Две недели спустя Гуров писал отчет по только что проведенному им расследованию покушения на убийство ведущего конструктора оборонного завода. Неделю назад на подлинного Кулибина нашего ОПК средь бела дня в подъезде дома напал неизвестный и нанес ему несколько ударов ножом. К счастью, пострадавшему удалось выжить. Расследование этого случая, который внешне выглядел попыткой ограбления, было поручено оперу из «молодых да ранних». Тот, не мудрствуя лукаво, методом подгонки задачи под готовый ответ «нашел» виновного в лице безродного бродяги, которому что сидеть на нарах, что бомжевать по подвалам, разницы никакой не представляло. Благо усомнился в достоверности этой версии прокурор, который созвонился с Орловым, и тот поручил Гурову распутать эту историю. Углубившись в расследование, Лев понял, что тут не все так просто. Ему удалось выйти на подпольную бандеровскую организацию, из числа членов карательных батальонов АТО, пробравшихся в Россию под видом гастарбайтеров. Себя «свидомые» громко именовали «Помста заклятим ворогам» (месть заклятым врагам) и планировали провести целую серию убийств тех, кто работал в российской оборонке, а также ряд диверсий на военных и гражданских объектах. Существенную помощь в расследовании Гурову оказал его старый приятель, полковник ФСБ Вольнов, который вел параллельное расследование по линии своего ведомства. Совместные усилия оказались весьма эффективными, и банду террористов очень скоро задержали. И вот теперь нужно было заниматься бумажной рутиной, сочиняя отчет о проделанной работе. Станислав Крячко, сумевший в считаные дни выявить и задержать до той поры неуловимую шайку потрошителей банкоматов, тоже сопел и вздыхал над своими бумагами. И хотя с момента их возвращения из Журавска прошло уже около половины месяца, поездку туда Стас помнил, словно это было только вчера. А было там – тако-о-о-е!.. Уйдя в свои мысли, он непроизвольно издал громкий вздох. – Что, все никак свою мокровскую зазнобу не забудешь? – послышался чуть насмешливый голос Гурова. Вернувшись к реальности, Крячко недовольно отмахнулся: – Лева, у тебя только одно на уме: будто у меня на уме только одно! – повторил он чью-то старую хохму. – Врать не буду, Ольгу иногда вспоминаю. Собственно говоря, она этого заслуживает. Такая женщина! Кстати, ты очень удивишься, но между нами ничего не было. Представь себе! Нет, так-то я рассчитывал на что-то лирическое. Но-о… Не сложилось. В самый интересный момент позвонил ее сын и сообщил, что бабушку, ее мать, с инсультом увезли в больницу. И – все. Облом! Хотя… Как только выбью у Петрухи отпуск, махну в Мокров. И с Олей повидаюсь, и у Петра Игнатьевича подлечусь… Ты ж тоже хотел у него подлечиться? – Само собой! – рассмеялся Лев и со вздохом добавил: – Я тоже многое вспоминаю из тех событий. Иной раз даже во сне вижу и тот «замок» сатанистский, и Паука уже раза два видел. Придет, тварь, и стоит, скалится. Говорю ему: «Сгинь, погань! Ты уже умер, и делать тебе тут нечего!» Хрипит, корчится и исчезает. – Ни хрена себе! – удивленно помотал головой Стас. – А ты мне об этом что-то ничего не рассказывал. Ты это… В церковь, что ли, сходи, покропи квартиру святой водой! А то привяжется к тебе этот упырь… – Да брось ты! – пренебрежительно отмахнулся Гуров. – Уже отвязался. Хватило того, что, когда второй раз Цуг привиделся, я послал его непечатным слогом. Стас, все это – внутри нас самих. Просто подсознание реагирует на ту психологическую травму, которую я получил тогда, в аэропорту. Кстати, этот тип сильнее Крапивинского был. И намного. Помнишь дело «молотобойцев»? – Ну как не помнить?! Как сейчас… Начатую тираду Крячко неожиданно перебил звонок телефона внутренней связи на столе Льва. Издав удивленное «Х-ха!», Стас прокомментировал: – Петрухе чего-то, блин, приспичило! Орлов, поинтересовавшись, на месте ли Станислав, попросил оперов зайти к нему. Выходя из кабинета, Крячко озадаченно пробормотал: – Та-а-а-к… Или «кренделей» навешает, или… Или представит к «ордену сутулого»! Войдя к генералу, приятели застали того во вполне умиротворенном настроении. Ответив на приветствие и указав им на кресла, Петр заговорил: – Итак, мужики! Должен довести до вашего сведения, что вашу работу министерство оценило чрезвычайно высоко. Вышел приказ премировать вас в размере трех месячных окладов. Вот… Это – на сладкое. Но есть и горькое. За нарушение ряда положений и законов в ходе проведения операции на территории Журавской области вам обоим объявлен строгий выговор. Последние слова Орлова