— Но к императрице через караулы повел? — сестра лукаво взглянула на преображенца. — Глаза у нее красивые, — отмахнулся тот. — И всего-то? После всех твоих отказов от самых родовитых невест? Глаза? Красавицей бы была, хоть на любовь внезапную сослаться можно было бы, а так… — Софья вздохнула. — Ох, срам-то какой… Белов опустил голову, признавая правоту слов сестры. Была бы любовь… все можно было списать именно на нее, а так… Хотя… Гриша вдруг улыбнулся своей самой бесшабашной улыбкой. — А вот сраму-то, Софья Петровна, и не будет! Но мне нужна твоя помощь! — и он изложил сестре свой план. Она недоверчиво всматривалась в лицо такого любимого младшего брата. Почувствовав, что сестра колеблется, Григорий умоляюще посмотрел на нее и заканючил, как в далеком детстве: — Сестрица, молю тебя, помоги! Вспомнив, как братец всегда защищал ее перед мужем, Софья поневоле улыбнулась, хотя в ее глазах все еще плескалась грусть: — Ладно, пусть по-твоему будет. — Спасибо, уважила! — преображенец подхватил сестру и покружил в объятиях по комнате, затем поставил на пол, быстро чмокнул в щеку, — Мне пора! — Подожди хоть, может дождь закончится! — В Питерсбурхе? — брат лукаво посмотрел на Софью, — Вряд ли. Крестника моего от меня поцелуй! Пусть волком растет! — Будет с нас в семье и одного волка, — пробурчала та. Как и вся семья, Софья не одобряла поступок Гриши. Служить Руссии можно было и в Семеновском полку, не проходя обращение в зверя. Вон, Долгорукие так и делали. Но единственный сын Петра Белова, родившийся после шести сестер долгожданный наследник, Гриша всегда умел настоять на своем. Вот только с женитьбой он оплошал. Или девка оказалась ловчее предыдущих. — Будет тебе! — в приподнятом настроении Белов вышел из столовой, громко требуя своего коня. Софья покрестила ему спину, а потом долго смотрела в окно, пока всадник в зеленом мундире не скрылся за кромкой леса. После, тяжело вздохнув, женщина решительно кликнула слуг: следовало хорошо подготовиться к поездке к государыне. Глава 3 Белов медленно въезжал в Петергоф, давая коню больше прошагать перед тем, как поставить его в конюшню. Конечно, можно было поручить это денщику, но Григорию надо было тщательно продумать свой план. Слова сестры подсказали ему, как избежать насмешек врагов. Надо лишь просить государыню не рассказывать о злой шутке и самому притвориться влюбленным. Тогда большого позора не будет. Ну посудачат, что белов — дурак, а девка оказалась слишком ловкой, да забудут. А там как кривая вывезет. В конце концов, отправит жену в имение, да вернется к прежней жизни. Белов все еще был занят обдумыванием своего плана, когда у постоялого двора «Красный кабачок» его окликнули знакомцы. Два поручика квартировавшего по соседству семеновского полка, зазывая выпить с ними чарку-другую. Белов отказался, с сожалением кинув взгляд на вытянутый сруб, откуда гремела незамысловатая музыка и раздавались веселые крики. Его внимание привлекло несколько человек, пальцами показывавшие на одно из окон второго этажа — предприимчивый хозяин недавно его достроил, сдавая комнаты в основном почасово тем из постояльцев, кто хотел поразвлечься с хорошенькими подавальщицами да судомойками. Сейчас из окна разносился шум. Гвардеец подъехал ближе к зевакам и с любопытством поинтересовался, что происходит. Ему охотно объяснили, что со вчерашнего утра эту комнату занял мужик, по пачпорту крепостной некого помещика Збышева, отправленный на заработки. Мужик привез с собой девку, сказав, что племянница. За комнату постояльцы заплатили и сидели достаточно тихо. К несчастью, один из офицеров семеновского полка заметил девицу, которая сидела у окна, и теперь пытался прорваться к ней. Мужик, даром что крепостной, успел закрыться в комнате, придвинуть к двери мебель, и таперича отказывается уважить господина офицера, который вот уже полчаса изволят вышибать дверь собственным телом. Белов усмехнулся, и собрался было пожелать удачи всей участникам и зрителям, когда вдруг остановился: — Как, говорите, фамилия помещика? — Збышев. Преображенец тяжело вздохнул, и подозвал конюшего. — Держи, отшагивай и глаз с него не спускай, — он сунул повод в руки молодого парня, чье лицо ему было смутно знакомо по прежним посещениям сего увеселительного заведения, — Да не зевай, а то по уху получишь! Оставив сие напутствие, Григорий резво вбежал по ступеням, отмахиваясь от сыпавшихся