Я опустила взгляд, стараясь не заплакать, и Нолан отвлек меня новыми вопросами: – Ты хочешь стать актрисой? Я кивнула. – Но ты такая застенчивая, – сказал он. Это говорили мне очень многие, узнав, чем я занимаюсь. – Ничего я не застенчивая. Я просто интроверт, – я начала объяснять разницу. Говорить, что люди меня немного напрягают и я предпочитаю быть одна. – Дэниел тоже был интровертом. Он очень тщательно выбирал, с кем проводить время. С тобой например. Нолан улыбнулся, и я подумала, что, может быть, он пригласил меня поужинать не из вежливости. Может быть, я тоже его утешала. Помогала ему ощущать связь с Дэниелом. – А чем еще вы похожи? Я заколебалась, не понимая, какое время глаголов использовать. Настоящее – из-за меня – или прошедшее – из-за него. – У меня тоже ОКР. И такой же средний балл, – я улыбнулась, – хотя не стоит сравнивать нейрохирургию с шекспировским театром. Я умная, но он все-таки поумнее. – Ну, на самом деле предметы, которые ты изучаешь, не определяют твой интеллект. – Ну да, – сказала я, хотя Дэниел все равно был умнее меня. Умнее всех в нашей семье. – Между вами двоими больше общего, чем между тобой и Джози. Я кивнула. – Да, она, наоборот, экстраверт. Любит потусить. Это забавно. Вообще, я больше похожа на Дэниела, но с ней он больше дружил, – я почувствовала укол ревности, а потом мне стало за это стыдно, – Дэниела тянуло к людям вроде тебя… и нее. – Неудачникам? – улыбнулся он. – Счастливым, – я обхватила руками теплую кружку. Мы уже пили кофе. – Веселым. Ты всегда мог его рассмешить. Нижняя губа у Нолана задрожала. – Я слышала, как он говорил Софи, что ты будешь шафером у него на свадьбе. Когда-нибудь. – Он так сказал? – Да. Но ты же и так это знал. – Ну да, наверное. Господи, он был лучшим человеком на свете. Всем бы такого друга. Он прикрывал меня… Вытаскивал меня из всякой фигни. Я слегка улыбнулась, припомнив несколько смешных историй из надгробной речи Нолана. Он рассказывал, каким верным и надежным был Дэниел, а самого себя представил разгильдяем. – Я не верю, что это он лежал в том ящике, а не я. Господи, вот бы это был я. Я покачала головой, хотя на самом деле чувствовала то же самое. Если бы умерла я, у моих родителей осталась бы запасная дочь. В тот день Нолан подвез меня до дома и спросил, нельзя ли ему зайти в комнату Дэниела. Мне стало неудобно. Я еще туда не заходила и знала, что родители делали это только один раз и то вынужденно, чтобы взять одежду для похорон. Но я согласилась, и мы тихо вошли в дом, поднялись наверх и прошли по коридору к закрытой двери. Сердце у меня колотилось. Я повернула ручку и заглянула внутрь. В комнате было темно, занавески оставались задернуты, и целую секунду я искренне молилась о чуде. Надеялась, что мы обнаружим Дэниела мирно спящим, а все это окажется дурным сном. Но застеленная кровать и ровное покрывало подтвердили наш кошмар. – Господи, – прошептал Нолан, когда мы осторожно вошли в комнату, привыкая к темноте. Я хотела что-нибудь сказать, но не могла ничего придумать. Что тут говорить? Разумеется, у Нолана таких проблем не было. – Я, по-моему, со школы здесь не бывал. А тут все по-прежнему. Я кивнула, радуясь, что родители не стали ремонтировать наши комнаты после того, как мы уехали учиться. Наверное, уже и не станут. Мы с Ноланом огляделись. Посмотрели на книжный шкаф, уставленный романами в мягкой обложке, теннисными наградами, подписанными бейсбольными мячами и коллекцией шариков со снежинками. Полюбовались бейсбольными кофтами, висевшими на стене, коллажем из фотографий, прикрепленным к пробковой доске, и стопкой медицинских книжек на столе. На диване в углу лежал открытый чемодан. Я увидела там пижаму, которую Джози подарила ему на Рождество. Он ее так и не распаковал. На тумбочке лежал «Переломный момент» Малкольма Гладуэлла, заложенный примерно посередине. Сверху валялся бальзам для губ. Мне вдруг очень захотелось посмотреть, на какой странице он остановился, но я не рискнула ничего трогать. По-моему, Нолан чувствовал то же самое, потому что мы стояли там, как в музее, глядя на прошлое, на смерть молодого человека, на застывшее мгновение. Мы смотрели и смотрели, пока не изучили все, а потом Нолан взял меня за руки, притянул к себе и обнял. – Я тебя люблю, Мередит, – прошептал он мне на ухо. Разумеется, я понимала, что он имеет в виду. Как именно он меня любит. Как старший брат, которого у меня больше не было. Но все-таки от этих слов я чуть не сошла с ума, и по всему телу побежали мурашки. – Я тоже тебя люблю, – прошептала я в ответ. В