Я же не знала, что заменяющий мне большую грелку майор Кулебякин тихо встал и ушел по своим служебным делам, даже успел съесть ранний завтрак, который на скорую руку приготовил ему и Барклаю папуля. Папуля-то с Барклаем и услышали мой тоскливый скулеж. – У-у-у? – сочувственно поинтересовался пес, прискакав к моей постели первым. – Дюшенька, что это ты делаешь? – после короткой паузы человеческим голосом спросил, полагаю, то же самое папа. Я открыла глаза, увидела близко-близко черный кожаный нос и вовремя увернулась от красного мокрого языка: – Фу! Барклай, фу! – Деточка, ты в этой клетчатой тряпочке похожа на черепашку! – уяснив, что со мной по большому счету (если не вдаваться в дебри психиатрии) все в порядке, умилился папуля. – И так смешно ползаешь… Я осознала, что стою на четвереньках, а на спине у меня попоной лежит сложенный вчетверо плед. – Это какое-то новое упражнение для осанки? – не унимался мой заботливый родитель. – Помню, в детстве ты ходила с толстой книгой на голове… – Это модная йоговская тема, поза называется «собака мордой вниз», – авторитетно объяснила мамуля, возникая на заднем плане нашей жанровой картины маслом. В дверном проеме она смотрелась как в персональной раме: кисейное платье пронизано розовым утренним светом, в руках букет чертополоха. – Зачем же упражняться в комнате? Выходи, я постелю тебе коврик на травке, сегодня прекрасное свежее утро, – любезно предложил папуля. – Там, наверное, роса, – отговорилась я и нервно дернулась, сбрасывая со спины матерчатый сверток. – И вообще я уже почти закончила. – Тогда через пятнадцать минут приходи завтракать, – уже деловито сказал он и удалился. На завтрак мне были поданы горячие вафли с медом и деревенскими сливками. – Специально для тебя, Дюша, – сказал папуля, наливая мне кофе. – Бельгийские вафли напоминают черепаший панцирь. – Он подмигнул мне и удалился на зов мамули, которая трагическим шепотом – чтобы не разбудить внука – выкликала мужа из своей комнаты, требуя помочь ей найти какой-то ремень. – Зачем ей ремень? – задумалась я, укусив изумительно вкусную вафлю. Нас с братом отродясь не пороли, это было не в традициях нашей семьи. – У меня другой вопрос: почему это вафли только для тебя? – обиженно поинтересовалась, плюхаясь на соседний стул, Алка. – Не для меня. – Я придвинула к ней тарелку. – Правильнее сказать – в мою честь. Это я в роли сонной черепашки навела папулю на мысль приготовить вафли, которые похожи на панцирь. – Роль сонной черепашки? – заинтересовалась Трошкина. Рот она моментально набила вафлями, поэтому посемафорила мне бровями – мол, рассказывай, что у вас за ролевые игры! Я поведала подружке, как сомнамбулически ползала по кровати с попонкой на спине, и Алка захихикала: – Представляю, как это выглядело! Жаль, что ты в этот момент была одна – в паре с Денисом смотрелась бы и вовсе потешно! Я тоже представила себе эту сцену: как я и Денис, жалобно повизгивая, ползаем друг за другом, будто принакрытые попонками новорожденные слепые слонятки… Хотя слоны вроде зрячими рождаются… И тут меня как молнией ударило! Словно ньютоновым яблоком – зеленым, зимним, сорта Симиренко – по темечку садануло! Я аж подпрыгнула, едва не перевернув стол – тарелки заплясали и кружка с кофе опрокинулась. – Что? Что случилось? Тебя оса укусила? – испугалась Трошкина. На прошлой неделе Зяму как раз во время завтрака цапнула оса, которой он опрометчиво отказался уступить свой бутерброд с мармеладом. Ох, крику было! От Зямы, разумеется. Оса-то молча рухнула кверху лапками – должно быть, ее убило акустическим ударом. А может, папа добавил в мармелад что-то такое – совершенно отпадное для ос. С него станется, он же кулинар-изобретатель. – Не оса. – Я встала и сбегала за тряпкой, чтобы истребить кофейную лужу. – Слоны! – Слоны? – Трошкина огляделась. – Какие слоны? – Розовые. – Розовые слоны? – Алка нашла взглядом папулю – он как раз вышел из комнаты, – подозрительно нахмурилась. – Борис Акимович, что вы добавили в вафли? Инке мерещатся розовые слоны! – О, это классика галлюцинаций, – одобрила, возникая вслед за мужем, мамуля. Своим появлением прояснила вопрос с ремнем: он охватывал ее талию. Мамуля облачилась в песочного цвета брючный костюм в стиле сафари, заплела косу, перетянулась ремнем и выглядела как Лара Крофт, расхитительница гробниц, двадцать лет спустя. Я не придумала повода для такой экипировки, поэтому прямо спросила: – Мам, ты куда собралась? – За металлоискателем, – ответила родительница и браво вздернула на одно плечо щегольский кожаный рюкзачок. – Боря договорился, нам его дадут на два дня, я сейчас съезжу заберу. Уже