Часть 29 из 35 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Федя повесил себе на шею бинокль и сунул еще что-то – я не рассмотрела – в боковой карман своих летних штанишек-карго. И мы взялись за дело весело, с песней – Машенька, в поисках следов склоняясь в поясном поклоне к земле-матушке, замурлыкала:
– Я гениальный сыщик, мне помощь не нужна! Найду я даже прыщик на теле у слона…
На самом деле елозить носом по земле необходимости не было. К тем отдаленным дачам, мимо которых мы двигались со скоростью хромой черепахи, вела ухабистая грунтовка без всяких съездов в стороны. Любой колесный транспорт, даже самокат или строительная тачка, свернув к воротам, оставил бы отчетливый след на рыхлой песчаной почве.
– А если они как-то замели следы? – предположила я, заметив россыпь свежего гравия у одного из домовладений. – К примеру, заехали во двор, а потом по отпечаткам протекторов грабельками прошлись или вот камешков насыпали?
– Я внимательно смотрю на ворота, – ответил Федя. – Из тех десяти, мимо которых мы прошли, девять уже лет сто не открывались, их даже вьюнками заплело. А вот этот гравий мне тоже как-то подозрителен…
– Это ж-ж-ж неспроста, – согласилась Машенька. – Давайте тут осмотримся.
Мы походили вдоль забора, свежеокрашенного и не скованного вьющимися растениями. За ним было тихо – ни звука, ни движения, и Федя, принявший на себя роль командира в этой полевой операции, постановил:
– Надо проникнуть за периметр.
– Надо – проникнем! – Машенька тут же подтащила к забору валявшийся неподалеку пеноблок, чтобы соорудить из него плацдарм для проникновения на чужую территорию.
– Я сам! – отодвинул ее Шаляпин. – Вы оставайтесь здесь и ждите моего сигнала.
– Какого? Какого сигнала? – Машенька запрокинула голову, провожая взглядом нашего рыжего ниндзя.
Хрустнули лопухи, затрещали по свежей зелени быстро удаляющиеся шаги – Федор ушел в разведку.
– Как думаешь, какого сигнала нам ждать? – задумалась Машенька.
– Ну уж не выстрела из ракетницы, – пошутила я.
– Да он вроде не взял ракетницу.
– То есть ракетница у вас тоже есть?!
– Ну разумеется!
– Разумеется. – Я присела на травяную кочку под забором. Машенька опустилась рядом. – Хочешь жвачку? Апельсиновую.
Мы посидели, пожевали, лениво прислушиваясь. В зарослях старых фруктовых деревьев, поглотивших добрую половину здешних участков, пели птички. В кустах трещали цикады.
– Надеюсь, Федя не станет кричать козодоем, – почавкивая, задумчиво сказала Машенька. – Вот хоть убей, а козодоя я нипочем не узнаю.
Я хотела успокоить ее, сказав, что козодоя вообще мало кто нынче знает – хоть по голосу, хоть в лицо, в смысле, в клюв. Бабуля наша, наверное, его бы влет опознала, а мы, современная молодежь, в живой природе ориентируемся много хуже, чем в Интернете…
Хорошая была мысль, глубокая, но высказать ее я не успела. За забором вдруг кто-то дико завопил – мамочка, если это козодой, я не хочу с ним встречаться! Мы с Машенькой вскочили и заметались, не зная, куда бежать – на крик или от него.
– Федор, ты там живой?! – не определившись и продолжая подергиваться, вскричала она.
Ответа мы не получили, но и жуткий крик не повторился.
– Подставь мне руки, – потребовала Машенька, взгромоздившись на пеноблок и нетерпеливо на нем подпрыгивая.
С ее росточком Дюймовочки идти на штурм двухметрового забора без приставной лестницы было бессмысленно.
– Слазь. – Я спихнула ее с подставки, залезла туда сама и посмотрела поверх ограды.
– Что? Что там?
– Очень симпатичный домик. Новый, белый, в крестах деревянных балок – типичный фахверковый стиль. Крыша черепичная, перед домом небольшой газон, явно рулонный, постелен недавно, сбоку бетонированная площадка для машины и мангал под навесом, задний двор мне не виден, а он должен быть просторный – участок приличный, соток восемь, я думаю…
– Можно подумать, ты мне его продаешь, участок этот! – рассердилась Машенька. – Выключи риелтора, включи детектива! Что с Федей?
