Еду на встречу с человеком, который передаст документы от Парето. В них будет указан собственник имущества, которому придётся присутствовать при совершении сделки с Липницким. Не знаю, кого Островский представит гарантом, но это должен быть кто-то вызывающий безграничное доверие Белого и его юристов. Возможно, Аронов? Из перебранных мною вариантов, на ум больше никто не приходит. Жду на парковке торгового центра, сам не знаю кого. Любит Костя пустить дым в глаза, но в данном случае обезопасить, потому что вокруг договорённостей с Белым начинается неприятная возня, которую ощущаю на физическом уровне. И затаившийся Звонов прямое тому подтверждение. Сдать крупные объекты, принадлежащие Парето Белому, значит в итоге остаться не у дел. Он свой ход ещё сделает, вот только каким он будет? Рядом останавливается старенькая иномарка, за рулём парень в курьерской форме. Выходит и, взяв из авто переноску известной фирмы доставки, огибает мою машину и молча протягивает папку в открытое окно, не останавливаясь для разговора. Не спрашиваю кто и зачем – он лишь курьер, скорее всего, даже не ведающий, что передаёт. Открыв, быстро листаю документы, а когда вижу, кого Парето сделал собственником и одновременно гарантом, волосы встают дыбом. Набираю его, чтобы услышать хоть какое-то рациональное объяснение настолько тупого расклада. – Блядь, ты нахрена оформил всё на Тасю? – своим криком привлекаю внимание пассажиров в соседнем автомобиле, и поднимаю стекло, чтобы не сдерживаться. – Липницкий хотел Островского, – спокойный ответ даёт понять, что к вопросу и моему недовольству он был готов. – Не впутывай её, не надо. – Сделка состоится на днях. Ты отвечаешь за неё. Твоя задача – проверить сумму на счёте, её – подписать. Всё. Что может случиться? – Ты забываешь о Звонове. Его молчание не есть гарантия, что он смирился. В случае если Белый купит то, что тебе принадлежит, сферы влияния в городе разделятся поровну. Мэра такой расклад не устроит. – Что он потом сделает с Белым – не моя проблема, Ярый. Я получу деньги, а потом пусть хоть перемесят друг друга. – А если они это сделают до? – даже боюсь предположить участие Таси во всё этом дерьме и последствия, которые даже Парето не разгребёт. – Почему не перекинул всё на Альберта? – Алику семьдесят, он передвигается с трудом, да и Вика просила не вмешивать его в то, от чего он давно отошёл. – И поэтому ты решил задействовать собственную дочь? – закипаю, готовый орать на Островского, который, несмотря на хвалёную дальновидность, сейчас смахивает на кретина. – Ещё раз повторяю, всё будет быстро: встреча, подписание, перевод денег. Забираешь свою часть, остальное я переведу через подставные компании за границу. О том, что всё принадлежит Тасе, знаешь только ты, я и Роберт Аронов. Его задача – подтвердить сделку, твоя – моя дочь и её безопасность. Вот только теперь есть проблема: Тася контактировать не желает, предполагаю, после произошедшего в пятницу. Её смущение и стыд вчера были настолько явными, что проще вовсе исключить меня из жизни, чем каждый раз краснеть и теряться в словах. Тасю напрягло даже нахождение в одной машине, а о квартире и речи не идёт. К тому же не уверен, что смогу долго сдерживаться в её присутствии, спокойно реагируя на каждый взмах ресниц и вздох, который бьётся во мне оглушающим набатом. – При любом раскладе, её участие – это риск. – Решение принято, документы у тебя на руках. Ждёшь отмашки Белого, договариваетесь о месте и времени. Тема закрыта. На связи. То, с каким спокойствием Островский говорит о деле, даёт понять, что он уверен в своих действиях и всё просчитал. Только вот меня не покидает мысль, что всё только начинается, а новый игрок в лице его дочери внесёт коррективы в предстоящую партию. Я не Парето, и выстраивать многоходовые планы неспособен, но понимаю, что Липницкий до сделки вряд ли доживёт, а дальнейший ход событий даже Костя не в силах просчитать. И теперь мне просто необходимо не выпускать Тасю из вида, оградив от возможной опасности, поэтому проверяю отслеживающий маячок, который показывает, что она уже в Школе. Вспоминаю о празднике и спешу в указанное место, вполне успевая к началу представления, которое видеть не желаю. Через полчаса осматриваю ледовый