Бутурлин слушал, не перебивая. Во время рассказа подчиненного он не задал ни одного вопроса, лишь слегка опустил голову, отчего второй подбородок явно обозначился. Закончив повествование, Григорий замолчал, выжидающе глядя на командира. Александра Борисовича в полку любили. Старый матерый волк, он служил денщиком самому Петру великому. Поговаривали, что именно он первым прошел обряд инициации, разработанный Брюсом. Как бы то ни было, командиром Бутурлин был строгим, но достаточно справедливым, при провинности взыскивал по полной, но и с наградой не мешкал. Григорий до сих пор был признателен ему за тот давний случай с сестрой. — Кто еще знает? — наконец спросил подполковник. — Левшин. Из конного полка. Он как раз в карауле был. — Хорошо, — Бутурин пошевелил своими пухлыми губами и громко крикнул. — Семен! — Чего изволите, ваше благородие? — тот вновь появился в комнате так быстро, что стало понятно, мужик явно подслушивал под дверью. — Принеси мне одежду и книгу Святую! — А книгу то зачем? — насторожился мужик. — Клятву давать будешь, — усмехнулся хозяин. — Ка какую клятву? — Что никому не расскажешь, что сейчас слышал! — Барин! Александр Борисович! — Семен начал истово креститься, — Да чтобы я? Да кому? Да вот вам крест! — Ладно, ладно, — отмахнулся подполковник. — Гриш, ты меня в зале обожди! Белов щелкнул каблуками и вышел. Очутившись в зале, он, памятуя, что все еще в мокрой одежде, не стал садиться, а подошел к окну. Судя по слегка розовеющему небу, наступал рассвет. Григорий вздохнул и, услышав шаги, повернулся. Командир полка, уже одетый в военный мундир, появился в дверях. — Пойдем, — скомандовал он. — Место покажешь. В парк они заходить не стали, а пошли сразу в зверинец. Заспанный сторож попытался было возразить, но Бутурлин рявкнул так, что тот сразу же признав подполковника, распахнул ворота. Белов повел было командира к дубу, но тот и сам шел в нужном направлении, периодически принюхиваясь. Кровью пахло знатно. Зверь вновь бесновался, пытаясь одержать верх. Григорий то и дело поглядывал на Бутурина, в который раз поражаясь его спокойствию. — Что, Гриша, волк в тебе лютует? — вдруг спросил тот, заметив косые взгляды молодого офицера. — Лютует, Александр Борисович, — признался тот. — Это по молодости. Коль правильно пару себе найдешь, отпустит! — Где ж её найдешь? — проворчал Белов, внезапно вспомнив Настю. Он вдруг вновь ощутил запах свежей мяты у ручья. Волк притих. Пелена спала с глаз и Гриша заметил, что из-за горизонта вот-вот покажется солнце. Тем временем подполковник вышел к дубу. Григорий боялся, что волкодлак уберет тело, но загрызенный крестьянин все еще лежал там. Над ним уже начинали кружить вороны. — Вот ведь напасть! — Бутурлин благочестиво перекрестился. Белов последовал его примеру. — Ладно, Гриша, ты ступай, поспи хоть, тебе на караул сегодня заступать, а я сейчас кавалеристов наших дождусь, да покумекаю, как государыне доложить. — Но Александр Борисович! — преображенец попытался возразить, что негоже ему оставлять своего командира одного, но был остановлен грозным рыком. — Это приказ! Марш в казарму! — Так точно! — Белов развернулся и направился обратно к воротам, в которые уже, судя по шуму, залетали кавалеристы во главе с Сашкой Левшиным. — Да, Гриш, — вдруг окликнул его командир. Белов обернулся. — В кустах то ты чего делал? Опять девку обольщал? — Невесту искал, — мстительно ответил преображенец. — По вашей да государыни рекомендации! — Ты на меня зубы-то не скаль! — беззлобно фыркнул подполковник. — а то вмиг на цепь посажу! Иди уж! Жених! Белов кивнул и вновь направился к воротам. Мимо него проскакал отряд кавалеристов, Григорий лишь успел махнуть рукой другу, давая понять, что все договоренности в силе. К казармам он пришел окончательно продрогший, усталый и злой. Разбудил Ваську, молча разделся и юркнул под одеяло, с наслаждением вытягиваясь