– Ого! – Я присела, пряча голову, и спрыгнула с пеноблока. – С Федей не что, а кто! Мадам какая-то. Они сюда идут.
– Что еще за мадам?!
– Тихо! Слушай.
Мы замолчали. Машенька тяжело дышала и сверкала глазами – то ли переживала за Федю, то ли гневалась по поводу какой-то мадам. Я навострила ушки и прильнула к щелке между створками ворот – в нее было видно, как отступает с чужой территории наш боевой товарищ Федя, теснимый дамой в мокром полотенце.
Оно, похоже, составляло весь ее наряд – мадам довольно небрежно завернулась в махровое изделие, выше и ниже которого розовели голые телеса. Помимо полотенца на даме были черные очки и шляпа из светлой соломки. Несмотря на минималистичный наряд, выглядела она грозно, поскольку была примерно вдвое крупнее нашего Федора и перла на него бронетранспортером – грудь под полотенцем топорщилась, как пара пушек.
– Я извиняюсь… Прошу прощения… Не хотел… – пятясь, успокаивающе рокотал Шаляпин.
– Это безобразие! В собственном бассейне нельзя поплавать нагишом, тут же кто-то влезет и будет таращиться! – возмущалась дама. – Варвары! Дикие люди!
Рыжий Федя, всегда изрядно смахивающий на орангутанга, а сейчас еще весь взъерошенный, беспомощно гудел оправдательное:
– Участок присматриваем… Хотим купить…
– Ручку и бумагу мне, быстро! – скомандовала я Машеньке, не сомневаясь, что уж такое-то нехитрое снаряжение у друзей-детективов найдется, раз у них даже ракетница имеется.
Маша метнулась к машине и мгновенно вернулась с блокнотом и маркером. Я с треском вырвала лист, крупными буквами написала на нем: «Продается» и, сплюнув жвачку, с ее помощью прилепила самодельное объявление на забор. Успела вовремя: калитка с надрывным скрипом открылась, пропуская наружу теснимого противником Федора.
Машенька ловко дернула его за руку, сдвигая с линии огня, зачехленные полотенцем орудия уставились на меня, но я не сдрейфила – сама вооружена о-го-го! – и приветливо сказала:
– Здрасте! Это вы дом продаете?
– Почем? – тут же влезла Машенька.
– Вы ненормальные, что ли? – Под нашими пытливыми взглядами мадам подтянула свое полотенце повыше.
– Нормальные мы! – Машенька повела рукой, представляя оставленный на дороге дорогой джип как верительную грамоту. – И цену вам нормальную дадим! Вы сколько хотите?
– Один день, – плачущим голосом то ли ответила, то ли взмолилась полотенечная дама. – Хотя бы один день провести в тишине и покое, и чтобы ни одна сволочь… Откуда тут это?! – Взвизгнув, она сорвала с забора объявление, не провисевшее и минуты, и вдруг повысила голос так, что мне захотелось присесть и закрыть уши ладонями, как под артобстрелом: – Семеновна, грымза старая, это твои, что ли, идиотские шуточки? Не будет тебе малинника, даже не надейся!
– Сама дуга! – донеслось из-за соседнего забора. – Хочешь гугаться – сначала тгусы надень!
Я, Маша и Федя дружно повернули головы влево, а дама в полотенце вздернула подбородок и со словами «Тьфу, деревенщина картавая!» шагнула назад, во двор, шарахнув калиткой так, что та аж завибрировала с гудением.
– Шаляпин, ты что, в самом деле полез в бассейн к голой бабе? – тихим предгрозовым голосом поинтересовалась Машенька.
– Да это она полезла, едва меня увидала! – Федя, устрашенный перспективой скандала, задрожал, как та калитка. – Я шел себе, машину высматривал, а она ка-ак вынырнет, ка-ак выпрыгнет!
– Полетят клочки по закоулочкам, – пробормотала я.
