– Благочестивое паломничество, – вежливо сказал Пуаро. – И с каждым годом здесь становится все хуже. Никакого обслуживания! Пища несъедобна! Тоже мне бифштекс по-венски! Бифштекс делают из крестца или филе, а не из рубленой конины! Пуаро печально кивнул. – Одно хорошо – они закрыли аэродром, – не унималась старая леди. – Стыдно было видеть этих молодых летчиков, приходивших сюда с ужасными девицами! Не знаю, куда смотрят их матери, позволяя им слоняться без дела! А во всем виновато правительство! Это оно посылает матерей работать на фабрики, освобождая только тех, у кого маленькие дети. Чушь! Кто угодно может присматривать за малышами – они ведь не бегают за солдатами! Девушки от четырнадцати до восемнадцати – вот они нуждаются в присмотре! Нуждаются в своих матерях! Что у них в голове? Солдаты, летчики, американцы, ниггеры, всякие польские подонки!.. – Леди закашлялась от негодования. Но, придя в себя, продолжала, с удовольствием доводя себя до исступления и используя Пуаро в качестве объекта своего дурного настроения: – Почему вокруг их лагерей колючая проволока? Чтобы солдаты не приставали к девушкам? Нет, чтобы девушки не приставали к солдатам! Они просто помешались на мужчинах! Посмотрите, что они носят! Брюки, а некоторые дурочки даже шорты! Они бы не стали этого делать, если бы знали, как выглядят сзади! – Полностью согласен с вами, мадам. – А что у них на головах? Нормальные шляпы? Нет, какие-то перекрученные куски материи! Лица покрыты краской и пудрой, помада на губах размазана, а ногти ярко-красные не только на руках, но и на ногах! – Старая леди умолкла и выжидающе посмотрела на Пуаро. Он вздохнул и покачал головой. Тогда она заговорила вновь: – Даже в церковь они приходят без шляп, а иногда и без этих дурацких шарфов. А перманент? Не волосы, а неизвестно что! В наши дни вообще не знают, что такое волосы. Когда я была молодая, то могла сидеть на своих волосах. Пуаро украдкой взглянул на ее серо-стальные пряди. Казалось невозможным, чтобы эта свирепая старуха когда-то была молодой! – Одна из этих девиц как-то вечером появилась здесь, – заявила она. – На голове оранжевый шарф, лицо намазано и напудрено. Я только на нее посмотрела – и вскоре ее как ветром сдуло! Конечно, эта девица не из постояльцев – такие, слава богу, тут не останавливаются! Тогда почему она выходила из мужской спальни? Мерзость! Я так и сказала этой Липпинкотт, но она ничем не лучше – готова бежать целую милю за каждым, кто носит брюки. У Пуаро внезапно пробудился интерес. – Выходила из мужской спальни? – переспросил он. Старая леди с радостью ухватилась за эту тему: – Вот именно! Своими глазами видела – из номера пять. – Когда это было, мадам? – Накануне того дня, когда началась эта суматоха с убийством. Просто позор, что такое здесь случилось! Эта гостиница всегда была старомодной и респектабельной. А теперь… – И в котором часу это произошло? – Поздно вечером – после десяти. Я ложусь спать в четверть одиннадцатого. Она выскочила из 5-го номера, увидела меня и сразу юркнула назад, смеясь и болтая с мужчиной. – Вы слышали его голос? – А я о чем говорю? Она вернулась в номер, и он крикнул: «Ну-ка, девочка, убирайся отсюда! С меня довольно!» Ничего себе, разговор мужчины с девушкой! Но эти потаскушки сами на такое напрашиваются! – Вы не сообщали об этом полиции? – спросил Пуаро. Старая леди с трудом поднялась и устремила на него взгляд василиска: – Никогда не имела никаких дел с полицией! Вот еще! Я и полиция! Дрожа от гнева и злобно посмотрев на Пуаро, она вышла из комнаты. Несколько минут Пуаро сидел, задумчиво поглаживая усы, потом отправился на поиски Беатрис Липпинкотт. – Вы имеете в виду старую миссис Ледбеттер – вдову каноника Ледбеттера? Да, она приезжает сюда каждый год, но, говоря между нами, вытерпеть ее нелегко. Миссис Ледбеттер часто бывает грубой с людьми и никак не может понять, что времена изменились. Конечно, ей почти восемьдесят… – Но у нее ясный ум? Она понимает, что говорит? – Вполне. Она весьма смышленая старая леди – иногда даже слишком. – Вы знаете, кто была молодая женщина, которая посещала убитого во вторник вечером? Беатрис выглядела удивленной. – Не помню, чтобы его вообще посещала молодая женщина. Как