заглушил дружный хохот оперов. Утирая невольно выступившие слезы, Станислав с трудом выдавил: – Охренеть! Теперь, если захочется в цирк, съезжу в наше министерство!.. Уже смешно! – Зря смеетесь! – укоризненно покачал головой генерал. – Если бы не учли предотвращение взрыва в ходе операции, если бы не спасение более чем сотни человек, находившихся в рабстве, могла бы быть и премия поменьше, и выговор пожестче. – Кстати, а что там сейчас, в этом Семибугорье? – разом посерьезнев, спросил Крячко. – Информации о нем очень мало. Вы же сами, наверное, смотрите новости, о Семибугорье почти ни слова. Там до сих пор работают опера, в том числе и опергруппа Шадрина. По словам Орлова, в настоящее время в поселке развернули свою деятельность СК и Генпрокуратура. Как сообщил ему в телефонном разговоре Шадрин, его опергруппа выявила и задержала приспешников Цуга – оба сейчас уже дают показания. Много интересного рассказал и перелицевавшийся сатанист Вусюпин. Оказывается, человеческие жертвоприношения все же имели место быть, но он свою причастность к ним полностью отрицает. Хирурга, который брал органы для трансплантации, еще в момент операции застрелил кто-то из своих же. Скорее всего он слишком много знал о заказчиках, и те подстраховались на случай разоблачения и задержания Паука. Тем не менее уже установлено, что органы вывозились за рубеж при посредстве некой очень мутной НКО, зарегистрированной на Багамских островах. Ее топ-менеджмент задержан, в связи с чем в наш МИД уже посыпались ноты и протесты из ЕС и ООН. Большинство освобожденных из рабства все еще проходят стационарное лечение, ими занимаются психологи. Работают с ними как со свидетелями и следователи. Жители поселка почти сразу же после того, как властвование Паука рухнуло, выехали оттуда в массовом порядке. Как оказалось, они там тоже были на положении, по сути, тех же рабов. Большинство числятся в свидетелях, но есть и такие, кто может стать обвиняемым по очень серьезным статьям УК. – Так что, мужики, за работу вам – спасибо! – с некоторой торжественностью в голосе завершил генерал. – Но на будущее знайте: работать надо строго в рамках закона! – Да-а, Петро! В нашей «конторе» никак не соскучишься, – покачав головой, отметил Гуров. – Ты лучше скажи, в Журавске все на тормозах спускают или только часть того, что мы обнаружили? – Кстати, кстати, кстати! – вскинув руку, подхватил Крячко. – Вчера в новостях показывали Журавск. Тамошний губернатор толкал речугу на каком-то совещании. Много «лил воды», много «вешал лапши» про всякие там «великие свершения», и – ни слова про мокровские события. Полез я в Интернет – ти-ши-на! В двух или трех местах маловразумительно «пукнули», что, дескать, да, что-то такое скверное в Мокрове было. Но теперь все хорошо, все налаживается… Там нового главу уже назначили? – Назначили! – энергично кивнул Петр. – Теперь там… Как его? Фамилия такая заковыристая… – Уж не Юноха ли? – смеясь, в порядке хохмы предположил Станислав. – Точно! Юноха! – подтвердил Орлов. – А что такое? Он у вас вызывает сомнения? – Какие, к черту, сомнения? – неожиданно вспылил всегда спокойный и невозмутимый Гуров. – Да он подельник и Хлямпикова, и Шаминского, и Топоркина… Твою дивизию! Да это просто б…дство высшей пробы! Ему сидеть надо минимум четвертак, а его – во главе района поставили!.. Я в шоке!.. – А ты знаешь, что его сынок совместно с младшими Хлямпиковым и Топоркиным для развлечения творили групповухи, в том числе и с малолетками, в том числе и совершая садистские убийства? – тоже вскипел Станислав. – Мы же тебе сообщили про парня, которого посадили по ложному обвинению. Насиловали и убивали – Хлямпиков и его кодла. А срок отбывает он! Ты хотя бы пальцем двинул, чтобы эту ситуацию хоть как-то исправить? – Я сделал запрос… Но ответа пока еще нет, – сконфуженно ответил Орлов. – Мужики, заниматься этим случаем буду. Обещаю! Что касается Мокрова… Да, я согласен. По совести говоря, там нужно сажать, сажать и сажать. И не только в Мокрове. Надо и губернатора гнать в три шеи, и всю областную верхушку. И если бы только их! Вы же прекрасно понимаете, что тот же Паук – не какой-то там злодей-самоучка, который действовал сам по себе. Если бы! У него во властных верхах знаете какие были «прихваты»! Разговариваю недавно с одним крупным либералом. Он мне в глаза смеется и открытым текстом объявляет, что они все равно своего добьются, что сделают все возможное, чтобы нашу страну разделить на части. Это мыслимо?! – Это что еще за козел? – сердито буркнул