– Под тумбой с аквариумом, – кивком указал Шерлок. – Когда конус ужалил Катю, она выронила улитку. Горничная из Анны действительно ужасная, она совершенно не протирает пыль под мебелью. Должно быть, не успевает, ведь на нее легло столько обязанностей. Катя была гораздо старательнее. Когда вы поручили ей чистить аквариум, она ни слова не возразила. Но девушка выросла в детском доме и многого не знала. Например, что в морской аквариум нельзя лезть голыми руками. Если на ладонях осталась хоть капля крема или моющего средства, это изменит состав воды и уничтожит экосистему. Не знала Катя и того, что не стоит трогать красивую ракушку на дне. – Да она сама рвалась мыть этот аквариум! Ей все время были нужны деньги! Больше денег! Жадная баба. У детдомовских это на всю жизнь, – истерично вскричал Овсянко. От волнения его голос стал почти женским. – Ах ты, сука, – вдруг тихо, и от этого очень страшно, произнес Артем. – Ты же сам ей велел… Ни слова не сказал об этой ядовитой дряни! Ты все врешь! – Конечно, врет. – Холмс предостерегающим жестом остановил парня, который медленно надвигался на низенького толстяка. – Илья Соломонович никогда бы не допустил, чтобы кто-нибудь случайно полез в его драгоценный аквариум голыми руками. – Холмс, так не пойдет, – озадаченно вмешался майор. – Девушка могла и не взять ракушку. Подумай сам, эта штука пролежала бы на дне неизвестно сколько. Какой-то очень… ненадежный способ убийства. – Дело в том, что господин Овсянко любит играть с судьбой. Илья Соломонович так верит в себя и в свое везение, что даже заплатил гонорар за то, чтобы я нашел убийцу горничной. Ведь он был абсолютно уверен, что убийцу я не найду, – усмехнулся Холмс. – Так и с Катей. После того как ядовитая ракушка оказалась в аквариуме, все решал случай, но Илья Соломонович надеялся, что расклад будет в его пользу. Наслаждаетесь острыми ощущениями, любезный? – Грешен, подловили, – развел ладошками Овсянко, и в прищуренных глазках холодно блеснули злые огоньки. – Судьба хранила меня до сих пор. Из детдомовского нищего мальчишки я стал тем, кто я есть. Что могла мне сделать глупая девчонка? Конечно, всегда есть простые, быстрые и привычные решения. Вокруг Петербурга много свалок и болот. Кто бы ее, детдомовскую, хватился? Но это совсем не так интересно. – Да кем ты стал-то? Гопник ты и мелкий жулик! – не выдержал опять Артем. – Катю убил ты, а не случай! – Бросьте! Будет вам. – Илья Соломонович отмахнулся от парня как от назойливого слепня и посмотрел серьезно сначала на Холмса, а затем на Волкова. – Мы же взрослые люди и прекрасно понимаем, что доказать мою вину в трагедии, приключившейся с Катей, невозможно. Любой адвокат развалит это дело в пять минут! Между нами, как же было сложно найти этих улиток! Такая редкость у нас. Пришлось попотеть. Но когда на кону стоит мое желание, ни препятствия, ни цена для меня роли не играют. – Может, адвокат и развалит, – Волков поморщился как от зубной боли, – только я не понял, на что вам вообще сдалась эта Катя? – Опять же – случай! Дуреха вперлась в гостиную, когда я закрывал сейф. – Овсянко досадливо передернул пухлыми плечами. – Увидела паспорта и придумала меня шантажировать. Каково? – Безобразие, – посочувствовал майор. – Черт знает что такое. Да зачем же вы сами со шлюхами возитесь? Вы же человек занятой… – Не поверите, жалко бросить. Первый бизнес, с него все началось. Да и доход приличный. – Илья Соломонович доверительно улыбнулся. – Тут ведь как – чуть контроль упустил, руку с пульса снял – все, бизнес уже не твой, уже другой радуется. Вот и приходится – все самому, все самому. Соломоныч то, Соломоныч се… У меня служба эскорта высочайшего класса. Мои телочки – это «ламборджини» и «бугатти» в мире обычных баб. Наш мир – ярмарка тщеславия, не я сделал его таким, но я знаю правила, по которым в нем играют. Имидж и престиж! Именно это получает клиент, когда моя девочка рядом с ним. Вот вы говорите «шлюхи», а если вдуматься, что я делаю? Соединяю сердца и тела красивых девушек с кошельками богатых мужиков. – «Бугатти»… Это из детдомовской-то девчонки? – недоверчиво усмехнулся Волков. Овсянко всплеснул руками и закатил глаза: – Представить себе не можете, сколько бабок в них вложено! Горы! Чемоданы! Репетиторы, тренеры, косметологи, логопеды… Да что там, по началу некоторые из них ножом и вилкой-то неуверенно пользуются. А я делаю из лягушки королеву. Такую, что нормальному мужику с ней – и на благотворительный вечер не стыдно, и на Виргинские острова приятно, и в койке весело. Я же не тело продаю, а отношение, понимаете? У детдомовских это на подкорке, только надо уметь вытащить из глубины. Они не испорчены глупыми иллюзиями и смешными условностями. Мои девочки умеют слушать и слышать. Угадывать капризы. Понимать невысказанное. Поддержать, утешить, разжечь, взбодрить, спеть колыбельную, заткнуться и убраться вон, когда это нужно. Мои телочки дорого стоят. Но они того стоят. – И детдомовские девочки никуда и никогда от вас не рыпнутся. Вкладываемся вначале и эксплуатируем до момента утери товарного вида. А Катя сдуру встала поперек, – понимающе кивнул Волков. – Да чего она там встала, я вас умоляю! – Илья Соломонович скривился. – Что бы она сделала? Рассказала прессе об ужасах детдома? О детской проституции? О тяжкой судьбе выпускниц? То-то новость! Об этом только ленивый не писал, и что? Не в этом дело, господин Волков. Хозяин дома помолчал, разглядывая массивную печатку на мизинце. Когда Овсянко поднял голову, натренированное тело фээсбэшника инстинктивно напряглось под его холодным жестким взглядом. – Уродливая дура угрожала мне. Мне?! Баба! Тупая шлюха! Стоит одной выйти из-под контроля, бизнес кончился. Я наказал по-доброму, она сдохла мгновенно. А мог – по-другому. В гостиной повисло молчание. Около двери прерывисто всхлипнула Анна. – Майор, думаю, достаточно? – Холмс потыкал пальцем в смартфон и остановил запись. Молча, как бойцовский бультерьер, головой вперед Илья Соломонович нырнул в сторону Холмса. Одновременно кулак Волкова врезался Овсянко в челюсть. Толстяка отбросило вбок, и по белой коже дивана мгновенно прочертился алый пунктир. – Никогда еще боль не приносила мне такого наслаждения, – пробормотал майор, встряхивая отбитую кисть. Он подхватил Овсянко под мышки и, крякнув от усилия, вернул его в сидячее положение. – Если надо, я готов показания дать. Эту сволочь не должны отпустить, слышите? – Артем подошел ближе. Из-за его плеча выглядывала Анна и согласно кивала. – Если нужны свидетели, мы готовы! – Вот ведь дурачки какие, – брюзгливо и тоненько продребезжал Илья Соломонович с дивана. Он морщился и, сильно наклоняя голову, пытался вытереть разбитые губы о приподнятое плечо. Раскормленный арлекин снова смотрел на всех грустными глазами из-под тяжелых век. Как будто и не было никогда в них стального блеска. – Свидетели, диктофончики… Как дети малые, ей-богу! Ну, занесет адвокат бабок… Такой диван испортили, поганцы! Как теперь кровь отмывать? Прищурившись, Волков смерил его угрюмым взглядом. – Я вот тут полистал из интереса, пока вы беседовали. Любопытнейшая подборка оказалась. – Холмс аккуратно выложил на стол поверх фотографий девушек пачку файлов. – Жизнеописание клиентов Ильи Соломоновича с самыми неожиданными подробностями. Я как-то и представить такого не мог. Поистине богата извращенная фантазия. Люди становятся удивительно разговорчивыми в определенные моменты. Особенно когда их умеют слушать. А девушек господина Овсянко специально учили слушать. Представляю удивление ваших клиентов, любезный, когда они узнают, откуда ФСБ стали известны подробности их частной жизни и бизнеса. Такое ведь может случиться, господин Волков? – Может, мистер Холмс, – охотно подтвердил майор, наблюдая за стремительно бледнеющими щечками Овсянко. – Несмотря на все наши усилия, утечки информации иногда все-таки случаются… – Нет… – хрипнул Илья Соломонович, приподнимая перед собой руки, словно защищаясь. – Вы не понимаете, что это за люди… – Почему же? Я видел имена. – Холмс кивнул толстяку почти сочувственно. – Ваша клиентура впечатляет. Полагаю, к вам появятся вопросы. Даже не знаю, кто из желающих доберется до вас первым. – Галатеи уничтожили своего Пигмалиона, – не выдержав, шепнул сбоку Ватсон. – Послушайте, мы же можем договориться! – Овсянко сполз на край дивана, снизу