– Его расстроила смерть старика? – Наверное, я бы так не сказал. То есть он испытывал к старику какие-то теплые чувства, но практически не знал его. – А сколько времени мистер Гаскойн был мертв, когда вы его увидели? – Ах, вот вы о чем! – сказал доктор Макэндрю. – Что ж, перейдем на официальный язык. Не менее сорока восьми и не более семидесяти двух часов. Его нашли утром шестого. Хотя, мы можем сузить этот интервал. В кармане его халата нашли письмо, написанное третьего числа и опущенное в ящик в Уимблдоне во второй половине дня. Его должны были доставить где-то в девять двадцать вечера. Значит, смерть наступила после девяти двадцати вечера третьего числа. Этому же времени соответствует состояние съеденной пищи в желудке. Он поел где-то за два часа до смерти. Я обследовал тело Гаскойна утром шестого, и его состояние полностью совпадало с тем, что смерть наступила за шестьдесят часов до этого – то есть в районе десяти часов вечера третьего числа. – Слишком много здесь совпадений… А скажите, когда его в последний раз видели живым? – В четверг, третьего числа, в семь часов вечера на Кингс-роуд. Потом он обедал в семь тридцать в ресторане «Галант Эндевор». Кажется, он всегда обедал там по четвергам. Вы, наверное, знаете, что Гаскойн был художником. Очень плохим художником. – Других родственников у него не было? Только племянник? – Был брат-близнец. Вся эта история довольно любопытна. Они много лет не общались друг с другом. Похоже на то, что второй брат, Энтони Гаскойн, женился на богатой женщине и бросил рисование – и именно из-за этого братья поссорились. Как я понимаю, с тех самых пор они не встречались. Но, как это ни странно, умерли в один день. Старший близнец умер во второй половине дня третьего числа. Однажды я слыхал о том, что близнецы умерли в один день – и в разных концах света! Возможно, простое совпадение – но так уже было. – Жена второго брата жива? – Нет. Умерла несколько лет назад. – А где жил Энтони Гаскойн? – У него был дом на Кенсингтон-Хилл. Из того, что мне рассказал доктор Лорример, он был настоящим затворником. Эркюль Пуаро задумчиво кивнул. Шотландец бросил на него проницательный взгляд. – Что конкретно вас беспокоит, месье Пуаро? – напрямую спросил он. – Я ответил на ваши вопросы – как того требовали те рекомендации, которые вам дали. Но я совершенно не понимаю, о чем идет речь. – Простой несчастный случай – так вы сказали, – медленно произнес Пуаро. – То, что меня беспокоит, тоже очень просто – это обычный толчок. Было видно, что доктор Макэндрю удивлен. – Другими словами – убийство! И у вас есть основания так думать? – Нет, – ответил детектив. – Просто предположение. – Но что-то же должно быть, – настаивал врач. Пуаро ничего не сказал. – Если вы подозреваете племянника, Лорримера, – сказал Макэндрю, – то могу сразу заявить вам, что обвинение не по адресу. С восьми тридцати до полуночи в тот день Лорример играл в бридж. Это выяснилось во время дознания. – И наверное, полностью подтвердилось, – пробормотал Пуаро. – В таких случаях полиция очень скрупулезна. – А может быть, вам что-то о нем известно? – спросил доктор. – Я вообще не подозревал о его существовании, пока вы мне о нем не рассказали. – Значит, вы подозреваете кого-то другого? – Нет, нет. Дело совсем не в этом. Дело в постоянных привычках человеческого существа. Это очень важно. А умерший мистер Гаскойн выбивается из схемы. Совсем выбивается, понимаете? – Честное слово – не понимаю. – Проблема в том, что на рыбе слишком много соуса, – пробормотал детектив. – Простите, сэр? Эркюль Пуаро улыбнулся. – Вы, наверное, скоро отправите меня в дурдом как лунатика, Monsieur le Docteur. Но я не сумасшедший, правда. Просто я человек, который больше всего на свете любит порядок и систему и