на теплых простынях. Сон пришел почти сразу. Он был путаный, рваный, и Григорий запомнил лишь то, что бежал куда-то, ища столь полюбившийся запах мяты, растущей у ручья. Глава 9 Утром Настю разбудил стук в дверь. Выбежавшая на стук Глаша вскоре вернулась. — Настасья Платоновна, платья принесли! Я сказала, чтоб сундук пока поставили у входа. Потом Петр с Васенькой затащат! При упоминании имени денщика Белова, Настя лишь вздохнула, строго наказав себе переговорить с преображенцем. Девушка оглянулась на сладко спящую соседку, поднялась и, накинув домашнее платье, вышла в коридор. Глаша уже открыла сундук, доставая оттуда голубое с серебряным шитьем и кружевами платье, в котором Насте надлежало заступать на службу. — Что тут за шум? — Даша вышла из своей комнаты. — Платье прислали, — как не старалась Настя выглядеть спокойной, она с восторгом рассматривала новый наряд. Голубое, с пеной кружев, должных подчеркнуть изящество рук и груди, фрейлинское платье вызывало у девушки, привыкшей к гораздо более скромным одеяниям, трепетный восторг. — Что стоишь, — поторопила её Дарья. — Иди у меня оденься, нам скоро на службу заступать. Сборы заняли гораздо больше времени, чем предполагала Настя. Красавица императрица была большой модницей, часто меняла наряды и требовала того же от всех. — Мне сказывали, у нее в комнате тысячи нарядов! — щебетала Дарья, поправляя свои локоны. — Говорят государыню никто дважды в одном не видел? — спросила Настя, припомнив то, что ей рассказывали соседи. — Конечно! Все ткани, что в Питерсбурх привозят, сперва Елисавете Петровне показывают, а уж потом остальным, — Дарья отстранилась, давая подруге возможность посмотреться на себя в зеркало. — Смотри-ка как тебе голубой к лицу! Настя лишь улыбнулась, с удовольствием разглядывая себя в небольшое зеркало. — Шифр приколи, не забудь, не то государыня по щекам отхлещет! — напомнила Дарья. Глаша охнула и поспешила принести бриллиантовый вензель на голубом банте, прикалывавшимся к плечу. Следом за крепостной в комнату зашла и заспанная Лизетта. — О, вы уже собрались! — поприветствовала она подруг, — Настя, а ты чего с представления ушла? — Да так, голова с непривычки разболелась, — отмахнулась та, не желая рассказывать об очередном вмешательстве Белова. — Слишком уж тонко певцы рулады выводили! — Привыкай! — Лизетта села за стол и потянулась. — Ой, девоньки, я вчера с Матвеем своим целовааалась! Он, стервец, мне в платье полез, исподнее проверять, я его по щеке ударила, а он меня хвать и целует!!! — Хватит байки рассказывать! — фыркнула Дарья, в отличие от Насти совершенно не впечатленная этой речью. — Не давала ты ему по роже! — А вот и давала! — Не давала! — Дарья вновь подошла к зеркалу. — Видела я вчера все! — Когда успела? Ты ж вчера весь вечер от своего Апраксина не отлипала! — Мы по аллее гуляли! — Дарья повернулась к Насте. — Ну что, готова? Тогда пошли. Лизка, за старшую будешь! Девушки вышли из дому, и только тогда Настя сообразила, что на небе сияет солнце. Его яркие лучи сияли, переливаясь на золоченых куполах церковного флигеля. Зеленая листва казалась очень яркой, а цветы на клумбах источали приятный аромат. После промозглой сырости последний дней это было просто волшебством. Настя остановилась, с удовольствием подставив лицо солнцу. — Ну что замерла? Смотри, потом веснушки сводить будешь! — поторопила Дарья подругу. — Велика беда! — отозвалась девушка. — Зато солнышко пригревает… Злой взгляд заставил ее прерваться. По спине вновь пробежал холодок. Настя оглянулась, но вокруг кипела обычная жизнь. Мужики волокли бревно, по дороге медленно ехала телега, груженая кирпичом. На другой стороне улицы разодетый франт пытался перейти по мосткам, не запачкав грязью чулки и туфли. Показалось, или кусты зашуршали… — Даш, пойдем быстрее, — подхватив удивленную подругу под руку, Настя юркнула мимо караулов в парк.