вверх пытаясь заглянуть в глаза то Холмсу, то майору. – Я могу… – Что ты можешь? Девчонку воскресить? – Волков неторопливо направился к двери. – Тогда начинай. Далеко не уходи только, не заставляй уважаемых людей за тобой бегать. Хотя можешь попытаться. – Не думаю, что вам есть что предложить, Илья Соломонович, – пожал плечами Холмс. – Ваше везение закончилось. Не стоило вам обижать сирот. Прощайте. – Перечисленную часть гонорара мы, конечно, оставим себе, – подвел черту Ватсон. – Работа сделана. Холмс нашел убийцу горничной Кати. 7.45 p. m. Из актового зала доносилась неуверенная игра на скрипке – в детском доме № 17 заканчивался концерт выпускников. После жидких аплодисментов торжественный голос ведущей невнятно объявил следующий номер. – Какого черта, Шерлок, мы сюда приехали? А если охрана позвонит Овсянко с вопросом, куда он делся и кто мы, собственно, такие? – тревожно зашептал Ватсон. – Уверяю тебя, до него теперь будет непросто дозвониться, – тоже шепотом ответил Холмс, толкая прикрытую дверь в зал. – Нам сюда. Холмс повертел головой и решительно направился к первому ряду. Знакомая им таксистка внимательно слушала песню, которую исполняла на сцене миловидная хрупкая девушка. В голубых джинсах и сером кашемировом свитере, Милена казалась расслабленной, мягкой и домашней. «В прекрасное далеко я начинаю путь», – легко и чисто брала высокие ноты юная певица. Милена обернулась и, нисколько не удивившись, кивнула с улыбкой: – Здесь не лучшее место для разговора. Пойдемте. В коридоре девушка толкнула дверь в ближайший классный кабинет, привычным движением, не глядя, включила свет и уселась прямо на парту, непринужденно закинув ногу на ногу. – На сцене выступала ваша младшая сестра? – Холмс присел на соседнюю парту. Милена молча кивнула. – А Катя, горничная Овсянко, была средней сестрой? – Шерлок покачал ногой. Ватсон переминался рядом, коротко взглядывая на девушку. – Да. Три сестры. Как у Чехова. – Милена усмехнулась, но ее взгляд оставался жестким. – Мать одна, отцы разные. Ну, знаете, как это бывает в семьях алкоголичек. Хотя откуда вам… Мама умерла, когда мне исполнилось одиннадцать. Младшей Любе было всего два. Повезло, нас определили в один детский дом. А когда пришла пора выпускаться… Пока ты здесь, то не думаешь о том, что будет за воротами. Что придется как-то жить самим в чужом незнакомом мире, выбирать одежду, платить за коммуналку, где-то брать деньги. Перед выпуском у многих начиналась паника. Тогда появлялся Овсянко и предлагал выход – поступить в его службу элитного эскорта и жить как сыр в масле. Он приглашал к себе не всех, только особенных, у кого внешность сочеталась с талантом. Кого-то уговаривал, кого-то – запугивал, кто-то сразу соглашался сам. Воспитатели и руководство детского дома наверняка догадывались, но шума не поднимали. Наверное, считали, что Овсянко предлагал не самый плохой вариант. Мы же выходили из детского дома совсем дикие. А тут… Нас учили красиво есть, говорить, одеваться, ухаживать за собой. Обещали известных состоятельных клиентов. Катя, когда узнала, даже позавидовала мне, глупенькая. Ей-то, с ее родимым пятном, такая карьера точно не светила. Овсянко устроил ее к себе горничной, потому что… – Потому что хотел держать ее под боком как гарантию ее и вашего молчания, – продолжил за Милену Холмс. – А потом она увидела сейф за картиной… Милена судорожно вздохнула, задрав подбородок, будто с трудом смогла глотнуть воздуха, и Холмс замолчал. – Это все из-за Любаши, нашей младшей, – глухо произнесла она. – Вы слышали, она поет как ангел. Ее ждет оперная сцена. Только не повезло – слишком хорошенькая. Догадываетесь, какую карьеру придумал ей Овсянко? На таких, как она, особый спрос. Ценится не просто красивая шлюха, а восходящая звезда. Певицы, балерины, танцовщицы, гимнастки, теннисистки, фигуристки… Чем больше известность, тем дороже шлюха. Мы с Катей попытались договориться с Овсянко, предложили за Любу выкуп – и он согласился на сделку. Назвал огромную сумму, чудовищную, я собирала ее почти три года! Мы не учли одного – у этой мрази нет ничего святого. Овсянко взял деньги, а потом рассмеялся нам в лицо. Он