– Я осознала, что была не права, проспав и нагрубив тебе! – подыграла я. – Жаль, что принятие вины пришло к тебе с неотвратимым наказаньем! Последовав совету пчеловода, я опустила голову, не став перечить и ругаться. Я ещё не решила по поводу военной службы, но мысли об этом крутились в моей голове. Я понимала, что это выход, правда совсем не совпадающий с моей мечтой учиться на учителя для младших классов. С детства смотрящая за малышнёй, я знала как найти с ними общий язык, доступно объясняя что–то и, чередуя замечания и похвалу. Я была уверена в своих способностях стать педагогом. Что же касалось армии, как я уже упоминала, мне было сложно представить себя в солдатских рядах». – Я думал, дети раздражали Вас? Именно так звучал Ваш рассказ о сестрах и братьях. – Нет, лейтенант, меня раздражали не дети, а то, что моя мать с отцом свалили их на старших нас. Я не просила о такой судьбе: быть нянькой, не имея личной жизни! А так, я и сама хотела бы родить, но только одного, которому дала бы всю свою заботу. Увы… Я подлил нам в стаканы ещё немного виски и положил на стол молочный шоколад. Достал из холодильника немного фруктов и сел нарезать их на блюдо, оставшимся в память со службы, десантным ножом. – А ты бы не хотел детей? – Я не думал об этом. – Ты красивый юноша, служивый, умный. Но по твоей полупустой квартире, военному ножу и неизысканной посуде нетрудно догадаться, что женщины присутствуют здесь редко, а может, вовсе не бывают. Неужели ты действительно живёшь той платонической любовью, которую питаешь к своей девушке–мечте? – Предположу, что стены и обои в моей прихожей ещё хранят табачный аромат Ваших духов! - отвёл я разговор от далёкой возлюбленной и планов на семью, которыми не очень-то хотел делиться. – Так ты помнишь тот вечер? – Я помню тот секс! А вечера Вы мне, увы, не подарили! – Злопамятный ты, лейтенант! – лукаво ухмыльнулась майор. – Так что же было дальше? «Моё молчание разгневало фермера. Он всё никак не успокаивался, точно в него вселился бес, который жаждал ссоры и скандала: – Я надеюсь, ты больше не станешь истерить по поводу других женщин в моей постели? Чувство собственного достоинства взыграло жарче, чем обещание самой себе не вестись на дьявольские провокации: – Ты должен был с самого начала сказать, что я нужна тебе как рабочая сила, а ты, как подлец, притворялся, что искренне влюблён в меня! – Притворялся что влюблён? Да разве я тебе хоть раз сказал, что я люблю тебя? – Но так ты себя вёл! Ты спал со мной, ты проникал в меня, ты оставлял во мне свой след. А что бы было, если бы я понесла? – Ты не способна на это! Как и, в принципе, не на что! – А может, это ты не способен? – жутко разозлилась я, ужаленная в свое сердце. Его глаза наполнились кровью, от ярости скривило рот, и я почувствовала, что надо мной нависла серьёзная угроза. Я зажмурила глаза, боясь его удара, но он сказал: – Нет, бить тебя дурную я не буду! Скажу тебе вот что: Ты доработаешь тут ещё полгода, пока я не продам это хозяйство папаше той девице, которую вчера привёл. Идти тебе некуда! Ты заурядная провинциальная неумёха, мечтающая кем–то стать в столице. Таких, как ты там пруд пруди! Вернёшься ко мне через недельку с понуренною головой, и будет ещё хуже! Поэтому старайся не бесить меня и лишнего не говорить! – Почему ты так поступаешь со мной? В чём я перед тобой повинна? – В школе я был одним из тех, кто жаждал поиметь тебя! Вот и всё! Ну, а ещё мне нужен персонал на ферме, желательно бесплатный, а ты живёшь здесь – значит, может отплатить трудом! Все по–честному и по–взрослому! Вот и расставили точки над «и». С этим откровенным разговором пришло и понимание того, какая я дура, и какая он мразь. Приготавливая ужин тем вечером, я беспрестанно размышляла о военной службе, и согласилась на предложение в тот самый момент, когда он сказал за столом, что всё на что я в жизни способна – это быть чьей–то кухаркой. Правда услуги кухарки, потребовались ему не только на кухне, но и в постели. С той самой минуты его оргазма, я стала мысленно готовиться к отъезду. На следующее утро пчеловод принёс мне в хлев газету. Как он и говорил, на последней странице печатались анонсы вакантных мест для добровольной службы в армии. Самый скорый и подходящий вариант был в городке неподалёку от столицы, и поступление туда было назначено через два месяца. Эта была общеобразовательная программа для женщин, желающих служить. В том году вышел закон об отмене обязательной мужской службы и гендерный перевес был в сторону женщин. Многие дамы хотели иметь армейскую подготовку, и множество казарм были ориентированы на женcкий пол. – Не придётся учиться с мальчиками в одних корпусах, и жить в одной казарме с ними! – улыбнулся пасечник. – А это плохо? – спросила