– Принесите мне чашечку травяного отвара, Джордж. У меня нервы на пределе. – Конечно, сэр, – ответил слуга. – Сейчас приготовлю. Спустя десять минут он принес своему хозяину дымящуюся чашку. Пуаро с удовольствием вдохнул дурманящий аромат. Попивая отвар, он разговаривал с самим собой: – Охота – она везде разная. Лису ловят на лошадях и с собаками. Крики, шум, и все зависит от скорости. Сам я на оленей никогда не охотился, но знаю, что в этом случае надо много-много часов ползти на собственном брюхе. Об этом мне рассказывал мой друг Гастингс. Но мы не должны пользоваться ни одним из этих способов, мой добрый Джордж. Лучше поразмышляем о кошке в доме. Долгими изматывающими часами она следит за мышиной норкой, не шевелясь и не тратя никакой энергии, но при этом… при этом никуда не уходит. Детектив вздохнул и поставил пустую чашку на блюдце. – Я просил вас взять вещей на несколько дней. Завтра, мой добрый Джордж, вы поедете в Лондон и привезете вещей на две недели. – Очень хорошо, сэр, – ответил Джордж, как всегда, безо всяких эмоций. Кажущееся бесконечным пребывание Эркюля Пуаро в «Мон Репо» действовало на нервы многим людям. Виктор Астуэлл даже высказал свой протест по этому поводу своей невестке. – Все это очень здорово, Нэнси, но ты не знаешь, какими бывают эти ребята. Нашел себе, понимаешь ли, удобное жилье и, судя по всему, собирается провести здесь не меньше месяца, при этом получая с тебя по две гинеи в день. Леди Астуэлл ответила ему в том смысле, что сама в состоянии разобраться в своих делах. Лили Маргрэйв честно пыталась скрыть свое смятение. В какой-то момент ей показалось, что Пуаро поверил ее рассказу. Теперь она не была в этом так уверена. Нельзя сказать, что детектив вообще ничего не делал. На пятый день своего временного пребывания он принес на обед небольшой альбом для фиксации отпечатков пальцев. В качестве метода сбора отпечатков пальцев у жителей дома такой способ показался всем бестактным. Хотя, может быть, и не таким уже бестактным, поскольку никто не мог себе позволить не сдать отпечатки. И только после того, как маленький человечек удалился на покой, Виктор Астуэлл посмел высказать свое отношение к произошедшему. – Вот видишь, чего ты добилась, Нэнси? Он охотится за одним из нас. – Не говори глупостей, Виктор. – А как еще можно объяснить присутствие этой чертовой книжицы? – Месье Пуаро знает, что делает, – самодовольно заявила леди Астуэлл и многозначительно посмотрела на Оуэна Трефьюзиса. В другой раз Пуаро предложил игру, заключавшуюся в розыске следов с помощью листа бумаги. На следующее утро, войдя своей неслышной, кошачьей походкой в библиотеку, детектив до смерти испугал Оуэна Трефьюзиса, который вскочил из кресла так, как будто в него кто-то выстрелил. – Вы должны извинить меня, месье Пуаро, – чопорно сказал молодой человек, – но вы держите всех нас в жутком напряжении. – Да неужели? – невинно удивился детектив. – Должен признать, – продолжил секретарь, – что дело Чарльза Леверсона не кажется мне требующим колоссальных усилий, но вы, судя по всему, не разделяете мою точку зрения. Все это время Пуаро стоял, глядя в окно. Неожиданно он повернулся лицом к молодому человеку. – Я кое-что скажу вам, мистер Трефьюзис, но это должно остаться между нами. – Слушаю вас. Казалось, Пуаро никуда не торопится. Несколько минут он колебался, а когда начал, его первые слова как раз совпали с грохотом входной двери. Для человека, желающего сохранить тайну, говорил он довольно громко – его голос перекрывал шаги, звучавшие в холле. – Так вот, строго между нами, месье Трефьюзис. Появилась новая улика. И с помощью этой улики мы докажем, что к тому моменту, когда мистер Леверсон зашел в Башенную комнату в ту ночь, сэр Рубен был уже мертв. Секретарь уставился на него. – А что это за улика? Почему мы о ней до сих пор ничего не слышали? – Еще услышите, – произнес маленький человечек загадочным голосом. – А пока этот секрет знаем только мы двое. Легкой походкой он вышел из комнаты и чуть не столкнулся в холле с Виктором Астуэллом. – Вы только что вернулись, Monsieur? Астуэлл кивнул. – На улице жуткая погода, – сказал он, тяжело дыша. – Холод и сильный ветер. – Ага, – сказал на это Пуаро, – тогда сегодня я не пойду на прогулку. Я ведь как кошка – предпочитаю сидеть у огня, в тепле. – Всё ça marche[65], – сказал он в тот вечер своему верному слуге, потирая при этом руки. – Теперь они все у меня на крючках. Трудно притворяться кошкой, Джордж, и терпеливо ждать у моря погоды, но это работает, да, прекрасно работает. Завтра мы сделаем следующий шаг. На следующий день Трефьюзису надо было съездить в город. Поехал он тем же поездом, что и Виктор Астуэлл. Не успели они выйти из дома, как Пуаро развил бурную деятельность. – Быстрее, Джордж, пора приступать. Если горничная подойдет к этим комнатам, вы должны ее задержать. Говорите ей все что хотите, но чтобы она осталась в коридоре. Сначала он направился в комнату секретаря и принялся