каток и несколько сотен людей, собравшихся на трибунах в ожидании представления. Вылавливаю взглядом Звонова с женой и младшим сынулей-ублюдком, который, словно шавка, пригибается перед папашей. Мне кажется, его даже родные дети боятся, беспрекословно исполняя указания. Старший на побегушках у папы, но в деле, что указывает на доверие, а вот младший – образец современного мажора, способного лишь рассказывать о наличии бизнеса, созданного не им, и тратить денежки папаши. А ещё у младшего Звонова есть фетиш – фигуристки. В соседней секции замечаю Роберта, окружённого моими ребятами, и спешу к нему, вызывая недовольство, когда протискиваюсь между рядами, расталкивая толпу. Никогда не думал, что мероприятие в Спортивной школе может вызвать такой ажиотаж. – Привет, – плюхаюсь рядом с Ароновым, вызывая его недоумение, явно читающееся в распахнутом взгляде. – Какими судьбами? Решил приобщиться к прекрасному, или поучаствовать в общественной жизни города? – вопрос с издёвкой и явным намёком, что мне здесь не место. – Ну, если даже Звон здесь, почему не я? – осторожно указываю в сторону мэра. – Он у нас первый и главный спонсор великого храма спорта, – обводит взглядом арену, а затем наклоняется почти вплотную, чтобы задать ожидаемый вопрос: – Ты документы получил? – Да. – Идея – дерьмо. – Знаю. О чём уже сказал Парето. – Белый молчит? – Да. Ожидаю от него звонка со дня на день. Короткая беседа, понятная лишь нам двоим и прикрытая шёпотом, прекращается в тот момент, когда на трибуны опускается полумрак. Яркие огни, направленные на каток, обращают внимание зрителей на две фигуры в центре, объявляющие о начале праздника. На экранах появляется лицо директора Школы, и оно мне кажется невероятно знакомым, словно образ из прошлого, запечатлённый на подкорке. Совершаю усилие, выуживая из памяти знакомых женщин, но ничего похожего не нахожу и отвлекаюсь, когда слышу: – И сейчас перед вами выступит новый и самый молодой тренер Таисия Островская! Трибуны стихают, уступая место звукам музыки и фигуре Тасе, начинающей свой номер. Сглатываю, когда понимаю, что она в том же красно-чёрном костюме, что был на ней в тот роковой чемпионат, оборвавший карьеру и принёсший столько боли. Я и сейчас помню падение и лицо, искажённое болезненной гримасой, навсегда запечатлённое в моей памяти и являющееся во снах. Словно тогда на льду лежал я, не в силах подняться сквозь агонию и крики толпы. Но она смогла пересилить себя и откатать оставшиеся пятнадцать секунд на адреналине, приправленном болевым шоком. На награждение уже не вышла, оставив не занятой ступень с цифрой три, потому что в этот момент Парето вёз её в клинику, чтобы впоследствии пройти тяжёлый год реабилитации. После этого я ни разу не смотрел выступления фигуристов, в каждом видел Тасю и то ужасное падение, лишившее её мечты. Она мчится по льду, заходит во вращение стоя, переходящее в волчок. Понимаю, что делает упор на травмированную ногу, и проклинаю себя, что не отговорил от участия в этой ненужной затее. Спираль, дорожка шагов, либела и разгон. Понимаю для чего, когда Тася заходит с подсечки и прыгает… Это грёбаный аксель, ставший причиной её травмы три года назад: первый оборот, второй… Закрываю глаза в ожидании падения, но через несколько секунд восторженные овации дают понять, что Тася закончила выступление. – Ярый, ты чего? Непонимающе смотрю на Роберта, а затем перевожу взгляд на его руку, которую сжимаю до хруста, отчего Аронов кривится. – Задумался, – выдавливаю с хрипом. И это мягко сказано, потому что грудную клетку, скованную тисками, отпускает лишь в тот момент, когда смотрю на улыбающуюся Тасю, поднимающую со льда букеты и игрушки. А затем я пялюсь куда угодно, только не на фигуристов, ожидая появления Островской, но Тася не выходит, когда все участники праздника собираются на арене для поклона и прощания с гостями. Лишь директор Школы вновь называет всех тренеров по именам, включая дочь Парето. – Знакомое лицо, – обращаюсь к Аронову, указывая на Воропаеву. – Не могу вспомнить, откуда знаю. – Серьёзно? – его лицо вытягивается. – Это же сумасшедшая Ритка. – Кто?! – Дочь бывшего мэра Зарецкого, которого Островский благополучно отправил на нары, а её муженька Воронова на тот