– В том году я дембельнулся из армии и поступил в закрытый институт, – добавил Виктор. – Что такое «закрытый институт»? – спросила Осокина. – То же самое, что армия, только четыре года учебой занимаешься. Извини, но я об институте больше сказать ничего не могу. – Если ты шесть лет был взаперти, то пропустил всю эпоху застоя. Хотя он начался раньше. Беспросветная скука была уже года так с 1977-го. По телевизору смотреть нечего. В кинотеатр на хороший фильм билетов не достать, интересную книгу – не купить. В магазинах или советская классика лежит, или Пушкин с Достоевским. На комсомольских собраниях все спят, а если вызовут к трибуне, то бойко говорят заученные фразы. Никто из молодежи в построение коммунизма не верил, но американский образ жизни эталонным еще не считали. Это сейчас в Америке лучшие друзья живут, а тогда только лучшие джинсы делали. Так вот, от этой скуки помереть можно было. Парни развлекались, как могли: пили, дрались, за девчонками ухлестывали. А девушкам что делать? Домоводству учиться, носки вязать? Мне всю жизнь родители вдалбливали, что нужно быть аккуратной, прилежной девушкой, до свадьбы о парнях даже не думать. Я слушала маму с папой, кивала головой, выходила на улицу, а там Катя с ее теорией «ускользающей» молодости: «Не возьмешь сейчас, завтра тебе эти годы никто не вернет». Кому было интереснее жить – мне или ей? Мне родители с великой неохотой купили после выпускного джинсы на базаре, а у Кати не то что джинсы, у нее в те годы даже джинсовая куртка была. – Это действительно круто! – согласился Воронов. – Был у меня парень, мы с ним переспали, чтобы почувствовать себя взрослыми, и разбежались через месяц, так как друг другу вообще не подходили. Нам даже поговорить не о чем было. Удовлетворили любопытство и пошли каждый своей дорогой. Тут Катя позвала меня в гости… Я как глянула, что у Долматова то она, то Вика на коленях сидят, обнимаются, никого не стесняясь, целуются, так и обомлела. Катя говорит: «Не теряйся! Второго раза не будет!» Я посидела у них и почувствовала себя заговорщицей, словно вступила в подпольную организацию. Представь, все вокруг проповедуют строгую мораль, любой флирт клеймят последними словами, а тут – делай что хочешь! Наплюй на все условности и почувствуй себя свободным человеком, над которым ни комсомол, ни родители с соседями не властны. На второй визит я сама напросилась и уже никого не стеснялась… Как тебе история моего падения? – Это не падение. Это маленькое приключение, о котором бы никто и не узнал, если бы младшая Дерябина заявление не написала. Виктору не хотелось продолжать этот разговор. «После всего сказанного я должен пожалеть бедную девушку, посочувствовать, заверить, что теперь мы навеки будем друзьями, а там и к более серьезным отношениям можно приступать. Мне же больше делать нечего, как жениться на первой встречной, да еще с ребенком! Это она, перебирая любовников, ищет своему сыну подходящего отца, а я ничего не ищу. Я иду по пути познания истины. Я исследую жернова, а не мотивы, подтолкнувшие Осокину в объятия Долматова». Лучший способ уйти от витавших в воздухе вопросов это действие. Вполне нормальная ситуация: мужчине надоело болтать, и он решил повторить незабываемые моменты. Осокина с охотой согласилась, а после страстной любви возвращаться к откровенному разговору уже не было смысла. Виктор делом показал, что его все устраивает и он готов встречаться дальше. Они наскоро позавтракали и стали прощаться. В дверях Осокина спросила: – Когда мы увидимся в следующий раз? – Тебе выбирать! Муж, комната. Я-то всегда готов. Как у тебя все сложится – позвони, я тут же примчусь, куда скажешь. Виктор продиктовал номер телефона второй городской бани. – Звони только в понедельник. В этот день я сутки дежурю на телефоне. В другое