отовсюду приветствий: в кабаке Белова многие знали и любили. Поднявшись на второй этаж, преображенец легко протолкался среди зевак, бесцеремонно расчищая себе путь локтями. Отстранил корчмаря, причитающего по поводу ущерба, и спокойно положил руку на плечо семеновцу, собиравшемуся очередной раз плечом выбить с разбегу дубовую дверь. — Михайлов, ты что это? — почти ласково спросил Григорий. — Белов! Гришка! — язык гвардейца заплетался, судя по запаху, он не выходил из кабака уже сутки, — Пппмоги дверь отвереть! Заперлась, курррва! — Кто заперся? — Девка! Крсива! Во, — Михайлов очень образно показал руками главные достоинства жертвы, — Хочешь? и тебе дстанется, токмо опосля меня! Он глупо захихикал, грозя пальцем одному из Беловых, поскольку в его глазах давний приятель почему-то был в трех экземплярах. — Уж не Збышевская ли девка? — будто ненароком поинтересовался Григорий. — Она самммая! — Михайлов с подозрением посмотрел на приятеля, — А ты отт-куда знаешь? Белов картинно развел руками: — Увы, я вынужден тебя огорчить: я не только знаю, чьи это люди, но и вынужден оказать им протекцию, поскольку боюсь, что Анастасии Платоновне Збышевой, вчера получившей при дворе должность фрейлины её величества Елисаветы Петровны, не понравится та вольность, с какой ты пытаешься обойтись с её людьми. При упоминании о государыне Михайлов слегка протрезвел и с сожалением посмотрел на заветную дверь. Григорий перехватил его взгляд: — Впрочем, друг мой, я готов компенсировать это небольшое огорчение. Саверьич, налей моему другу Михайлову и его веселой компании, пусть выпьют за мое здоровье! Гуляки согласно зашумели, лицо Михайлова просветлело, хозяин кабака засиял, будто серебряный рубль, который кинул ему Белов, и поспешил порадовать буйную компанию. Преображенец чуть выждал, пока внизу вновь не начались пьяные крики, и спокойно постучал в дверь. — Кто там? — судя по голосу, мужик был не старый. — Я от хозяйки вашей, Анастасии Платоновны. Дверь приоткрылась, сквозь щель на гвардейца изучающе посмотрели два голубых глаза. — А не врешь? — Не веришь — уйду, а ты уж сам девку свою защищай. Только солдат здесь много, долго не продержишься. Мужик заколебался, затем дверь окончательно распахнулась: — Заходите, барин! Белов шагнул внутрь. Из-за закрытых ставень в комнатенке было почти темно, впрочем, Григорий неоднократно бывал в них, поэтому знал, что где находится и без света. На единственной кровати сидела испуганно всхлипывающая девушка в драной одежде. Судя по всему, девка все-таки спускалась в зал, где ее и заприметил Михайлов. Невысокий бородатый мужик стоял у двери, все еще сжимая в руках дубину. — Тебя звать как? — Григорий внимательно посмотрел на мужика, прикидывая, чего следует ожидать. Образцовый офицер, Белов привык иметь дело с различными солдатами. Мужик ему понравился. Спокойный, хозяйственный. Именно такими, как правило и бывают доверенные слуги. У Гришиного батюшки, Петра Григорьевича Белова, тоже такие были. — Петром кличут, — мужик тоже изучал неожиданного покровителя. — Дубину брось, — приказал Григорий, — И собирайтесь! — Куда это? — мужик подозрительно с прищуром посмотрел на гвардейца. — К хозяйке отведу. Здесь вам не стоит оставаться. — К Анастасии Платоновне? — оживилась девушка, с надеждой смотря на статного гвардейца. Её голубые глаза радостно засияли. Григорий отметил, что девка действительно статная и красивая: пшеничная коса толщиной в руку, пухлые алые губы, румянец во всю щеку. В подранной рубахе мелькнула грудь. Полная, округлая, увенчанная темным соском… — А что, другие есть? — огрызнулся Белов, злясь тем, что плоть моментально отреагировала на красавицу. Да будь навязанная императрицей невеста хотя бы в половину так красива, все сложилось бы гораздо проще, — Пошевеливайтесь, я ждать не буду! Странно, но при воспоминаниях о худенькой сероглазой девушке, ак внезапно свалившейся на преображенца, жар плоти прошел. Григорий недоуменно нахмурился. — Сейчас, барин, мы мигом! — засуетился мужик, ошибочно решив, что Белов недоволен их расспросами. — Глашка, ну-ка встала! Платок возьми, прикроешься! — Да пусть переоденется, чего в драном-то идти? — пожал плечами Григорий, опускаясь на сундук, — Вещей у вас много? — Токмо вон, короб хозяйский, на котором сидеть изволите, да Глашкина котомка! — А ты без вещей, значит? — Сменная рубаха есть, мне и довольно! — отмахнулся мужик.