который сильно нервничает, когда натыкается на факт, не укладывающийся в эту систему. Так что прошу простить меня за все эти неудобства. Пуаро встал, и доктор последовал за ним. – Знаете, – сказал Макэндрю, – я не вижу в смерти Генри Гаскойна вообще ничего подозрительного. Я говорю, что он упал, а вы, – что его толкнули. И то и другое просто… слова! Сыщико вздохнул. – Да, – согласился он. – Кто-то проделал отличную работу. – Вы все-таки думаете… Маленький бельгиец развел руками. – Я человек упрямый, человек, у которого появилась маленькая идея, и нет ничего, чтобы ее доказывало. Кстати, у Генри Гаскойна были вставные зубы? – Нет, его собственные отлично сохранились. Похвально для такого возраста. – Он хорошо за ними ухаживал? Они были белыми и хорошо вычищенными? – Да, это особенно привлекло мое внимание. Обычно с возрастом зубы желтеют, но они были в хорошем состоянии. – И ничем не испачканы? – Нет. Мне кажется, он не курил, если вы об этом. – Не совсем – это было просто смелое предположение, которому, как видно, не суждено было сбыться! Всего доброго, доктор Макэндрю, и спасибо вам за вашу помощь. Пуаро пожал врачу руку и откланялся. – А теперь, – сказал он сам себе, – проверим еще одно смелое предположение. В «Галант Эндевор» он сел за тот же столик, за которым они сидели с Боннингтоном. Обслуживала его на этот раз не Молли. Официантка сказала, что Молли в отпуске. Было еще только семь вечера, поэтому Эркюль Пуаро без проблем разговорился с ее коллегой на тему старого мистера Гаскойна. – Да, – сказала девушка, – он ходил сюда долгие-долгие годы. Но никто из нас не знал, как его зовут. Мы читали в газете о дознании, и там была его фотография. «Вот, – сказала я тогда Молли, – это же наш дедушка Швейцарский Хронометр». Так мы называли его между собой… – Он ведь обедал здесь в день своей смерти? – Правильно, третьего, в четверг. Он всегда обедал здесь по четвергам. По вторникам и четвергам – как часы. – А вы, случайно, не помните, что он заказал на обед? – Дайте подумать… Так… острый суп. Пудинг с говядиной или баранину?… Нет, все-таки пудинг. Пирог с яблоками и черной смородиной и сыр. И – вы только подумайте – в тот же вечер вернулся домой и упал с лестницы… Говорили, что запутался в поясе старого халата. Правда, его одежда всегда была ужасной – старомодной, поношенной и рваной, но вид у него всегда был такой, как будто он что-то собой представляет! Знаете, у нас здесь бывает масса интересных клиентов… С этими словами она отошла. Пуаро приступил к своему филе камбалы. В глазах у него плясали зеленые огоньки. – Удивительно, – сказал он себе под нос, – как иногда умнейшие люди ошибаются в деталях. Боннингтону было бы интересно. Но время для неторопливой беседы с приятелем еще не настало. Вооруженный рекомендацией от достаточно влиятельного лица, Пуаро легко встретился с местным коронером[72]. – Любопытная фигура, этот недавно умерший Гаскойн, – заметил тот. – Одинокий эксцентричный старик. Однако смерть его привлекла очень много внимания. – Говоря это, он с любопытством посмотрел на своего посетителя. – Есть некоторые обстоятельства, связанные с ней, месье, – Пуаро тщательно подбирал слова, – которые указывают на желательность расследования. – Ну и чем же я могу быть вам полезен? – Как я понимаю, от вас зависит, уничтожаются ли документы, предъявленные суду, или же сохраняются. В кармане халата Генри Гаскойна было найдено некое письмо, не так ли? – Так. – Письмо от его племянника, доктора Джорджа Лорримера? – Абсолютно правильно. Письмо было представлено во время дознания, дабы помочь точнее установить время смерти. – Которое совпало с данными медицинского обследования? – Именно. – А можно взглянуть на это письмо? Затаив дыхание, Пуаро с нетерпением ждал ответа.