время тебе ответят, что никакого Виктора не знают. Секретность, сама понимаешь! День недели Воронов выбрал не случайно – по понедельникам баня не работала. Оставив женщину наводить порядок после бессонной ночи, Воронов поехал в школу. Второй раз встречаться с Осокиной он не планировал. Рогов встретил его неприветливо: – Ворон, объясни, ты почему такая сволочь? Ты не мог с вечера сказать, что ночевать не придешь? – Что случилось, дружище? Тебе одному спать страшно было? Рогов выбрался из-под одеяла, сел на кровати, зевнул. – Вчера на дискотеке познакомился с двумя прелестнейшими девчонками. Привел их сюда, к нам в комнату. То-се, я им говорю: «Сейчас придет мой кореш – красавец парень! Голубоглазый, с отменным чувством юмора». А вместо кореша – хрен! Если бы я знал, что тебя не будет, я бы одну из них привел, а вторую бы отшил или познакомил с кем-нибудь из наших. Короче, из-за тебя я оказался в дураках: до ночи просидел с ними в комнате и пошел провожать… О-па! Это что у тебя на спине? – Где? – не понял Воронов. Он только сейчас почувствовал, что спину слегка жжет. – У тебя вся спина исцарапана. Черт возьми, ты где был? – Познакомился с женщиной. 30 лет. Муж – импотент, в командировку уехал… Рог, спина сильно исцарапана? – Прилично. Сразу видно, страсти у вас бушевали нешуточные. Воронов попытался рассмотреть спину с помощью небольшого зеркальца, но ничего не получилось. Весть об исцарапанной спине быстро облетела общежитие, и одногруппники потянулись в комнату героя-любовника. – Ворон, покажи спину! Ничего себе! Вот что значит со зрелой женщиной любовью заниматься. Тут тебе и страсть, и умение, и все на свете! …Ночью Виктор проснулся и услышал, как скрипят жернова. «Не схожу ли я с ума? – подумал он. – Эти жернова начинают меня преследовать». Воронов прислушался и понял, что это скрипит дерево за забором школы. Спина зудела от заживающих царапин, на душе было тревожно. Он сел на кровати, закурил в темноте и осознал, что жернова действительно вращались рядом, но не сейчас, а прошлой ночью. «Осокина сказала: «Мне не 15 лет, можешь ни о чем не беспокоиться. Я не забеременею». Потом она исцарапала мне спину. Если бы утром в комнату ввалились следователи прокуратуры, то я бы имел бледный вид. От обвинения в изнасиловании я как-нибудь бы открутился, но из школы бы точно вылетел». За какие-то минуты Виктор прокрутил всю ситуацию от начала до конца, задал себе вопросы и сам же на них ответил. «Осокина утверждает, что она сопротивлялась вашим действиям. Следы у вас на спине – тому подтверждение». «Если бы она сопротивлялась, то царапины были бы у меня на лице или груди, но никак не на спине. Придумайте какое-нибудь более правдоподобное подтверждение насилия». «Скользкая ситуация! Чуть шагнешь в сторону, и жернова затянут тебя. Прошлой ночью я был в шаге от них, но жернова не вращались, мельник был пьян и мной не заинтересовался», – подумал Воронов. Он посмотрел в окно, увидел раскачивающееся на ветру одинокое дерево и понял, как утром 10 сентября 1979 года девушки разыграли последний акт пьесы «Разоблачение насильника». Одну из ролей сыграла Дерябина Елена, вторым участником была Нечаева Марина. Но они обе были всего лишь актрисами, а кто был режиссером, кто упрятал Долматова за решетку на восемь лет? Воронов долго не мог уснуть. Комбинировал, переставлял участниц пьесы местами, но толку от его логических построений было мало. Информации не хватало. «Утром решу, куда двигаться дальше, кого допросить следующим. Пока понятно одно – с участницами этой пьесы в близкие отношения вступать нельзя, ни при каких обстоятельствах». Не прошло и недели, как судьба снова решила испытать Воронова на прочность. Накануне Первого мая курс Трушина был направлен в город для несения патрульно-постовой службы. Воронову, Вождю