«И оно имеет под собой основание?» – снова спросила Макензи. Эллингтон кивнул и сел у стола: «Прости меня, Макензи. Ты же понимаешь, что тогда я был совсем другим человеком?» На мгновение её охватила злоба, но она не знала на кого: на Эллингтона или на ту женщину. «О какого рода домогательстве идёт речь?» – спросила она. «Три года назад я занимался подготовкой этой девушки, молодого агента, – начал Эллингтон. – Она отлично справлялась, и однажды несколько агентов пригласили её выпить, чтобы это отпраздновать. Мы все пили, и так вышло, что все разошлись, а мы с ней остались. Тогда я и не думал о том, чтобы начать с ней какие-либо отношения. Я пошёл в уборную, а когда вышел, она меня ждала. Она меня поцеловала, и между нами пробежала искра. Потом она отстранилась, видимо, осознав, что совершает ошибку. Тогда я попытался её поцеловать. Мне хочется думать, что если бы я не пил, то всё бы так и закончилось, не успев начаться, после того, как она меня оттолкнула. Но я не остановился. Я снова попытался её поцеловать, но понял, что она не отвечает на поцелуй только тогда, когда она грубо меня оттолкнула. Я извинился – искренне, – и она выбежала из бара. Конец. Неудачная встреча у уборной. Никто ни на кого не набрасывался, никто никого не лапал, не было ничего подобного. На следующий день, когда я вышел на работу, то узнал, что она попросила назначить ей в руководители другого агента. Через два месяца она уехала – её перевели в Сиэтл, по-моему». «И почему она вдруг вспомнила об этом сейчас?» – спросила Макензи. «Потому что сейчас стало популярным так делать, – отрезал Эллингтон. Потом он покачал головой и вздохнул. – Прости, нельзя так говорить». «Нет, можно. Ты ведь рассказал мне всё? Больше ничего не случилось?» «Всё как есть, – ответил он. – Клянусь». «Ты ведь был женат, когда это случилось, да?» Он кивнул: «И я этим совсем не горжусь». Макензи вспомнила тот вечер, когда они с Эллингтоном в первый раз проводили время наедине. Это было во время расследования дела «Страшилы» в Небраске. Она буквально накинулась на него тогда. Причиной этому послужили собственные проблемы на личном фронте. Она видела, что интересна ему, но в конечном итоге он отклонил её предложение. Она гадала, как сильно встреча с той женщиной повлияла на его решение в тот вечер, когда она недвусмысленно предложила себя Эллингтону. «На какой срок тебя отстранили?» – спросила Макензи. Эллингтон повёл плечами: «Это зависит от нескольких факторов. Если она не станет раздувать скандал, то, может быть, на месяц. Если же она пойдёт до конца, то тогда намного дольше. В конечном итоге всё может привести к окончательному увольнению». Пришла очередь Макензи отворачиваться. Странно, но она чувствовала себя большой эгоисткой. Конечно, она была сильно расстроена из-за того, что мужчине, который был ей так дорог, приходилось проходить через подобное, но корень беспокойства крылся в том, что она боялась потерять напарника. Она ненавидела себя за такую систему приоритетов, но в данный момент чувствовала именно так. Кроме того, её охватила жуткая ревность, и Макензи ненавидела себя за это. Она никогда не относила себя к ревнивицам,… тогда почему испытывала ревность по отношению к женщине, которая заявила о так называемом домогательстве? Она никогда не думала о жене Эллингтона с ревностью, тогда почему так ревнует к ней? «Потому что из-за неё всё изменится, – подумала Макензи. – Размеренность жизни, к которой я уже начала привыкать, и которая уже начала мне нравиться, рушится на глазах». «О чём задумалась?» – спросил Эллингтон. Макензи тряхнула головой и посмотрела на часы. Был час пополудни. Скоро на работе заметят её отсутствие. «Думаю, что мне пора возвращаться в офис», – сказала она, а потом снова отвернулась от него и вышла из комнаты. «Макензи, – крикнул Эллингтон, – подожди». «Всё в порядке, – в ответ крикнула она. – Скоро увидимся». Она ушла, не попрощавшись, не поцеловав и не обняв, потому что пусть она и сказала другое, всё на самом деле было не в порядке. Если бы всё было нормально, она бы не сдерживала слёзы, которые появились неожиданно, откуда ни возьмись. Если бы всё было в порядке, она бы не пыталась заглушить злобу, которая росла в груди, говоря ей, что было глупо думать, что её жизнь теперь будет нормальной, что она наконец заслужила право на нормальную жизнь, где призраки прошлого не определяют ход будущих событий. Дойдя до машины, Макензи смогла справиться со слезами. Зазвонил сотовый, на экране высветился номер Эллингтона. Она не ответила на звонок, завела машину и направилась назад на работу. Глава третья Работа развела их всего на несколько часов. Даже хотя Макензи связалась с Харрисоном, чтобы узнать, не нужна ли ему помощь в пустяковом деле о махинациях с банковскими переводами, над которым он работал, ей удалось покинуть здание Бюро ровно в шесть часов. Когда в 18:20 она вернулась домой, то нашла Эллингтона у плиты. Он готовил нечасто, и когда это случалось, делал он это обычно либо от нечего делать, либо, чтобы