Станислав. – Его вы, я думаю, уже не раз видели по телику… – нахмурился Орлов. – Он из тех, кто в Думе проталкивает «ювеналку», всякие поблажки для гомосеков, кто добивается отмены закона, запрещающего торговлю детьми, которая процветала под видом иностранного усыновления… И был бы он там в единственном числе! Там таких сук хватает. Они и покрывали все паскудные делишки Цуга и его подельников. Говоря конкретно по Мокрову, могу сказать, что оба Хлямпиковых в СИЗО. Старшему светит лет десять, младшему – восемь, Топоркину-младшему – шесть. Но это еще под вопросом! Топоркин-старший из прокуратуры уволен, но проходит как свидетель. Юноха-младший тоже пока в свидетелях. – А Шаминский? – прищурился Гуров. – Шаминский отправился следом за Пауком. Ему светило пожизненное, поэтому он покончил с собой в камере следственного изолятора. Каким-то образом смог достать себе иглу от одноразового шприца, ввел ее в вену руки и прямо ртом вдул туда воздух. Когда охрана прибежала, он был уже готов. Эмболия сосудов, и коронарных, и головного мозга. В кабинете ненадолго повисла тишина. Побарабанив пальцами, Орлов неожиданно предложил: – Если хотите, могу кое-что рассказать о главном фигуранте, о Цуге-Пауке. Случайно нашел человека, который знал его чуть ли не с детства. И вот он рассказал, что родился тот в начале пятидесятых, причем при весьма загадочных обстоятельствах… Как явствовало из этого повествования, женщина, родившая Цуга, жила в глухом селе среди болот и была простой колхозницей. Жила одиноко – ее муж погиб на работе, детей у них не было. Как-то штормовой осенней ночью к ней в дом пробрался неизвестный, который совершил над ней насилие. Кто это был – установить так и не удалось. Вскоре женщина поняла, что беременна. Хотела избавиться от ребенка и пошла к местной знахарке. Но та, лишь увидев ее на пороге, отчего-то очень испугалась и выпроводила из своего дома. А тут – то авралы на ферме, то начались полевые работы, и когда эта женщина поехала к врачам, оказалось, что все сроки уже упущены, и ей пришлось рожать. Когда в роддоме она впервые увидела ребенка, то пришла в ужас и хотела от него отказаться. Но врачи уговорили его оставить. Пока Боря Цуг рос, его матери пришлось сменить несколько мест жительства. Свое родное село она покинула тем же летом по двум причинам. Во-первых, в те годы родить невесть от кого считалось большим позором. Во-вторых, к ней прилипло прозвище «топякова ухажерка». Увидев ребенка своей односельчанки, местные предположили, что родила она его от «топяка» – некоего мифического человекообразного существа, якобы живущего в болотных топях. Ее стали сторониться и чураться как прокаженной. Поэтому при первой же возможности она перебралась в другой район. Но и там жизнь не заладилась. Соседские дети не хотели дружить со странным мальчиком – большеголовым, большеротым, с тонкими, как солома, руками и ногами и пугающе странным взглядом. Третий переезд был, когда Боря уже учился в пятом классе. Рос он угрюмым и нелюдимым, не имел ни друзей, ни просто товарищей. Но вот учился он очень даже хорошо. Знания схватывал, что называется, на лету. Поэтому после школы смог без проблем поступить в экономический вуз, причем столичный. А потом началась его карьера, которая выглядела стремительной. Многие из тех, кто его знал, не раз отмечали, что, если бы не отталкивающая внешность Цуга, не его злобный, желчный характер, он достиг бы куда большего. Но он и сам в запредельные выси не рвался. – А что же его мать? Он ей хоть как-то помогал? – спросил Станислав. Как оказалось – нет. Он о ней забыл, лишь переступив порог. Никогда не отвечал на ее письма. Да скорее всего никогда их и не читал. Еще будучи студентом, он никогда не просил прислать ему денег. Но и ей, когда стал большим начальником, не посылал ни копейки. В тот день, когда Борис поехал поступать в институт, она навсегда перестала для него существовать. На людях он себя позиционировал человеком скромным и аскетичным. Достигнув поста зама министра, удовольствовался и этим, не претендуя на большее, и изображал из себя незаменимого трудоголика, готового трудиться круглосуточно… Но, видимо, уже в те времена он жил двойной жизнью. Уже тогда он располагал огромными деньгами, заработанными на всяких махинациях. А когда в середине восьмидесятых Цуг поехал в США для «обмена опытом», то домой вернулся во многом иным. Именно в США в нем открылись способности подавлять чужую волю на расстоянии. Видимо, с ним там хорошо поработали спецы соответствующего профиля из сатанистских