и Сваткову достался участок рядом с гостиницей «Турист». Примерно в 19.00 около ресторана «Нептун» Воронов лоб в лоб столкнулся с Осокиной. Валентина прогуливалась с мужем и ребенком. Увидев Воронова в милицейской форме, с буквами «К» на погонах, с одной-единственной «годичкой»[5] на рукаве, она изумилась, что какой-то первокурсник смог обвести ее вокруг пальца, представиться офицером КГБ, разузнать сокровенные тайны прошлого. Если бы не муж, Валентина устроила бы подлому обманщику сцену, но в присутствии всей семьи ей оставалось только презрительно посмотреть в глаза Воронову и отвернуться в сторону. Виктор при встрече оставался невозмутимым, хотя сердечко трепыхнулось: не каждый день видишь человека, которому вольно или невольно наставил рога. 15 В феврале Воронов сидел в Управлении уголовного розыска за столом Демидова и рассматривал сваленные в кучу бумаги и отчеты. Демидов расхаживал по кабинету, вспоминал учебу в Омске. Внимание Воронова привлек социологический раздел секретного отчета о состоянии наркомании в Хабаровском крае. Дождавшись, пока оперуполномоченный выговорится, он спросил: – Вова, не будет государственным преступлением, если я для научной работы воспользуюсь цифрами из этого отчета? – Из секретного? – поразился Демидов. – Ты в своем уме? Нас обоих посадят. – Отнюдь! – уверенно возразил Воронов. – В этом отчете секретными данными являются абсолютные цифры, а мне нужны относительные. Проценты ведь не секретные? Они же ни о чем не говорят, если неизвестен объем исходных данных. Демидов подумал минуту и решил, что молодой коллега прав. Проценты характеризуют либо состояние целого, либо динамику его развития. Не зная абсолютного значения целого, невозможно понять, какое влияние оно оказывает на жизнь общества или развитие экономики. К примеру, в классе всего два ученика, из них один – отличник. В процентном соотношении это даст 50 процентов отличников учебы от числа всех учащихся. В другом классе 30 человек, из них отличников – половина. В процентном отношении в обоих классах отличников поровну, а в абсолютных цифрах – нет. В одном классе всего один отличник, в другом – 15. Если умело манипулировать процентами, то можно перевернуть все с ног на голову и сделать нужные для себя выводы. Скажем, в первом классе число отличников осталось прежним, а во втором их только пятеро, то есть 16,6 процента. Кто из учителей лучше работает – тот, у кого один отличник, или тот, у кого их пять? Все зависит от директора школы. Он может похвалить педагога за то, что воспитал пятерых отличников, а может наказать за процент успеваемости. «В параллельном классе 50 процентов отличников, а у вас – всего 16! Вы чем в рабочее время занимаетесь? Кто за вас будет успеваемость поднимать?» Воронов перевел абсолютные цифры в относительные, поразился полученным результатам и почти месяц готовил научную работу. Исписав от руки десяток листов альбомного формата, он задумался: кому выгоднее «продать» результат кропотливого труда? Перебрав все кафедры, Виктор решил остановиться на кафедре марксистско-ленинской философии. Начальник кафедры майор милиции Архиерейский был кабинетным ученым. В 1985 году начальник кафедры Академии МВД СССР полковник Толмачев пригласил его, доцента МГУ, на преподавательскую работу в академию. Архиерейский не соглашался, но Толмачев был настойчив. Он пообещал новому сотруднику при поступлении на службу звание майора милиции и, самое главное, поклялся предоставить все условия для научной работы. Архиерейский, кандидат математических наук, выпускник МГУ, планировал защитить докторскую диссертацию по социологии, то есть стать доктором философских наук. Размышляя над предложением Толмачева, он решил, что базой для докторской диссертации должны стать исследования по социальной адаптации