«Вовсе нет. Я начинаю думать, что эти убийства не имеют ничего общего с ненавистью или местью. Мне думается, что убийца испытывает к жертвам извращённое чувство уважения – он прославляет их через символическое распятие. Он думает, что они заслуживают ту же смерть и почитание, что и Иисус». Эти слова сильно подействовали на Уиттера. Злость уступила место чему-то другому – печали или, может быть, ужасу. «Кроме этого, мы полагаем, что убийца повторяет Тропу Иисуса, что также подтверждает, что убийства – это проявление уважения, а не мести». «Понимаю, – уже мягче сказал Уиттер. – Чем я могу вам помочь?» «Решительность и обожание, которые проявляет убийца, наводят меня на мысль, что мы имеем дело не просто с обычным человеком, неправильно истолковывающим теологическое учение. Тот, кто обладает такой мотивацией, должен хорошо знать и искренне любить Христа,… несмотря на наличие при этом явных психологических проблем». «Вы думаете, это кто-то, связанный с церковью?» «Думаю, что это вполне вероятно». «Вы не считаете, что своими поисками можете демонизировать священнослужителей?» «Со всем уважением, – ответила Макензи, – должна сказать, что на данном этапе расследования меня не волнует фактор религиозной принадлежности или должности. Мне не важно, кто он, во что верит, и мне искренне плевать, кому он поклоняется. Мой ответ «нет». Я не пытаюсь никого демонизировать, я просто пытаюсь выйти на убийцу. Вы можете вспомнить священника – пастора, проповедника, кого угодно, – живущего в городе, который бы выделялся на фоне остальных не в меру усердным служением Богу? Возможно, есть кто-то с тёмным прошлым, которое он хотел бы скрыть?» Макензи сразу поняла, что Уиттер кого-то вспомнил. Она поняла это по тому, как он сразу отвёл взгляд, стоило ей озвучить вопрос. «Вы же понимаете, – сказал он, – что человеку моего положения сложно отвечать на такие вопросы. Это, если цитировать Библию, как смотреть на сучок в глазе брата моего, а бревна в своём глазе не чувствовать». «Да, но если вы утаите важную информацию, которая позволит убийце совершить ещё одно преступление, бревно станет лишь толще». Уиттер неуверенно выдохнул, и казалось, он вот-вот расплачется. По смене эмоций на его лице Макензи видела, что он внутренне борется с собой. «Примерно пять лет назад, – наконец начал Уиттер, – у нас был священник по имени Джозеф Хинкли. Он приехал в Вашингтон откуда-то из Алабамы. Он был баптистом и рьяно любил Господа. Он служил в маленькой церкви в городе, но продержался на работе всего несколько месяцев. Он был одним из тех, кто пугает адским пламенем, пытаясь внушить людям, что их спасёт страх пред вечными муками, а не любовь и Божьи обетования. Он серьёзно воспринимал постулаты Ветхого Завета: измена должна караться забиванием камнями, женщина не должна работать или проповедовать и так далее». «Вы сказали, он прослужил в церкви всего несколько месяцев, – сказала Макензи. – Его уволили?» «Да. Ходили слухи, что он также служил временным пастором в других церквях. Честно говоря, я не обращал на него особого внимания. Католики не связываются с баптистами. Однако я заметил его, когда он начал искать место священника в католических церквях. Он вёл переговоры с несколькими церквями, чтобы ему позволили время от времени читать в них проповеди. Если я правильно помню, одной из них была церковь Благословенного Сердца». «Я полагаю, ему везде отказывали?» «Всё верно. Ходят слухи, что его можно видеть на религиозных бдениях. Знаете, когда проповеди проводятся под тентом, все кричат и так избавляются от грехов. Думаю, что многие считают его бывшим опальным проповедником. Дело здесь в том,… что его завораживал не только сам Христос, но и люди, которые говорили о Нём. Он считал, что люди, проповедующие массам истины Господни, заслуживали чуть ли не такого же признания, как и сам Миссия». «Это распространённое мнение в религиозных кругах?» «Нет, это богохульство. Обычно если люди говорят подобные вещи, то вскоре начинают в этом раскаиваться. Но, насколько я понимаю, Джозеф Хинкли ставил эту идею во главе всего». «Вы случайно не знаете, где он живёт?» – спросила Макензи. «Нет, но думаю, что он не покинул Вашингтон. Его имя нет-нет упоминается в разговорах, но в отрицательном контексте». «Спасибо, – сказала Макензи. – Я знаю, вам было непросто снова со мной встретиться». «Думаю, я понятно объяснил свою позицию, – сказал Уиттер. – Против вас я ничего не имею, но мне неприятны властные структуры и средства массовой информации, которые постоянно играют с моей верой, представляя её основой для нетерпимости и ненависти». «Что-что, а это точно не входит в мои планы». «Я это знаю, – сказал Уиттер. – Я молюсь за вас, агент Уайт. Как бы всё ни выглядело, я искренне надеюсь, что вы очень скоро во всём разберётесь». «И я тоже, – ответила Макензи. Не зная, что ещё добавить, она сказала. – И спасибо, что молитесь за меня». «Вы верите в молитву?» – словно удивившись, спросил Уиттер. Макензи неуверенно пожала плечами. «Не знаю, – честно