она выглядела? – С оранжевым шарфом на голове и, насколько я понял, с большим количеством косметики на лице. Она была в 5-м номере и говорила с Арденом во вторник вечером в четверть одиннадцатого. – Право, мсье Пуаро, я понятия об этом не имею. Пуаро отправился в полицейский участок. Суперинтендент Спенс молча выслушал его рассказ, потом откинулся на спинку стула и медленно кивнул. – Забавно, – заметил он, – как часто приходится возвращаться все к той же древней формулировке: «Cherchez la femme». Хотя французское произношение суперинтендента было не таким хорошим, как у сержанта Грейвса, он очень им гордился. Поднявшись, Спенс отошел в дальний конец комнаты и вскоре вернулся, что-то держа в руке. Это была губная помада в позолоченном корпусе. – Эта штука все время указывала, что тут может быть замешана женщина, – сказал он. Пуаро взял помаду и аккуратно мазнул ею по тыльной стороне кисти руки. – Хорошее качество, – заметил он. – Темновишневый оттенок подходит для брюнетки. – Да. Ее нашли на полу в 5-м номере. Она закатилась под комод и, возможно, пролежала там не один день. Никаких отпечатков пальцев. Разумеется, в наши дни нет такого множества помад, как раньше, – всего несколько сортов. – И вы, несомненно, уже навели справки? Спенс улыбнулся: – Да, как вы говорите, мы навели справки. Таким типом помады пользуются Розалин Клоуд и Линн Марчмонт. Франсис Клоуд использует менее яркий оттенок, миссис Марчмонт – розовато-лиловый, а миссис Лайонел Клоуд и вовсе обходится без помады. Беатрис Липпинкотт едва ли употребляет такой дорогой сорт, а горничная Глэдис – тем более. – Вы все тщательно проверили, – заметил Пуаро. – Недостаточно тщательно. Похоже, тут замешана посторонняя женщина – возможно, какая-то знакомая Андерхея в Уормсли-Вейл. – Которая была с ним во вторник вечером в четверть одиннадцатого? – Да. – Спенс со вздохом добавил: – Это освобождает от подозрений Дэвида Хантера. – Разве? – Увы! Его высочество после беседы со своим адвокатом наконец согласился дать показания. Вот отчет о его передвижениях. Пуаро прочитал аккуратно отпечатанный текст: «В 16.16 выехал из Лондона поездом в Уормсли-Хит. Прибыл туда в 17.30. Пошел в «Фарроубэнк» по пешеходной дорожке». – Он объясняет свой приезд, – вставил суперинтендент, – необходимостью забрать кое-какие письма, документы и чековую книжку, а также проверить, не прислали ли рубашки из прачечной, – чего, разумеется, не произошло. Прачечные превратились в настоящую проблему! У нас забрали белье месяц назад, в доме не осталось ни одного чистого полотенца – теперь жена все стирает сама. После этого вполне понятного отступления Спенс вернулся к путеводителю по маршрутам Дэвида: «Ушел из «Фарроубэнка» в 19.25 и отправился на прогулку, так как пропустил поезд в 19.20, а следующий отходил только через два часа». – В каком направлении он прогуливался? – спросил Пуаро. Суперинтендент заглянул в свои записи. – Говорит, что в сторону Даун-Копс, Бэтс-Хиллз и Лонг-Ридж. – Фактически обошел вокруг «Белого дома». – Быстро же вы усвоили местную географию, мсье Пуаро! – Нет. – Детектив улыбнулся и покачал головой. – Я не знаю упомянутых вами мест. Я просто догадался. – Вот как? – Суперинтендент склонил голову набок. – По его словам, поднявшись на Лонг-Ридж, он понял, что опаздывает, помчался на станцию и успел на поезд в последний момент. Без четверти одиннадцать он прибыл на вокзал Виктория, пошел пешком в «Шепердс-Корт» и добрался туда к одиннадцати – последнее заявление подтверждает миссис Гордон Клоуд. – А кто-нибудь еще подтверждает? – Да, хотя и немногие. Роули Клоуд и еще несколько человек видели, как Хантер прибыл на станцию Уормсли-Хит. У горничных в «Фарроубэнке» был выходной (разумеется, у Хантера имелся свой ключ), поэтому они его не видели, но обнаружили в библиотеке сигаретный окурок, который, как я понял, изрядно их озадачил, а также беспорядок в бельевом шкафу. Один из садовников работал поздно – кажется, закрывал оранжереи – и заметил Хантера. Мисс Марчмонт встретила его в Мардонском лесу, когда он спешил на поезд. – А кто-нибудь видел его садящимся в поезд? – Нет, но он звонил мисс Марчмонт, как только вернулся в Лондон, – в пять минут двенадцатого. – Это проверено?