– В остракинду! Было так странно, почти душераздирающе, слышать их просьбы – по большей части потому, что по их выбору Персефона могла сказать, как долго они пробыли в подземном царстве. – Ну, полагаю, вопрос только в том, с чего мы начнем, – произнес Аид. Потом он поднял глаза и встретился взглядом с Персефоной. Эта улыбка – та, от которой у нее замирало сердце, потому что она была такой редкой и искренней, – осталась неизменной. За его взглядом проследили и многие другие. Те дети, что стеснялись подойти к Аиду, подскочили к ней и взяли за руки. – Леди Персефона, пожалуйста, поиграй с нами. – Конечно, – рассмеялась она. – Геката? Юри? – Нет, – ответила Геката. – Но я посмотрю и выпью вина на скамейке для зрителей. Они вышли на открытое пространство рядом с лугом для пикника и сыграли в большинство игр, предложенных детьми. Прятки оказались слишком простыми для Аида, потому что ему нравилось становиться невидимым, как только его должны были обнаружить. Так что, когда они перешли к жмуркам, Персефона заявила, что Аид водить не будет, потому что непременно воспользуется своей силой, чтобы найти их на поле. Последней игрой стала остракинда, игра древних греков, в которой они разделились на команды – одна представляла собой день, а другая ночь, соответствующие белому и черному цвету на сторонах ракушек, что подбрасывали в воздух. В зависимости от того, какая сторона оказывалась сверху, одна команда догоняла другую. Персефоне никогда прежде не доводилось играть в эту игру, но она оказалась достаточно простой. Сложнее всего было убежать от Аида, – потому что, когда он встал напротив нее в команде ночи, она поняла, что он положил на нее глаз. Оказавшийся между ними мальчик по имени Элиас держал в руке огромную раковину. Он присел, а потом подпрыгнул, подбросив ее в воздух. Та с глухим стуком упала на траву белой стороной вверх, и дети вокруг ринулись в стороны. Аид с Персефоной на мгновение застыли на месте, не сводя глаз друг с друга. А потом губы бога растянулись в хищной улыбке, и богиня весны дернулась с места. В тот же миг она ощутила прикосновение его пальца к своей руке, – он был уже так близко, что мог схватить ее. Персефона бросилась бежать, – трава холодила ей ноги, волосы развевались позади, она чувствовала себя свободной и ни о чем не думающей. Богиня обернулась через плечо, чтобы взглянуть на догонявшего ее Аида, и вдруг осознала, что не чувствовала себя так хорошо с того дня, когда Лексу сбила машина. От этой мысли она споткнулась и застыла на месте – ее приподнятое настроение рухнуло под грузом вины. Как она могла забыть? Ее лицо вспыхнуло, в горле встал ком, к глазам подступили слезы. Рядом с ней оказался Аид. Поняв, что что-то не так, он спросил: – Ты в порядке? Она ответила не сразу – ей нужно было сначала проглотить слезы и подавить дрожь в голосе. – Я только сейчас вспомнила, что здесь нет Лексы, – она взглянула на Аида. – Как я могла забыть? Лицо Аида помрачнело, в глазах отразилась боль. – Ох, дорогая, – он прижался губами к ее лбу. Этого оказалось достаточно, чтобы ее успокоить. Он взял богиню за руки и подвел к зоне для пикника, где уже собрались души для пира. Юри показала им, где сесть – на самом краю поля, на покрывале, где стояли те же фонари и букеты, которыми была украшена дорога. Корзина была полна еды и мехов с вином – еще один образец разнообразия культур в Асфоделе. Пир начался, над лугом разносились счастливая болтовня, смех и восторженные крики детей. Персефона наблюдала за происходящим с наполненным сердцем. Это были ее люди, но, что еще важнее, – ее друзья. Желание защищать и заботиться о них было глубинным – этот импульс удивил ее, но именно благодаря ему она поняла, что хочет стать царицей подземного царства, – потому что принятие этого титула значило намного больше, чем просто присоединение к власти. За этим титулом стояла ответственность, забота, обязанность сделать царство еще более комфортным. – О чем ты думаешь? – спросил Аид. Персефона взглянула на него, потом на свои руки. Она держала в них пшеничную булочку, от которой неосознанно отрывала кусочки, и все ее колени уже были обсыпаны крошками. Богиня отложила булочку и отряхнулась. – Я думала о том, что стану царицей, – призналась она. Аид улыбнулся: – И ты этому рада? – Да. Конечно. Еще я думала о том, как все будет. Что мы сделаем вместе. Если, конечно, Зевс одобрит этот брак. Аид сжал губы: – Просто продолжай планировать, дорогая. Она не стала задавать ему вопросов о Зевсе, так как знала, что он скажет: «Мы поженимся, что бы ни ответил Зевс». И она ему верила. – Я хочу вернуться к нашему разговору, – сказал Аид. – Перед тем как нас прервали, ты спросила, доверяю ли я тебе. По выражению его лица богиня поняла, что ее вопрос задел его чувства. Она ответила не сразу, подыскивая слова, чтобы объясниться. – Ты подумал, что я не пришла бы к тебе, когда Гермес вызвал меня в Лемнос, – сказала она. – Скажи мне, только честно. Аид