эту секунду поняла то, что пыталась отрицать неделями. Или годами. Я запала на Нолана. Это было очень глупо. Даже слово я выбрала какое-то дурацкое, легкомысленное и вообще не соответствующее нашей страшной потере. Даже не считая того, что Нолан был намного старше и слишком красив для меня, он оставался лучшим другом моего брата. Нельзя встречаться с лучшим другом брата. И теперь тем более нельзя. И вообще, как меня могло потянуть к кому-то сразу после смерти брата? Это неприлично и могло случиться скорее с Джози, чем со мной. И тем не менее, это произошло. У меня вспотели ладони, а сердце громко билось. Когда он посмотрел мне в глаза, я поняла, что больше не одна. Я отвернулась, пытаясь внушить себе, что это все происходит только в моей голове. Что это иллюзия. Реакция на горе. Посттравматический стресс. Это пройдет. И даже если не пройдет, никто об этом никогда не узнает. Я не скажу. Никому не скажу. – Пойдем, – сказала я, отстраняясь. – Ага, – согласился он, проводя рукой по волосам. Выглядел он ошарашенным. – Я лучше поеду. Мы спустились вниз и стали неуклюже прощаться. – Ты завтра уезжаешь в универ? – спросил он. – Да, утром. – Понял, – он быстро обнял меня и чмокнул в щеку, – береги себя, Мер. – И ты, Нолан. – Будем держать связь. Обязательно! – сказал он от всей души. Я кивнула, веря, что он правда так думает, но сомневаясь, что это случится на самом деле. В конце концов мы обязательно перестанем общаться, и наша дружба с Ноланом станет дополнительной жертвой трагедии. – Так, у меня есть для тебя предложение, – говорю я Харпер, обнаружив ее в спальне (в детстве это была моя спальня). Ужин мы отменили и уже переоделись в удобные домашние шмотки. Она поднимает взгляд от коллекции мягких мышек, которые живут в нижнем ящике тумбочки, и спрашивает: – И какое? – Ты вообще знаешь, что это значит – сделка? – спрашиваю я, присаживаясь на край кровати. – Хочешь сделку? Она подозрительно смотрит на меня, но кивает. Ей интересно. – Если ты почистишь зубы и сразу ляжешь, я прочитаю тебе целых две сказки, а еще… – я делаю театральную паузу, – никуда не пойду. – Няня не плидет? – радуется она. – Не придет. Она улыбается. Харпер ненавидит, когда с ней сидит кто-то, кроме моей мамы, родителей Нолана и Джози. Особенно по вечерам. Даже молоденькие веселые девчонки погружают ее в пучину горя и одиночества. – Но тебе придется сразу лечь. Выключить свет. И оставаться в постели. И чтобы без обмана! Она смотрит на меня, и я почти вижу, как у нее в голове ворочаются мысли. – Мы договорились? – спрашиваю я, зная, что мне противостоит лучший переговорщик Атланты. Разумеется, она выдвигает контрпредложение: – Четыле сказки. – Три, – говорю я, стараясь не улыбаться. – Пять, – она поднимает кулачок и раскрывает его, демонстрируя пальцы. Я качаю головой и спокойно объясняю, что так не получится. Если ты сказала четыре, то переигрывать на пять уже нельзя. Но ее решимость меня восхищает, так что я немного уступаю. – Давай начнем с трех, а там как пойдет. Если будет не слишком поздно, прочитаю четвертую. Давай, – я указываю на книжный шкаф, – выбирай. Она сияет и бежит к шкафу. Старательно выбирает три книжки, в которых больше всего букв. А она не дура. Первые два варианта меня устраивают, но потом она тянется за «Хортоном», и я чуть не плачу. Мне, конечно, импонирует мораль этой книжки, которая учит нас терпимости и рассказывает, что все равны, но я что-то не в настроении для доктора Сьюза. – Я могу наложить вето? – спрашиваю я, думая, что есть куча хороших книг, которые мы давно не читали. – Нет, мама! – объявляет она и кладет руку на пояс. – Ты сказала, что я выбилаю! А я хочу «Холтона»! – Разумно, – соглашаюсь я, – давай, беги чистить зубы. Она кивает и направляется в ванную, которая раньше принадлежала нам с сестрой. Я тем временем прибираю игрушки, расставляю мышек и устраиваюсь у нее на кровати. Она возвращается через несколько секунд. Я подавляю желание заметить, что за такое время невозможно нормально почистить зубы, и просто двигаюсь, освобождая ей место. Она залезает в кровать, источая аромат зубной пасты с запахом жвачки, и протягивает мне «Сильвестра и волшебный камень». Это одна из моих любимых книжек. Мама читала ее нам с Джози в детстве. Я говорю это вслух, потому что Харпер нравится слушать про «маленьких маму и Джози». Она кивает, устраивается поудобнее, и личико ее светится от счастья. Я открываю книгу и начинаю читать как можно выразительнее, наслаждаясь каждой секундой и напоминая себе, что не стоит ничего принимать как должное.