я, не понимая до конца, что значит армия. – Это вопрос умения находить общий язык с противоположным полом, а также терпения в отношении колкостей от представителей сильной половины человечества. – Парни плохо относятся к девушкам в армии? – Многие юнцы до сих пор не согласны, что барышни равны с ними по силе духа и по логике, да и по выносливости. По этой причине в совмещённых корпусах случаются обиды, и некоторые девушки бросают военное дело. Я бы не хотел, чтобы ты пострадала от чьего–то шаблонного мнения. Поэтому рад, что казарма женская. Однако, там мужская рядом, так что и встретить порядочного офицера может выпасть шанс! - улыбнулся пчеловод. Я улыбнулась в ответ, однако после всего услышанного по спине пробежал холодок сомнений и неуверенности в принятом решение. Но обратной дороги не было! «Только вперёд!» – так приказала я напуганному сердцу, и оно должно было беспрекословно исполнить приказ. Глава 8. Ветер перемен Вечером того же дня я, как обычно, приготовила ужин, накрыла на стол, уделила время рассказам «любимого» о том, как ему тяжело справляться в бухгалтерии с больной спиной. Я взглянула на часы, которые пробили семь вечера. Пчеловод должен был подъехать к ферме на автомобиле в это время. – Сегодня одной коровушке слегка нездоровилось. Пойду–ка проверю её! – сказала я незаконному мужу. – Серьёзное что? – озабоченно нахмурился он. – Не думаю! Скорей всего мне просто показалось! – Смотри не прогляди болезнь! Понесём утраты, платить сама будешь, работая и на соседних фермах. – Я только надену жакет! – кивнула я в послушание своему могучему господину. Забежав в свою комнату, я накинула длинный жакет, под который одела ещё пару кофточек и юбок, которых должно было хватить на первое время, пока бы не разобралась что, да как на новом месте. Таким образом я смогла пробраться мимо фермера, не вызвав подозрений о бегстве. Выйдя на луг, я что есть мочи бросилась бежать к воротам, и, несясь туда, молилась, чтобы пасечник не предал и не обманул. В эти мгновения, когда ветер дул мне в лицо, а трава хлестала вечерней влажностью щиколотки, я ощутила свободу, желанную волю и время перемен!. Майор ударила стаканом о край моего: – За доброту душевную некоторых людей! Не все ещё повязли в эгоизме, похоти и стремление поработить других! – Я так понимаю, что старик–пчеловод приехал за Вами? Он ждал меня, как и было оговорено на своём стареньком Вольво, которое на тот момент, казалось мне каретой, а он седовласым принцем на белом коне, управляющим ей. Ведь именно он увёз меня от незаслуженных обид, горечи и унижений. Мы приехали к одноэтажному длинному зданию, разбитому на несколько однокомнатных квартир. Комнатка была действительно мала, к тому же совмещалась с кухней. До боли крохотный санузел таился справа от двери, а слева было что–то наподобие кладовки. Сама обстановка в квартире была очень даже уютной. Диван, кресло, телевизор, бархатные шторы, напольный торшер и стол со стульями. – Я буду спать на полу, а ты на диване ляжешь! – согласовал со мной пасечник, видя, что я разглядываю помещение. – Я лягу там, где постелите! А Вы спите, где удобнее! – ответила я ему. – Договорились! Будем спать на диване по очереди! – добро засмеялся он. – Завтра сходишь на чердак. Там вещи дочери! Глядишь, что приглянется. Вечер прошёл замечательно. Я разглядывала старые альбомы с фотографиями пасечника и его детей. Мы пили чай с душистым золотистым мёдом и увлечённо смотрели футбол по телевизору. Впервые в жизни мне было так спокойно на душе, словно со мной сидел отец, и я была под его ласковой защитой. Часов в одиннадцать раздался напористый стук во входную дверь. Я сразу поняла, что это фермер пришёл меня забрать. – Сиди здесь, доченька! – сказал пчеловод, и по–старчески едва поднявшись с кресла, направился к двери. – Не отпирайте дверь! – крикнула я вслед. Ничего не ответив, он открыл кладовку и достал оттуда длинное ружьё. Спрятав его за входную дверь, он повернул замок. «Ах!» – прикрыла я рот в искреннем испуге. Дверь распахнулась, и я увидела жутко злого, взлохмаченного фермера на пороге: – Я пришёл за своей женщиной! – «Своей» женщину может называть только муж. А ты кто ей? – воспротивился пасечник. – А я её возлюбленный! Отойди дед, не стой на пути к счастью молодых! Побранились, помиримся! – А мне она другое о тебе говорила. Якобы ты женится вовсе и не собирался, а вот использовать её на ферме, да. – Да мало ли, что баба городская говорит! Ей лишь бы работу не делать! Придумала! – Может и так! Только мне ещё отец твой покойный поговаривал, как ты женщин использовать любишь. Осуждал тебя за такое. Да и сам я видывал достаточно! Иди отсюда! Другую жертву ищи! – Старик, отдай мне её, и разойдёмся по–хорошему! Иначе уволю тебя!