тщательно ее обыскивать. Детектив не пропустил ни одного ящика и ни одной полки. Затем он поспешно расставил и разложил все по местам и сообщил, что поиски закончены. Джордж, стоявший на страже у двери, громко кашлянул. – Вы позволите, сэр? – Конечно, мой добрый Джордж. – Обувь, сэр. Две пары коричневой обуви стояли на второй полке, а ботинки из кожи ручной работы – на полке под ними. Поменяв их местами, вы нарушили порядок. – Восхитительно! – воскликнул Пуаро, всплеснув руками. – Но давайте не будем страдать по этому поводу. Уверяю вас, Джордж, что это не так важно. Мистер Трефьюзис никогда не обратит внимания на подобную мелочь. – Как скажете, сэр. – Это ваша прямая обязанность – замечать подобные вещи. – Пуаро подбадривающе похлопал камердинера по плечу. – И это делает вам честь. Слуга ничего не ответил, и позже, когда все повторилось в комнате Виктора Астуэлла, он не стал комментировать тот факт, что белье мистера Астуэлла было возвращено в ящик не в том порядке, в каком оно там лежало. Хотя – по крайней мере, во втором случае – последующие события показали, что слуга был прав, а Пуаро ошибался. В тот же вечер возмущенный Виктор Астуэлл ворвался в гостиную. – Послушайте, вы, несчастный бельгийский фат, вы что себе позволяете, обыскивая мою комнату? Какого черта вы хотели там найти? Я этого не потерплю, вы слышите меня?! Вот что бывает, когда в доме заводится несчастная ищейка-соглядатай… Пуаро выразительно развел руками и заговорил, захлебываясь словами. Он извинился сотню, тысячу, миллион раз. Он выглядел неуклюжим, занудливым и сбитым с толку. Он признал, что перешел границы. В конце концов взбешенный джентльмен был вынужден успокоиться и только слегка порыкивал. А Пуаро тем же вечером, прихлебывая свой травяной отвар, негромко повторил слуге: – Все идет по плану, мой добрый Джордж, все идет по плану. Пятница, – задумчиво произнес он, – это мой счастливый день. – Конечно, сэр. – А вы, мой добрый Джордж, не слишком суеверны, как я посмотрю? – Я предпочитаю не садиться тринадцатым за стол и стараюсь не проходить под лестницами[66]. А вот против пятницы ничего не имею, сэр. – Это хорошо, – сказал Пуаро, – потому что сегодня день нашего Ватерлоо[67]. – Именно так, сэр. – Ваш энтузиазм так зашкаливает, мой добрый Джордж, что вы даже не спрашиваете меня, что я предлагаю вам сделать. – Что, сэр? – Сегодня, Джордж, мы еще раз обыщем Башенную комнату. И действительно, после завтрака Пуаро, испросив разрешение у леди Астуэлл, отправился на место преступления. В течение всего утра жители дома могли видеть его ползающим на четвереньках, пристально изучающим черные бархатные шторы и переворачивающим картины, стоя на высоком стуле. Впервые за все время леди Астуэлл почувствовала тревогу. – Надо признать, – сказала она, – что он начинает действовать мне на нервы. У него что-то припрятано в рукаве, но я не знаю, что именно. А то, как он наподобие собаки-ищейки мечется по верхнему этажу, вызывает у меня дрожь. Хотелось бы знать, что он все время ищет… Лили, дорогая, сходите и посмотрите, чем он там занимается. Хотя, нет, лучше вам остаться со мной. – Так мне идти, леди Астуэлл? – спросила секретарша, вставая из-за стола. – Лучше сходите вы, мистер Трефьюзис. Оуэн Трефьюзис вышел из комнаты и по лестнице поднялся в Башенную комнату. Вначале он решил, что в ней никого нет, потому что не заметил никаких следов пребывания Пуаро. Секретарь уже собрался было спуститься вниз, когда увидел маленького человечка на спиральной лестнице, ведущей в спальню, расположенную в башне. Тот стоял на четвереньках и держал в левой руке карманную лупу, через которую внимательно рассматривал нечто на деревянной ступеньке, рядом с ковровой дорожкой. Пока секретарь следил за ним, Пуаро неожиданно фыркнул и спрятал лупу в карман. Потом выпрямился, держа что-то между большим и указательным пальцами руки. Лишь тогда он заметил секретаря. – Ага! Мистер Трефьюзис! А я не слышал, как вы вошли. – Что случилось, месье Пуаро? У вас очень довольный вид. Маленький бельгиец выпятил грудь. Его лицо светилось от торжества и ликования. – Да, вы правы. Понимаете, я наконец-то нашел то, что искал с самого начала. И теперь у меня между пальцами единственная вещь, необходимая для изобличения преступника. – Значит, – секретарь удивленно приподнял брови, – это не Чарльз Леверсон? – Это не Чарльз Леверсон, – подтвердил Пуаро. – До сего момента, хотя я и знал, кто преступник, я не был уверен в том, как его зовут, но теперь все выяснилось. Он спустился по ступенькам и похлопал секретаря по плечу. – Мне необходимо немедленно уехать в Лондон. Прошу вас, сообщите об этом леди Астуэлл. И попросите ее, чтобы сегодня вечером, в девять часов, она собрала всех в Башенной комнате. К тому времени я уже вернусь и расскажу всю правду. Мне… я буду весьма рад это сделать. И, сделав несколько каких-то невероятных танцевальных движений, детектив выскользнул из комнаты. Трефьюзис остался стоять, глядя ему вслед.