стиснул челюсти: – Да, это так. Персефона нахмурилась. – Но меня больше беспокоила Афродита. Я знаю, чего она от тебя хочет. Меня тревожит, что ты можешь попытаться самостоятельно провести расследование и вычислить людей, напавших на Адониса и Гармонию. Не потому, что я тебе не доверяю, а потому, что я тебя знаю. Ты хочешь снова сделать мир безопасным, починить то, что сломалось. – Я же сказала тебе, что не буду делать ничего, не поставив тебя в известность, – ответила Персефона. – И я говорила это искренне. Персефоне хотелось найти напавших на Адониса и Гармонию преступников не меньше, чем Аиду и Афродите, но это не значило, что она готова была безрассудно броситься в самое пекло. Она многому научилась на собственных ошибках. Не говоря уже о том, что, увидев Гармонию и ее страдания, она призадумалась еще больше. Эта угроза явно была иной. Боги, контролировавшие свою силу, были не способны ее побороть, а это значило, что ей придется еще сложнее. – Прости, – произнес он. – Однажды ты сказал, что слова не имеют значения, – ответила богиня. – Давай позволим говорить нашим поступкам. Она покажет Аиду, что отвечает за свои слова, и будет надеяться, что он поступит так же. * * * Позднее, после того как души вернулись на ночь в свои дома, Аид с Персефоной все еще оставались на лугу. Бог лежал на спине, а голова его покоилась у нее на коленях. Она играла с его волосами, пропуская их сквозь пальцы, и те рассыпались у нее на бедрах и траве. Его глаза были закрыты, и густые ресницы отбрасывали тень на щеки. Едва заметные линии окружали его глаза, и они углублялись, когда Аид улыбался. Из-за щетины она не видела, были ли такие же вокруг его рта. Боги старели только до определенного момента своей жизни. Для каждого он приходил в свое время, и потому все они выглядели по-разному. Вероятно, это решение принимали мойры. Аид выглядел так, словно созрел к концу своего третьего десятка. – Аид, – она произнесла его имя и умолкла в нерешительности. – М? – он поднял на нее глаза, и она встретилась с ним взглядом. – На что ты обменял способность иметь детей? Он напрягся и перевел взгляд на небо. Персефона размышляла над этим с момента игры на лугу. Однажды, после того как они поприветствовали души у врат в подземное царство, Аид признался, что не сможет дать ей детей, потому что обменял эту способность. Она не знала всех подробностей, и в тот момент ее больше заботило то, как облегчить его беспокойство. Он думал, что это признание будет означать конец их отношений. Но Персефона не была уверена в том, что хочет детей, и пока не переменила своего решения, хоть и задала этот вопрос. – Я наделил божественностью смертную женщину, – ответил он. От этих слов у нее в горле встал ком, и ее пальцы застряли в его волосах. Спустя мгновение богиня спросила: – Ты ее любил? Аид ответил безрадостным смехом. – Нет. Мне бы хотелось заявить, что я сделал это из любви или хотя бы сочувствия, – ответил он. – Но… я хотел получить благо от одного из богов, так что заключил сделку с мойрами. – И они попросили взамен твоих… наших… детей? На этот раз Аид приподнялся и сел, повернувшись к ней, чтобы видеть ее эмоции. – О чем ты думаешь? – Ни о чем. Я просто… пытаюсь понять Судьбу. Аид криво усмехнулся: – Судьбу невозможно осмыслить, поэтому на нее так легко свалить всю вину. Уголки ее рта приподнялись, но лишь на мгновение, пока она не отвела взгляд. Ее мысли спутались, пока она пыталась понять, какие именно чувства в ней вызвала сделка Аида. Он протянул руку и провел пальцами по ее щеке. – Если бы я знал, если бы мне хоть кто-то намекнул, – я бы ни за что… – Все в порядке, Аид, – перебила его Персефона. – Я спросила не для того, чтобы заставить тебя переживать. – Ты и не заставила меня переживать, – ответил он. – Я часто мысленно возвращаюсь к тому моменту, вспоминая, с какой легкостью отдал то, чего теперь так желаю, но таковы последствия торговли с мойрами. Ты неизбежно начинаешь желать того, что они отбирают. Думаю, однажды ты возненавидишь меня за мои поступки. – Никогда, – ответила Персефона, и она сама верила в это, несмотря на странное чувство, стягивающее узлом ее грудь. – Можешь ли ты простить себя так же легко, как прощал меня? Мы оба совершали ошибки, Аид. Пару мгновений он просто смотрел на нее, а потом поцеловал и уложил на спину на укрытую подушками землю. Персефона расслабилась под его весом и полностью отдалась его медлительному, жаркому поцелую. Он приподнял ее колени, разведя их по бокам от своего торса, пока она рукой искала под мантией его отвердевший член. Когда она обхватила его ладонью, Аид приподнялся, чтобы приблизиться к ее жару. Она изогнулась, почувствовав, как он погружается в нее. Он на миг застыл, наполнив ее собой, и снова поцеловал, прежде чем задвигаться неторопливыми толчками. Они дышали все быстрее, издавали тихие стоны, шептали слова любви и под звездным небом подземного мира нашли облегчение и убежище в объятиях друг друга.