бездомных и бродяг. Лучшего места для сбора данных, чем система МВД, было трудно придумать. Архиерейский перешел на работу в академию. Из лейтенантов запаса сразу же перескочил в майоры милиции, занялся научной работой. Вслед за Толмачевым переехал в Хабаровск, где возглавил кафедру философии. В негласной иерархии Дальневосточной высшей школы МВД СССР Архиерейский занимал третье место – после начальника школы и его заместителя по учебной работе. В марте 1987 года Воронов показал черновой вариант научной работы Архиерейскому. – Что там у нас? – заинтересованно спросил Архиерейский. – 30 процентов наркоманов – комсомольцы? Отлично! Половина наркоманов – рабочая молодежь? Великолепно! Сколько среди наркоманов ранее судимых? Примерно 10 процентов? Похоже на правду. Вадим Петрович Архиерейский сложил руки на выпирающем из расстегнутого кителя животе, оценивающе посмотрел на Воронова сквозь стекла очков с толстыми линзами. – Это – бомба! – сделал он вывод. – Пока все толкутся вокруг да около, мы вдарим кувалдой в лоб! Эти цифры перевернут представление о наркомании в научном сообществе. Перестройка и гласность – вот два вектора развития нашего общества. Как идти по ним – никто не знает. Из Москвы поступило указание – считать научную работу по наркомании приоритетной. Прошло три месяца, а воз и ныне там! Ни одной научной работы, ни одного стоящего исследования. Одна болтовня! Скажи, где ты достал эти данные и насколько они соответствуют действительности? Воронов объяснил. – Все гениальное – просто! – восхитился начальник кафедры. – Как никто до тебя не догадался пойти таким простым и достоверным путем? Виктор мог бы возразить, что в его работе не все так просто. Для начала надо было знать, где получить исходные цифры. Но он пришел не похваляться связями в уголовном розыске, а добиться определенных преференций за свой труд. – В научной работе нельзя ссылаться на секретные документы, – продолжил начальник кафедры. – Оставь работу, я подумаю, что с ней сделать. Через день Архиерейский объявил: – Съездишь в краевую психбольницу. Заведующая наркологическим отделением предоставит данные по наркоманам, состоящим на учете. Сверишь цифры. Если они совпадут по основным параметрам, то работу переделаешь с упором на то, что нашими исходными данными были цифры, полученные у медиков, а не в уголовном розыске. На семинарские занятия и лекции по философским дисциплинам можешь не ходить. Если тебя заинтересует какое-нибудь учение, я в индивидуальном порядке разъясню, в чем его суть. А пока займись делом! В середине апреля Воронов представил новый вариант работы. Архиерейский был доволен. – Мне выступить с докладом на научно-практической конференции слушателей? – спросил Виктор. – Ни в коем случае! Выступление на конференции преждевременно. Воронов ничего не понял, ушел с кафедры озадаченным. Выступление на конференции гарантировало отличную оценку по философии за семестр. Если работу отложили в дальний ящик, то какой с нее прок? Перед майскими праздниками Архиерейский вызвал Воронова и протянул несколько листов машинописного текста. – Это наша статья в журнал «Новый мир». Редактор журнала Залыгин Сергей Павлович – мой хороший знакомый. Если он не рискнет напечатать этот, без сомнения, сенсационный материал, то я найду, куда его пристроить. Тебе, как моему соавтору, надо подписать текст. Воронов расписался, где показали, забрал свой экземпляр и ушел. Статья называлась «Исследование социологических аспектов наркомании Дальневосточного региона». Авторы: Архиерейский В. П., Воронов В. А. В скверном настроении Виктор вернулся в общежитие. Он чувствовал себя обворованным. Архиерейский не только присвоил его труд, но и распорядился им по своему усмотрению. Рогов, узнав о причине скверного настроения приятеля, воскликнул: