Они вышли из комнаты для отдыха и сообщили Родригесу, что готовы допросить Самюэля Нетти. Родригес, который тоже выглядел сильно уставшим, дошёл с ними до комнаты для допросов и разрешил им действовать по собственному усмотрению. «Я и ещё пара офицеров будем следить за ходом разговора, — сказал он. — Дайте знать, если понадобится помощь». Когда, направляясь в комнату для наблюдений, он отошёл достаточно далеко, чтобы их не слышать, Эллингтон спросил: «Хочешь быть хорошим или плохим копом?» «И тем, и другим», — ответила Макензи и вошла в кабинет. Самюэль презрительно взглянул на обоих. В его взгляде больше не было страха и неуверенности. Он смирился с положением и делал всё возможное, чтобы сохранить спокойствие. «Вот и хорошо, — подумала Макензи. — Глаза бы мои его не видели». Обычно она старалась не обманывать подозреваемых; ей казалось, что ложь принижала её аргументы, особенно, если подозреваемый мог поймать её на обмане. Однако в этом случае она была уверена в том, что Самюэль их обманул, и, следовательно, Чино Костилло сказал правду. «Вот что мы имеем, — начала она. — Мы получили распечатку звонков из телефонной компании. С телефона Чино Костилло не было совершенно ни одного звонка на ваш сотовый. То же самое с электронной почтой. Скажите, зачем вы его оклеветали?» Беспокойство, отразившееся на лице Самюэля, подтвердило подозрения Макензи. Самюэль вздохнул и покорно посмотрел на Макензи и Эллингтона. «Потому что хотел поскорее от вас избавиться, — сказал он. — Я решил, что вы очередные копы, которые узнали о том, чем мы занимаемся в «Приливных холмах» и пришли с проверкой». «Я это называю «чувство вины», — сказала Макензи. — Я полагаю, что оно и ваше прошлое в Хьюстоне не дают вам спокойно жить. Но можно было бы подумать, что именно благодаря чувству вины вы должны быть умнее и не лгать федеральным агентам, но вы же решились на обман, даже когда узнали о причине нашего визита. Почему? У вас зуб на Чино Костилло?» «Конечно. Он приходил к нам дважды, только смотрел, а потом его след простыл. У нас строгие правила, запрещающие вуайеризм, а он занимался именно этим. К счастью, больше подобное в «Приливных холмах» не повторялось. Мне было очень не по себе… потому что он был у нас и видел, что происходит за закрытыми дверями». «А что происходит за закрытыми дверями? — спросил Эллингтон. — Исходя из того, что сообщил нам Костилло, у вас там совсем мало духовности и очень много секса». Самюэль выглядел так, словно только что получил оплеуху. Его застал врасплох и вызвал отвращение намёк Эллингтона на непристойность его заведения. «Это неправда. Это…» «А мне кажется, правда, — сказала Макензи. — Самой мне противна ваша деятельность, но с точки зрения закона она вполне легальна. Конечно, я даже не представляю, как вы распоряжаетесь деньгами, которые получаете в виде взносов и всего прочего. Уверена, этот вопрос стоит изучить подробнее». «Послушайте, что вам от меня нужно?» — спросил Самюэль. «Информацию о семействе Куртц», — ответила Макензи. «Здесь я вас не обманывал. Они были с нами недолго, а когда ушли, то расставание было дружественным, без неприязни. Насколько я помню, они были очень милыми. Очень добрыми и забавными, насколько я помню». «И ни с кем из членов клуба не ссорились?» — спросила Макензи. «Нет. Если и ссорились, то это происходило за стенами клуба, и я ничего об этом не знаю». Всё это время Макензи медленно прохаживалась из стороны в сторону. Наконец она села на стул напротив Самюэля. «Вы в этом уверены? — спросила она, хотя точно знала, что он не обманывает. — Мне кажется, что человек вроде вас, обладающий такой популярностью в своём маленьком мирке, должен знать все сплетни без исключения». «Клянусь», — сказал Самюэль. Макензи слышала в его голосе мольбу. Очевидно, он чувствовал, что у Макензи и Эллингтона заканчиваются аргументы. «А что вы скажите насчёт кастинга? — спросила Макензи. — Вы когда-нибудь проводили смотр женщин прежде, чем включить их в список членов вашего частного клуба?» «Кастинг?» Макензи встала со стула. Она знала, что тема, которую она затронула, никак не относилась к расследованию, но, боже, как же она ненавидела этого человека. «Вы умышленно солгали, когда агент ФБР задал вам вопрос, — продолжила она. — Это уголовно наказуемое преступление. Обычно можно отделаться штрафом или предупреждением, но с вашим прошлым…» «Послушайте, я больше ничего не знаю о Куртцах, — сказал Самюэль. — Я клянусь. Если хотите, я могу поспрашивать у членов клуба, но я честно больше ничего не знаю». Макензи посмотрела на него, пытаясь понять, насколько он искренен. Она была уверена, что он говорит правду, но в душе кипела от презрения и злости по отношению к этому человеку. Она развернулась к нему спиной и направилась к двери. «Всё в порядке?» — спросил Эллингтон, когда Макензи проходила мимо. «Дай мне минуту», — ответила она. Не сказав больше ни слова и не объяснив ничего, Макензи вышла из комнаты для допросов. Она прислонилась к шлакобетонной стене между комнатой для допросов и комнатой для наблюдения. Странно, что подозреваемый смог так легко вывести её из себя без явных на то причин. Самюэль Нетти не причинил ей лично зла и не обидел никого из тех, кого она знала. Всё дело было в его сущности — мужчина, который умеет отлично манипулировать женщинами и использовать природу человеческой сексуальности для своей выгоды. «Всё так, — подумала Макензи. — Но есть тут что-то ещё, Мак. Ты это знаешь. Ты это чувствуешь… Но что это, чёрт возьми?» Она вспомнила кровати, на которых лежали убитые семейные пары. Она думала о том, кто знал эти пары, и кто пришёл к ним в дом и убил их. «Прямо как отца», — подумала она. И это тоже была правда. В любом другом случае Самюэль Нетти не интересовал бы её больше, чем всякий другой извращенец, но тот факт, что эти убийства были чем-то схожи с делом отца, заставлял её воспринимать всё происходящее ближе к сердцу, чем ей бы хотелось. «Соберись, — сказала она себе. — Это просто расследование, как любое другое, и на данный момент ты в тупике». Макензи сделала несколько глубоких вдохов и выдохов и направилась к двери. В этот момент открылась дверь в комнату для наблюдений, из которой быстро вышел Родригес, прижимая телефон к уху. Он казался настороженным и почти взволнованным. «Агент Уайт, — сказал он обеспокоенным голосом, — произошло ещё одно убийство». «Пары?» «Да». «Где?» «Где это говорите?» — спросил Родригес, обращаясь к тому, с кем говорил по телефону. Через несколько секунд он смущённо сказал «спасибо» и убрал телефон в карман. «Где произошло убийство?» — спросила Макензи. «Это чертовски странно… но тела нашли на круизном лайнере». «Он в море или пришвартован?» «В море, но сейчас направляется в порт». «Убийства произошли во время круиза?» «Не могу сказать точно, — сказал Родригес, — но знаю наверняка, что трупы свежие. Скорее всего, убийства произошли несколько часов назад». Усталости как не бывало. Благодаря тому, что новое убийство произошло на ограниченной территории, расследование могло пойти быстрее. Макензи открыла дверь в комнату для допросов, даже не взглянув на Самюэля Нетти. Она нашла глазами Эллингтона и заметила, что он уловил её волнение. «Пойдём, — сказала она. — Нас ожидает корабль». ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ Следуя приказу Макензи, никому не разрешили покинуть корабль. Именно поэтому когда она припарковала машину рядом с хранилищем для багажа и снастей у дока, то сразу увидела десятки людей, бесцельно бродящих по палубам. Позади неё остановились две машины патрульной полиции города Майами. Проблесковые маячки не были включены, сирены молчали — никто не хотел ещё больше пугать пассажиров. Насколько было известно Макензи, никто из них не знал, почему корабль вернулся в порт всего через несколько часов после выхода в море. Следуя инструкциям, Макензи прошла к трапу. Там её ждал мужчина с большим животом, нависающим над ремнём джинсов. Когда он увидел, что в его сторону идут Макензи, Эллингтон, Родригес и ещё несколько офицеров, то направился к ним, протянув руку для рукопожатия. «Здравствуйте, агенты, — сказал мужчина. — Меня зовут Билл Хадсон, я глава службы охраны судна». Познакомившись со всеми, Хадсон быстро провёл их на корабль. Когда они оказались на судне, к нему присоединились еще три охранника. Родригес и пять офицеров, которых он взял с собой, тоже поднялись на борт. Поначалу Макензи казалось, что людей было слишком много, хотя она сама попросила Родригеса предоставить офицеров для опроса свидетелей, когда дело дойдёт до беседы с пассажирами. Но стоило им пройти через багажные и разгрузочные отсеки и выйти на палубы, как она обрадовалась, что у них были дополнительные человеческие ресурсы. Охранники и полицейские сделали коридор, по которому Макензи и Эллингтон прошли к центральному лифту корабля. Помимо них к лифту прошли также Родригес и Хадсон, а остальные остались на нижней палубе. Хадсон заговорил только тогда, когда они вышли из лифта и оказались в длинном и узком коридоре на третьей уровне. Даже сейчас он продолжал говорить шёпотом, хотя всех пассажиров попросили покинуть эту палубу после того, как корабль встал на якорь. «Команда и охрана попросили пассажиров выйти на палубу для инструктажа по технике безопасности, — сказал Хадсон. — Обычная практика во время круиза. Мы считаем, что она очень важна, поэтому члены команды проходят по всем палубам и стучат во все каюты, чтобы убедиться, что в инструктаже принимают участие все пассажиры. Но, честно говоря, вторая причина, для чего мы его проводим, — это для того, чтобы убедиться, что на корабле не происходит ничего незаконного: пока все наверху, мы можем пройтись по коридорам и всё проверить». Хадсон остановился у каюты номер 341 и вытащил ключ из кармана, однако не вставил его в замочную скважину. Он мрачно продолжил: «Горничная заглянула в эту каюту во время инструктажа и нашла тела. Хочу сразу сказать… картина жуткая. Я никогда не видел ничего подобного». Произнеся последнюю фразу, он вставил ключ в замок и открыл дверь. Макензи и Эллингтон вошли первыми. Родригес последовал за ними, а потом нехотя вошёл Хадсон. Каюта была небольшой, как обычно бывает на круизных кораблях, но чистой, за исключением крови. Как и на предыдущих трёх местах убийств, здесь были перепачканные кровью простыни. Макензи осторожно подошла к кровати. Кровь была свежей и влажно поблёскивала в мягком свете каютной лампы. Она собралась спросить Хадсона о том, как звали жертв, но потом поняла, что в этом не было необходимости.