Увидев вдруг воздвигшуюся над соседним – кривоватым и невысоким – забором голову в застиранной красной косынке, я вежливо поздоровалась:
– Доброе утро, уважаемая! А вы Семеновна, да?
– А вы участок не продаете? – моментально сменила собеседника, а заодно и тему, и гнев на милость наша переменчивая Маша.
Федя же рысью пробежался вдоль кривого забора, присматриваясь к следам вблизи него, и, остановившись у края участка уважаемой Семеновны (подальше от гневливой Машеньки), отрицательно помотал головой. Не увидел, стало быть, ничего подозрительного.
– А вы у Жульки бгать хотите? – охотно вступила в беседу Семеновна, стоя на той стороне на какой-то подставке и крепко держась за верхний край забора, как агитатор в кузове грузовика за его борт. Выцветшая красная косынка на ее голове идеально дополняла образ. Казалось, сейчас бабуля закартавит по образу и подобию другого пламенного агитатора с аналогичным дефектом речи: «Гграждане, габочие и кгестьяне!»
– У кого чего брать? – не поняла я.
– Почту, телеграф, арсенал? – подсказала Машенька, которую, очевидно, посетило то же видение Ленина на броневике.
– Участок у Джульетты Эдуагдовны. – Бабка с невыразимым презрением развернула имя соседушки во всю ширь. – Ой, кто б купил его у нее, я б тому добгому человеку в пояс поклонилась! Вот за что мне это на стагости лет – у всех соседи как соседи, ногмальные, а у меня голожопая баба в кадушке, тьфу, сгамота! И, главное, земельку-то, земельку вегтать взад не хочет, а там почти цельный метг, по меже-то, а я бы малинничек соорудила…
– Малинничек – это прекрасно. – Машенька, поначалу опешившая, решительно вклинилась в монолог пролетарской бабушки и пресекла пламенную агитацию на корню. – Гораздо лучше, чем голая баба в кадушке! – Тут она с осуждением посмотрела на Федю. – А что вы можете сказать нам о других соседях? Нормальные они или нет, как живут, на каких машинах ездят?
– Доча, да откель тут возьмутся ногмальные-то? – искренне удивилась Семеновна. – Ногмальные давно кто на погосте, кто, как я, скоро туда собигается. Эти участки в семидесятые давали, тогда тут и домики стгоили, и дегевья сажали, и ггядки газбивали, и малиннички…
– А теперь что же? – Я поторопилась оборвать больную тему малинничка.
– А тепегь – вот! – Семеновна отцепилась от забора, чтобы широко развести руками, и чуть не ухнула вниз – зашаталась, заскрипела, но снова схватилась сухими кулачками за край. – Где запустенье, а где новый погядок – с голыми бабами в кадках заместо солений! Гляди, доча: четыге дачи вниз по нашей стогоне уже года тги стоят пустые, и ни души там за это вгемя не было, я же вижу. Напготив моего двога один участок кое-как еще содегжится, там Соловьевы жили, мы дгужили, их внук иной газ пгиезжает с семейством, хотя давно уже не было их… А ниже по тому гяду два участка напгочь забгошенные, у тгетьего только недавно хозяин появился, а только он псих неногмальный, вы к нему даже не суйтесь.
– Почему? Он тоже голый и в кадушке? – нервно хихикнув, уточнила Машенька.
– Он, доча, в штанах, вгать не буду, но с гужьем.
– С ружьем? – встрепенулся Федя. – С каким ружьем?
– Я, сына, в гужьях не газбигаюсь, – с достоинством ответила ему бабка. – Одно сказать могу: стгеляет он с его, с гужья своего. Не то по шакалам, не то по собакам – ну, говогю же, псих. Вы на гожон не лезьте, обойдите его. Тгетий дом по дгугой стогоне, дегевянный такой, с голубятней! Запомнили?
– Запомнили, – послушно кивнула Машенька. – Третий дом по левой стороне, там человек с ружьем… А вы ведь всех тут знаете, наверное, да? Не подскажете, в каком доме есть большая белая машина? Нам сказали, что продается тот участок, где такая машина, вот мы и ищем…
– На нашем квагтале больших белых нет, а вот ниже, где колонка водогазбогная, есть сгазу две – здоговенные обе, но магку не скажу, не газбигаюсь.