совсем в образе, она браво козырнула, развернулась на месте и зашагала к калитке пружинистой походкой морпеха. – Осторожнее на поворотах! – строго крикнул ей вслед папуля. Он не одобряет мамулину водительскую манеру. Ее только фанаты этапа «Формулы-1» в Монако одобряют, я думаю. Серпантины мамуля проходит на головокружительной скорости. – А как же я? – огорчилась Алка. – Покормишь Акимку – отдашь его деду, вернусь – пойдем испытывать металлоискатель! – оглянувшись на ходу, успокоила ее мамуля и исчезла за воротами. – Ну, еще час-полтора Ким поспит, – пробормотала Трошкина, взглянув на наручные часики. Сто лет она их не носила, пользовалась, как все, вместо часов мобильником. Но с появлением малыша раскопала в закромах старые бабушкины часики и под Зямино восторженное аханье – «Винтаж, винтаж!» – чуть ли не имплантировала их себе, навсегда поместив на запястье. Часики-то и впрямь отличные: мало того что золотые, так еще и противоударные, и водонепроницаемые. Алка их даже на время купания в море не снимает. – Сгоняем на пляж? – предложила мне подружка. – Давай, – согласилась я, думая о своем. – Только мне один звоночек надо сделать… – По дороге сделаешь, чтобы время не терять, – решила за меня Алка и побежала за своими пляжными вещичками. Я тоже сходила к себе, надела купальник и, посетовав на то, что пляжная сумка занята непрофильным активом в виде ископаемой наличности, набросила полотенце на плечи, как палантин. Обойдусь без ручной клади, телефон только в карман сарафана суну… – Давай через крепость? – спросила Алка, едва мы выскочили за ворота. И, не дожидаясь ответа, припустила к любимым руинам. Древние крепости ощущаются как-то вне географии. Не важно где – в Крыму, Грузии, Италии, Франции, Чехии, Турции, на Кипре, – они выламываются из современности и работают как порталы то ли в прошлое, то ли в сказку. Каждый старый камень кладки – артефакт, хранящий в себе спрессованного крылатого дракона. Каждая трещина – замочная скважина, возможность подсмотреть и подслушать, ощутить и вспомнить. Звон браслетов, шорох льняного подола, тяжесть кувшина на плече – в нем колодезная вода, выпуклый глиняный бок холодит шею, солнце слепит глаза, трещат цикады, непробудно дремлет берег – Лета, лето… – Ну ты чего? – Трошкина, далеко ускакавшая по кривой тропинке, на очередном повороте оглянулась – мол, нельзя ли побыстрее? – Не тормози, я догоню! – Я показала подружке извлеченный из кармана мобильник. Пусть думает: я остановилась, чтобы спокойно побеседовать и в процессе телефонного разговора не сверзиться с кручи. Алка пожала плечами и побежала дальше. А я присела на теплый камень и нашла в телефонной книжке нужный номер. Нет, я не споткнуться боялась. Я просто не хотела, чтобы кто-то – даже лучшая подруга – услышал этот мой разговор. Как говорится, дружба дружбой, а пироги врозь. – Детективное агентство «Версия», – с важностью ответил мне знакомый мужской голос. Можно сказать, шаляпинский бас: его владелец по паспорту Федор Иванович Шаляпин! Разумеется, не тот, который певец, даже не родственник. Просто тезка, спасибо любящим родителям. – Федя, вольно, это я, – коротко хмыкнув, сказала я в трубку. – Машка на месте? Машка – это Мариэлла Викторовна Гурковская, наша с Федей подружка (его, конечно, более близкая) и основатель детективного агентства «Версия»[2]. По сути, они с Федей равноправные партнеры, но деньги на дело принесла в клювике Машка – ей любящий папа, владелец банка, щедро подбрасывает «на булавки». Вообще Федя с Машей – колоритная парочка. Он – маленький, рыжий, похожий на простодушного голубоглазого хоббита, но при этом бывший лейтенант полиции. Она – анекдотическая тюнингованная красавица-блондинка, но при этом далеко не дурочка и с такой деловой хваткой, какой не было даже у ее тезки из сказки про медведей. Ну, вы помните ту сказочную Машеньку: она и кашу съела, и мебель покрушила, и никакой ответственности за содеянное не понесла. – Ма-аш! – вместо ответа покричал Федя, и через несколько секунд в трубке раздался нежный голос: – Инка, ну наконец-то! У нас, между прочим, для тебя работенка имеется, а ты пропала! Официально я в «Версии» не работаю, но частенько помогаю ребятам в их расследованиях. Небезвозмездно, конечно, но – тссс! – не говорите об этом налоговой. – Маша, Федя, есть дело на миллион! – объявила я, не размениваясь на оправдания и реверансы. – Рублей, долларов, евро? – тут же деловито уточнила дочь банкира. – Вообще-то я выразилась фигурально, но речь о реально больших деньгах. Вопрос: вы в деле? Или чем-то очень заняты и не сможете составить мне компанию на здешних торфяных болотах?