не заниматься более важными делами. «Привет», – сказал он, подняв глаза от кастрюли, в которой, судя по всему, готовился стир-фрай. «Привет, – в ответ сказала Макензи, опустив сумку с ноутбуком на диван и входя в кухню. – Прости, что ушла, не попрощавшись». «Не стоит извиняться», – ответил он. «Конечно, стоит. Я повела себя по-детски. И, если говорить начистоту, я даже не понимаю, почему твои слова так меня расстроили. Меня больше волнует то, что я могу потерять тебя, как напарника, чем то, как это событие отразится на твоей карьере. Это ведь неправильно?» Эллингтон повёл плечами: «Зато логично». «По идее, да, но, на самом деле, нет, – сказала Макензи. – Не могу представить, как ты целуешь другую женщину в тех обстоятельствах. Даже если ты был пьян, даже если она сама инициировала поцелуй, я просто не могу видеть перед глазами эту картину, потому что мне хочется её убить, ты понимаешь?» «Мне чертовски жаль, – ответил он. – Хотел бы я, чтобы этого эпизода моей жизни никогда не случилось. Я думал, что всё осталось в прошлом, что меня это больше не касается». Макензи подошла к Эллингтону сзади и неуверенно обняла его за талию. «Ты сам-то в порядке?» – спросила она. «Очень злюсь. И смущён». Где-то в глубине души Макензи боялась, что он что-то от неё скрывает. В его позе, в том, что он не мог открыто смотреть ей в глаза при разговоре о случившемся, скрывалось что-то ещё. Ей хотелось думать, что причиной всему было нелёгкое обвинение в домогательствах – напоминание о глупости, совершённой в прошлом. По правде говоря, она уже не знала, чему верить. Мысли Макензи путались с той самой минуты, когда она увидела, как Эллингтон проходит мимо двери её кабинета с коробкой в руках. Она хотела предложить помощь с ужином, надеясь, что обычность этого ритуала поможет им успокоиться. Не успела она произнесли слова, как зазвонил мобильный. Макензи удивилась и немного напряглась, когда увидела, что звонит Макграт. «Извини, – сказала она Эллингтону, указывая на дисплей телефона, – но я должна ответить». «Наверное, он хочет спросить, не домогался ли я тебя когда-нибудь», – притворно весело предположил Эллингтон. «Если бы хотел это узнать, то сегодня у него уже был шанс», – сказала Макензи, выйдя из кухни, где всё булькало и шипело, чтобы ответить на звонок. «Уайт слушает», – сразу и почти машинально произнесла она. Она всегда старалась говорить так, когда звонил Макграт. «Уайт, – ответил тот, – ты уже дома?» «Да, сэр». «Нужно, чтобы ты вернулась на работу. Есть личный разговор. Буду ждать тебя на подземной парковке. Второй уровень, ряд D». «Сэр, это касается Эллингтона?» «Встретимся там, Уайт. Приезжай как можно скорее». После этих слов он положил трубку, оставив Макензи слушать тишину. Она медленно убрала телефон в карман и обернулась к Эллингтону. Он как раз убрал сковороду с плиты и шёл к обеденному столу. «Завернёшь мне с собой?» – сказала Макензи. «Чёрт. Это касается меня?» «Он не сказал, – ответила она, – но, думаю, нет. Дело в другом. Он ничего толком не рассказал». Сама не зная почему, но Макензи умолчала о месте встречи на подземной парковке. Если говорить откровенно, что-то в таком поведении шефа её настораживало. Тем не менее, она взяла миску из кухонного шкафа, зачерпнула в неё приготовленное Эллингтоном блюдо и поцеловала его в щёку. Оба заметили, как механически и неестественно всё вышло. «Держи меня в курсе, – сказал Эллингтон, – и дай знать, если понадобится помощь». «Конечно», – ответила Макензи. Только сейчас заметив, что ещё не успела отстегнуть кобуру и убрать пистолет, она пошла прямо к двери. Выйдя в коридор и направляясь к машине, Макензи поняла, что даже обрадовалась возможности уйти из дома. *** Нужно признать, что было что-то хрестоматийно глупое в том, как она медленно ехала по второму уровню парковки, расположенной напротив здания штаб-квартиры. Встреча в подземном гараже отдавала третьесортным сериалом про полицейских. В таких сериалах за встречей в мрачном гараже обычно следовали другие не менее мрачные события. Она заметила машину Макграта и припарковалась в паре мест от неё. Заперев дверь, она направилась туда, где её ждал начальник. Без всякого приглашения она подошла к пассажирской двери, открыла её и села в машину. «Знаете, – сказала Макензи, – ваша секретность меня убивает. Что случилось?» «Пока ничего, – ответил Макграт. – Примерно час назад к нам поступило дело из небольшого городка Кингсвилл. Тебе знакомо это название?» «Как-то слышала, но никогда там не была». «Провинциальный городишко в лесной глуши, вдали от шума столицы и загруженных федеральных трасс, – пояснил Макграт. – Возможно, и дела-то никакого нет. Ты мне нужна для того, чтобы в этом разобраться». «Хорошо, – сказала Макензи. – Почему мы не могли поговорить об этом в вашем кабинете?» «Потому что жертва – племянник замдиректора. Двадцать два года. Судя по всему, его скинули с моста. Полиция Кингсвилла говорит, что, возможно, это самоубийство, но замдиректора Уилмот хочет знать наверняка».