– Ждём Ароновых и Таисию. Съездишь за ней? – Лена отрывает меня от мыслей, и я поднимаюсь из-за стола, не притронувшись к еде. Киваю, и провожаемый взглядом Островского, покидаю дом. Свой я обустроил по собственному желанию, создав все условия для жены и будущего ребёнка. Через двадцать минут пробираюсь между кресел трибун, не отрывая взгляда от моей фигуристки. Оказалось, что работать можно где угодно, и прямо сейчас нахожу этому подтверждение, когда наблюдаю, как жена заканчивает занятие с группой. Здесь она иная: уверенная, строгая, со сталью в голосе. Грозный тренер, приказы которого исполняются незамедлительно. Округлившийся животик не стесняет движений, когда Тася скользит по льду, подгоняя детей, но моё сердце подскакивает к глотке, стоит ей исполнить какую-либо сложную фигуру. Щебечет по-английски, активно жестикулирует и направляет детей. В сорок лет язык даётся непросто, поэтому я ещё нахожусь на стадии обучения, но ради неё готов на многое. О возвращении не может быть и речи. Ничто и никто не держит меня в городе, который у всех нас ассоциируется со страданиями и негативом. Семью мне подарила Тася, поманив за собой и позволив поверить в мечту, которую сама когда-то и создала для нас обоих. События прошлого остались в памяти троих, давших обещание начать новую жизнь. Не знаю, как Костя объяснил жене появившиеся на теле новые шрамы, но к данной теме мы никогда не возвращались. Позже Тася призналась, что мать всё же сделала несколько попыток выведать подробности, но приказ отца не был нарушен. Да и судьба Роберта до сих остаётся неизвестной: Островский не подтвердил и не опровергнул его смерть, но частый приезд четы Ароновых даёт понять, что с другом Костя данный вопрос уладил. – Привет, – опускается на мои колени и обнимает, уткнувшись в шею, пока я избавляю её от коньков. – Я закончила. – Совсем? – она знает, о чём я спрашиваю, потому что этот вопрос звучит последний месяц. – Через три дня у моих малышей первые серьёзные соревнования. Я волнуюсь больше, чем они. Потом передам группу Францу и полностью сосредоточусь на ребёнке. – Три дня, – повторяю, чтобы цифра отложилась в белокурой головке, – ты пообещала. – Ты сейчас обвиняешь меня в забывчивости? – Я сейчас напоминаю, что кто-то, – указываю на Тасю, надавив на кончик носа, – ещё две недели назад заверил меня, что до конца месяца уйдёт. – Мне просто нравится работать, – нудит, убеждая меня. – И группа нравится, и Центр, и коллектив. Я нашла себя, Гриш, понимаешь? – трётся о мою щёку носом, зная, что перед её лаской я не устою, согласившись на всё. – Понимаю. Но он сейчас важнее, – глажу животик, скрытый свитером. – Он? Ты уверен, что будет мальчик? – Я уверен, что там здоровый малыш. – Отмахиваюсь, не желая озвучивать страхи, созданные во мне Островским. Идём к машине, Тася рассказывает о тренировках и предстоящих соревнованиях с энтузиазмом и восторгом, а я радуюсь, что она на своём месте. – А давай заедем в клинику? – Зачем? – Узнаем пол малыша. Сегодня день рождения Аньки. Придут Ароновы. Мама и папа тоже хотят знать, кто будет. Давай? И как только Тася озвучивает предложение, тело пробивает тревожной волной. Возможно, эту грань необходимо переступить и смириться с положением вещей. Но сейчас? Сгораю под проникновенным серебристым взглядом, не в силах отказать той, перед которой сдался ещё два года назад, и соглашаюсь, выворачивая к клинике. Сидя в машине и ожидая Тасю, чувствую себя приговорённым. Чёртов Островский вселил в меня страх, вышибающий почву из-под ног и заставляющий желать лишь сына. Дочка – это прекрасно, но осознание, что хрупкая девочка имеет все шансы быть размазанной реалиями жестокого мира, уничтожает меня. Наматываю круги по парковке, выкуривая несколько сигарет, а затем вспоминаю, что уже месяц не курил, пообещав Тасе избавиться от вредной привычки. Нахожу жвачку, чтобы избавиться от противного запаха, который так не нравится красавице и занимаю водительское кресло. Проходит больше получаса, прежде чем из дверей выскакивает моя Тася и несётся к машине. До чёртиков счастливая. – У меня две новости! – выдаёт, открыв дверь, а у меня сердце ухает в желудок от волнения. – Плохая и хорошая? – Обычно ведь так говорят? Пульс ускоряется, потому что плохое воспринять не готов. – Нет. Обе хорошие. С какой начать? – С очень хорошей. – Первая мне была известна ранее, – прищуривается, интригуя меня и заставляя нервничать. – У нас двойня. – Ч-что? – осмысливаю сказанное, представляя, что у нас сразу двое детей. Твою мать. Два человека, похожих на меня. – Близнецы? – Нет, Гриш. Двойня может быт и разнополой, и детки не имеют идентичной похожести. – Ладно, – выдыхаю, приготовившись к дальнейшей информации. – А вторая? – Угадаешь пол? – сжимает в руках снимок, но затем показывает, а я хаотично бегаю взглядом по картинке в желании узнать, но изображение расплывается, превращаясь в неразличимое пятно. – Ну? Родной, постарайся. – Не пойму… Скажи сама. Тася загадочно улыбается, а затем, приблизившись, произносит мне в губы: – Две девочки.