензи посмотрела сначала на руки, потом на ноги. Руки были прибиты гвоздями, а ноги связаны, как у других жертв. «Теперь их четыре, – подумала она. – Сейчас должно быть легче понять, что для него важно, а что нет». Осматривая тело, она мысленно делала для себя кое-какие пометки. Она старалась осмотреть каждый сантиметр тела – это было почти невыполнимо, потому что оно висело в полутора метрах над землёй. «Тип гвоздей нам ничего не даст, – подумала она. – Криминалисты ничего не нашли. То же можно сказать о канате. Их можно достать везде, и мы не можем узнать время и место покупки. Можно сказать, что в поисках зацепки они нам бесполезны. Тогда всё дело в планировании. Убийца должен был всё спланировать,… чтобы сделать такой крест и прибить к нему человека, но при этом остаться незамеченным. Он знает церковь и район. Но если он знает все церкви, в которых произошли убийства, то он потратил немало времени на их изучение. Значит, всё дело в том, откуда он знает жертв и церкви. Всё дело в отношениях и связях. Его способность планировать и осуществлять убийства, оставаясь незамеченным, говорит о том, что он очень осторожен. Мы можем ждать, когда он сделает ошибку, но тогда… скольких ещё он успеет убить?» Макензи и не заметила, как сзади подошёл Харрисон. Он посмотрел на основание креста и разбросанные там вещи. «Ты понимаешь, что означают эти вещи?» – спросил он. «Да, – ответила Макензи, вспоминая то, чему учили её в воскресной школе. – Когда Христа распяли, солдаты и зрители тянули жребий, чтобы забрать его вещи». «То есть мы думаем, что убийца видел в Коуле Христа?» – спросил Эллингтон. «Думаю, такую вероятность нельзя исключать», – сказала Макензи. Под навес зашёл человек. Он вошёл ещё тише, чем Ярдли и Харрисон. Макензи обернулась и увидела быстро шагающего в их сторону Макграта. Он не казался злым или расстроенным, но выглядел сильно озабоченным. «Итак, – сказал он, – давайте разбираться с этим как можно быстрее. Грядёт буря. Сегодня утром я получаю звонки, от которых мне становится не по себе. Хотим мы этого или нет, но сообщения об этих убийствах попадут в выпуски новостей по всей стране. Кроме того, у этого расследования есть все шансы вытянуть на свет божий религиозных фанатиков. Как только они скажут своё первое слово, им сразу ответят злобные и язвительные атеисты. И мы хлебнём сполна, прежде чем они успокоятся». «Кто вам звонил?» – спросила Макензи. «Да хотя бы вице-президент, – ответил Макграт. – Только вчера он был здесь на службе. Вчера. Он отчитал меня за то, что мы до сих пор не поймали этого парня. Он также дал мне понять, что в Капитолии многие обеспокоены этим делом».