ответила она, – но знаю, что вы верите, что она работает, а это уже само по себе много для меня значит». После этих слов она благодарно кивнула и поднялась с места. Очередь у кассы уменьшилась, Макензи встала в неё и занялась изучением меню. Она не устала (и сомневалась, что это произойдёт в ближайшее время), но дополнительная доза кофеина никогда не помешает. Макензи знала, что ночь будет долгой. В доказательство этому она достала телефон и набрала сообщение для Харрисона. «Джозеф Хинкли, – написала она. – Бывший баптистский проповедник. Срочно нужны его данные». Глава двадцать девятая Харрисон сработал как всегда быстро. Макензи вернулась в машину и сделала первый глоток крепкого чёрного кофе, как он уже звонил. Она позволила себе насладиться вкусом кофе, надеясь, что зацепка с Хинкли станет следующим шагом к поиску убийцы, как это было с догадкой о Тропе Иисуса. «Ты сегодня в ударе, Уайт», – сказал Харрисон. «И не говори». «Грубо говоря, о жизни Джозефа Хинкли до тридцати семи лет нам мало что известно. Он попался в первый раз семь лет назад после нападения на офицера полиции в Балтиморе во время протеста против строительства мусульманской мечети. Год спустя его арестовали за избиение жены, когда он дважды ударил её по лицу и один раз по рёбрам. Когда она ушла от него, он связался с двадцатилетней девицей, которую тоже начал избивать. Я смотрю отчёт, где он говорит, что бил их потому, что они не уважали Господа и Его учения, поэтому он их наказал». «Хуже он ничего не делал?» «Такой информации я не нашёл. Его имя упоминается в нескольких других делах, когда он участвовал в протестах или громких выступлениях, привлекших внимание полиции,… но больше ничего». «Ты нашёл его адрес?» – спросила Макензи. «Да. Сейчас вышлю тебе сообщением». Харрисон сдержал слово, отправив СМС через несколько секунд после того, как Макензи закончила разговор. Она уже собралась вбить адрес в GPS-навигатор, когда поняла, что это было излишне. Она знала, куда нужно ехать. Более того, она уже была в том районе меньше четырёх дней назад. Оказалось, что Джозеф Хинкли жил на Бедфорд-Авеню, что находится меньше чем в миле от пресвитерианской церкви Краеугольного Камня. *** Согласно правилам на встречу с Хинкли Макензи должна была идти с напарником, потому что когда-то он был осуждён за избиение жены. Пока Эллингтон был занят Джозефом Симмонсом, компанию Макензи составил Харрисон. Он с радостью согласился, возможно, отчасти для того, чтобы вспомнить, как был её напарником до смерти матери. А может быть, он просто устал сидеть всё время в офисе и искать информацию для других агентов, пусть даже это у него отлично получалось. Макензи была рада, что он поехал с ней. Он был полон энтузиазма и готов работать. А с профессиональной точки зрения Макензи знала, что ему не повредит немного практики. Когда они приехали к дому Хинкли, то сразу поняли, что дома кто-то есть. На короткой подъездной дорожке Макензи насчитала четыре машины. В окнах горел свет. Когда Макензи вышла из машины и подошла к крыльцу, то увидела, как мимо одного из окон, выходящих на дорогу, прошли две фигуры, не оборачиваясь. «Тут у них вечеринка, что ли?» – спросил Харрисон. «Если это так, – ответила Макензи, – то вечеринка не самая весёлая». Дом был невзрачным – не новое, грязное двухэтажное здание. Возраст дома выдавало крыльцо. В свете лампы была видна потрескавшаяся краска на стенах и входной двери, которая в свою очередь также была щедро покрыта плесенью. На крыльце горел свет, указывая на то, что минимум три машины у дома принадлежали гостям. Макензи подошла к двери и постучала. До неё донёсся приглушённый шёпот как минимум двух голосов. Изнутри послышался шум, когда кто-то подошёл к двери. На пороге появился мужчина. На вид ему было около пятидесяти. За густыми усами и бородой скрывалась широкая улыбка. «Чем я могу вам помочь?» – спросил мужчина. «Вы Джозеф Хинкли?» – спросила Макензи. «Да. А вы кто?» Макензи показала удостоверение и представилась. «Я агент Макензи Уайт из ФБР, – она кивнула в сторону. – Это мой напарник, агент Харрисон. Я надеялась, что у вас найдётся время, чтобы ответить на несколько вопросов». Хинкли выглядел испуганным и смущённым. Он быстро посмотрел через плечо, а потом сделал шаг вперёд и практически закрыл за собой дверь. «О чём?» – спросил он. Макензи посмотрела на почти закрытую дверь через завесу из ночных насекомых, которые прилетели на свет от лампы. «У вас сегодня гости, мистер Хинкли?» – спросил она. «Да. Дважды в неделю я провожу встречи для изучения Библии. Сегодняшняя встреча посвящена «Оплакиванию Христа». Вам знаком этот эпизод?» Макензи усмехнулась и покачала головой: «Это я хотела задать вам вопросы, помните?» «Да, – ответил Хинкли. – И да, я готов ответить на любые ваши вопросы. Хотите войти?» «Да, пожалуйста». Он открыл дверь и проводил агентов в гостиную. Там вокруг журнального стола, на котором лежали три Библии, сидели пятеро мужчин. Пока Макензи и Харрисон не вошли в комнату, те что-то активно обсуждали.