сказал: «Неужто вы решили, что я бы всерьез стал о чем-то договариваться с проституткой? Шлюх имеют, они для этого созданы. Все пацаны знают – если лох сладкий, не кинуть лоха западло. А проститутка даже не лох». Овсянко и не собирался отпускать Любу. Вот Катя и вспылила. Она всегда была слишком смелая, отчаянная. Соврала, что узнала код от сейфа, скопировала информацию и сольет ее в газеты. Дурочка. В классе повисла тишина, которую прерывал только треск ламп на потолке. – Вы заключили сделку с дьяволом, Милена, – после паузы тихо сказал Холмс. – Вы не знали, что любой исход такой сделки будет ужасен. Дьявол вне правил и вне морали. С ним нельзя договориться. – Мы многого не знали, мистер Холмс. Мы ведь только начали жить… – Милена поймала взгляд Шерлока. – В полицию я обратиться не рискнула. Бесполезно, у него везде связи. Надежда была только на вас. Вы – моя гарантия, что дело не замнут. Эта тварь должна быть наказана за то, что… За то, что Кати больше нет. Я хотела быть уверенной, что вы этим займетесь. – Поэтому подбросили Ватсону фото и устроили спектакль с такси? – губы Холмса дрогнули в улыбке. – Кстати, как вы узнали, что мы вызвали машину? – У нас много клиентов айтишников. – Милена беззастенчиво разглядывала Холмса: глаза, скулы, губы. – Эти парни слишком замкнуты, чтобы общаться с обычными девушками. Один из моих постоянных… друзей – широко известный в узких кругах программист. Однажды я ему немного помогла. Сходила к его маме в качестве невесты, чтобы та от него отвязалась. Услуга за услугу. Он взломал базу данных мобильного оператора и получил доступ к распечатке ваших звонков. Так мы узнали, какой компанией такси вы предпочитаете пользоваться. Затем он как-то так наладил переадресацию звонков, что при вызове такси вы попали на мой мобильный. Я приняла ваш вызов, подала машину и отвезла к Овсянко. Так что, мистер Холмс, у вас получилось? Он сядет? – Он будет наказан, – сдержанно заверил Ватсон. – Содержимым сейфа всерьез заинтересовалось ФСБ. Овсянко получит по заслугам. Получается, что девушки вашего… э-э-э… синдиката теперь свободны. – Не думаю, друг мой, – пробормотал Холмс. – Конечно, новых девчонок никто вербовать не будет, – Милена твердо посмотрела Ватсону в глаза, – но остальные… Зачем им что-то менять? У всех стабильная клиентура, привычный комфортный образ жизни. Большинство останется. – И кто же будет этим управлять? – чувствуя, что уже знает ответ, тихо спросил Ватсон. – Она и будет, – резко бросил Холмс. – Вы говорили, что Овсянко вербовал тех, кто выделялся среди прочих. Какой же талант он разглядел у вас? – У меня? – Милена соскользнула с парты и оказалась в сантиметре от Шерлока. – Я умею угадывать желания, о которых вы не решились бы признаться даже самому себе. Думаю, я могла бы исполнить парочку. В качестве благодарности. Ватсон замер, ожидая, что Шерлок скажет что-то язвительное, но тот молчал. Казалось, что люминесцентные лампы затрещали еще громче, а в воздухе сейчас проскочат электрические разряды. Рассмеявшись, Милена легко толкнула Холмса в грудь – и отвернулась. – Ну, а вы, Ватсон? Что с вашими желаниями? Мягко, как кошка, она сделала плавное движение и прижалась к Ватсону вплотную. Тот замер, неловко разведя руки. Джон вдруг осознал, как же он соскучился по женскому теплу. Ему захотелось снова немного побыть влюбленным дураком, дотронуться до Милены, почувствовать нежность обтягивающего кашемира, ощутить между пальцами густые шелковые пряди. Она что-то говорила, но Ватсон не слышал. Он думал, как ему надоело быть одному в этом промозглом городе, готовить завтрак только для Шерлока и все время куда-то спешить. Ватсон очнулся, только когда она дотронулась до его виска, и он ощутил запах ее духов – такой же сладкий и пьянящий, как она сама. – …что скажете, Ватсон? – переспросила она, очень близко заглядывая ему в глаза. Джон прочистил горло: – Гхм… Да-да, почему бы нет, – неуверенно ответил он. Милена расхохоталась. Ее рука обвила Ватсона за спину и вложила визитку в задний карман его джинсов. – Тогда звоните. Пойду к сестре, она ждет. – Милена послала Ватсону воздушный поцелуй и вышла, даже не взглянув на Холмса.