свет. Смазанные события пятнадцатилетней давности, ставшие причиной моего знакомства с Леной, окатывают ледяной волной, выуживая необъяснимую тревогу. Тот факт, что сейчас Тася работает под руководством дочери бывшего мэра и по совместительству вдовы Воронова, встряхивает и заставляет напрячься. Не нравится мне это сотрудничество. – Почему она Воропаева? – После того как папаша покинул свой пост, а затем и этот мир, Ритка купила эту школу и начала стремительно её развивать. Хотя, казалось бы, какая связь со спортом у бывшей наркоманки? Удивишься, но самая прямая. Рита нашла себе новую любовь в лице бывшего фигуриста, а теперь заместителя мэра по вопросам спорта Воропаева Бориса Денисовича. Родила ему сына и стала примерной женой, в которой сложно узнать взрывную папину принцессу, плеснувшую в лицо серной кислотой двум поклонницам Воронова. И теперь план Островского договориться с руководством и отстранить Тасю после месяца работы, с треском провален, потому что Рита, скорее, вырвет ему кадык, чем перекинется парой слов. И пока я обдумываю полученную информацию, зрители поднимаются, покидая арену. Следую их примеру, замечая, что Роберт направляется в противоположную сторону, а следом семенит охрана. – Ты куда? – Поздороваюсь с мэром, – кислая мина показывает, насколько ему «приятно» совершить данное действие. – Я человек публичный, иначе никак. Киваю, перекинувшись парой слов с парнями и осматривая удаляющиеся спины, а затем спешу туда, откуда появляются сотрудники, включая подруг Таси. – Таисия, где? – не приветствуя спрашиваю рыжую девушку, которая вчера готова была залезть мне в штаны. – Ой, хорошо, что вы здесь… – спохватившись, вторая толкает в бок подругу, кивками и манипуляциями указывая на меня. – Там Тасе помочь нужно… – Помочь? – напрягаюсь в который раз за вечер, предполагая неладное. – Что случилось? – В общем… Она в нашей комнате… Прямо, направо, дверь в конце коридора. Там открыто… А мы пошли… – подозрительно осматривается и, схватив, подругу, дёргает на себя, утаскивая к выходу. Иду в указанном направлении и быстро нахожу нужную дверь, а, открыв её, застаю Тасю, которая сидит на диване, откинув голову и закрыв глаза. – Свет, я ещё немножко посижу и смогу встать, – тяжело выдыхает, едва заметно скривившись и застонав. – Что случилось? – от звука моего голоса распахивает глаза, но тут же опускает, избегая прямого контакта. – Всё нормально. – Тася, – подхожу и, опустившись перед ней на корточки, вылавливаю потухшие заплаканные глаза, которые смотрят на меня с запечатлённой в них тревогой. – Мне ты можешь сказать. Всхлипывает, встряхивает обречённо повисшей головой, а затем шепчет: – Я встать не могу. Нога болит. А у меня с собой ни обезболивающего, ни мази. – Ясно, – выпрямляюсь, окидывая взглядом комнату в поисках вещей. Натягиваю на Тасю куртку, закидываю на плечо спортивную сумку, а затем поднимаю её на руки и толкнув ногой дверь, несу к машине. Молчит, уткнувшись в моё плечо и принимая помощь, потому что иных вариантов нет. Уже на выходе замечаю Риту, которая бросает на нашу парочку неоднозначный взгляд и скрывается в конце коридора. О ней я подумаю после, когда обрадую Парето полученными данными. Осторожно усаживаю Тасю, отодвинув сиденье и предоставив её ноге больше места, и лишь в этот момент она расслабляется. – Я смотрел выступление. Волчок и тройной аксель были лишними, – бросаю, словно невзначай, едва сдерживая укор. – Воропаева сказала, что мне необходимо показать свои способности, чтобы родители понимали, кто будет тренировать их детей. Презентация себя в короткой программе. – Презентовала? – Гриш… – отворачивается, закрывая лицо ладошками. Заставляю себя заткнуться и молча вести машину, дав Тасе шанс изъедать саму себя за необдуманные действия и их последствия. Заезжаю на подземную парковку, останавливаясь около лифта, чтобы вновь взять её на руки и подняться в квартиру. С болью наблюдаю, как мелкая скачет на одной ноге, стягивает толстовку и джинсы, сверкнув упругой задницей в трусиках-шортиках, и наносит на ногу молочного цвета субстанцию, поверх закрывая прозрачной плёнкой и бинтом. – Что это? – Мой личный состав, в котором много чего намешано. Через полчаса смогу передвигаться на обеих ногах. – Больно?