сект. Все они, кстати, связаны с американскими спецслужбами. – Но семьи у него не было… Этот его знакомый не сказал, почему? – поинтересовался Стас. – Мне на днях сообщили кое-какие данные патолого-анатомического исследования тела гражданина Цуга, пятьдесят третьего года рождения. Так вот… Строение его внутренних органов заметно отличается от «устройства» обычного человека. Деталей я не знаю, но у него тяжелейший двусторонний крипторхизм. А с таким диагнозом семью никак не заведешь. Хотя, говорят, с женщинами он общался. Вроде бы даже какая-то от него собиралась родить. Что еще? Проверили состав крови. В ней повышенное содержание меди. В эритроцитах одновременно содержатся и гемоглобин, и гемоцианин – дыхательный белок, содержащий медь. – Вот это да! Представляю, какой теперь поднимется шум в научных кругах! – удивленно воскликнул Гуров. – Не поднимется, Лева, не поднимется, – снисходительно улыбнулся Орлов. – Мне эти данные сообщили по секрету. Так что, имейте в виду, вам тоже на этот счет распространяться не стоит. Сам труп и все материалы исследования прямо из журавского морга забрали какие-то товарищи в черных костюмах и черных очках. Куда увезли – хрен его знает. Все засекречено. – Ну, японский городовой! Вот и не верь в «теорию заговора»! – хохотнул Крячко. – А причину-то смерти Паука определили? – Кровоизлияние в мозг… – пожал плечами генерал. – Он и смолоду особо крепким здоровьем не отличался, а к старости и вовсе имел кучу болезней, в том числе и сосудистых. Поэтому даже не самого сильного удара затылком об пол было достаточно, чтобы произошел разрыв мозговых артерий. Краем уха слышал, что ФСБ уже в десяти краях и областях раскрыла филиалы паутины Цуга. – И все это – благодаря нам! На-а-м! – вскинул указательный палец Крячко. – А нам – строгий выговор! Это правильно? – В какой-то мере! – дипломатично парировал Орлов. – Формально, хоть и с лучшими намерениями, но закон вы нарушили. А это – наказуемо! – Надо помнить, в какой стране мы живем! – Лев одарил пристальным взглядом своего друга-начальника. – У нас – позволю себе повториться! – для того чтобы защитить закон, иной раз приходится в той или иной мере его нарушать. И никуда от этого не деться! Закончив разговор, опера вышли из генеральского кабинета, оставив его хозяина в философско-задумчивом настроении. Когда они вернулись к себе, к ним кто-то постучал, и в кабинет заглянул помощник дежурного по Главку. – Лев Иванович, вам тут какой-то человек принес письмо… – протянул он продолговатый прямоугольник. Взглянув на лицевую сторону конверта, Гуров прочел написанное немного странным, замысловатым почерком, словно адресат выводил не буквы русского алфавита, а египетские иероглифы: «Старшему оперуполномоченному, полковнику Гурову Льву Ивановичу». Достав из конверта втрое сложенный лист принтерной бумаги, Лев увидел написанные все тем же странным почерком несколько строк: «Гуров! Ты виновен в смерти моего отца. Ты виновен в том, что уничтожен его бизнес. Такое не забывается и не прощается. Эдгар Цуг. Город Рига»… Условно-досрочное убийство Глава 1 Тусклый лунный свет скользнул по кирпичной стене. В его могильном мерцании зеленая слизь, покрывающая проемы между кирпичами, казалась зловещей. Несмотря на то что стены высотой не превышали двух метров, единственный источник света в виде пятисантиметровой смотровой щели под потолком не мог даже отчасти справиться со своей задачей, так что большая часть помещения совсем не освещалась. Впрочем, назвать помещением это убогое местечко, в буквальном смысле слова врытое в землю, было довольно смело. Подвалом его и то с натяжкой назовешь. Помимо низкого потолка, сырых неоштукатуренных стен и земляного пола помещение отличалось мизерными размерами: три метра в ширину и пять метров в длину. И никакой мебели. Совершенно никакой. Тяжелый вздох заполнил неказистое помещение. В противоположном углу кто-то зашевелился, и вздох повторился. Сбоку послышалось недовольное ворчанье, которое тут же стихло. У обитателей каморки на долгое выражение возмущения попросту не хватило бы сил. Звуки шагов бредущего человека были едва различимы. О его продвижении говорили лишь слабые вскрики тех, на кого он наступал, не имея возможности видеть хоть что-то под ногами. Благо путь был недолгим. Всего-то и требовалось, что преодолеть несколько метров через немытые тела, вповалку лежащие на земляном полу. Ориентиром служил все тот же стон. – Шурик, это ты стонешь? – Он, он, задрал уже, – нарушил тишину грубоватый голос с акцентом.