– Сказал, приятель на ланч позвал. Перекушу, говорит, и вернусь. – Не знаете, где он обычно обедает? – А у нас в городе всего три приличных места. Я имею в виду, таких, куда приятеля не стыдно пригласить, – ответил Ерохин. – Ресторан «У Водопада» в центре Крымска, шашлычная возле районной больницы и новомодный общепит, действующий по принципу «Макдоналдса». Еда на вынос и все такое, ну вы понимаете. – Где ваш «Макдоналдс» располагается? – уточнил Гуров. – У кинотеатра. В десяти минутах езды от управления. Только он иначе называется. Ищите вывеску «Димкины плюшки». – Веселое название, – оценил Лев. – Спасибо за помощь. Если Бобков объявится раньше, дайте знать. – Хорошо, заставлю его вам позвонить, – начал Ерохин, но Гуров вынужден был его перебить: – А вот Бобкову о нашей беседе знать ни к чему. Лучше вообще никому о нем не говорите. Не звонил я, и все. – Понял, – вздохнул Ерохин. – Эх, ведь знал, когда брал на работу этого уголовника, что рано или поздно подведет он меня под монастырь. Надо было еще тогда ему отказать, сейчас не пришлось бы играть в шпионов. Больше он ничего не сказал. Гуров немного подумал и решил, что в шашлычную в такую рань Бобков вряд ли отправится. Слишком уж это приметно, а Гуров был уверен, что так называемый приятель – не кто иной, как третий соучастник пока еще неизвестной Гурову аферы. В ресторане в этот час вообще не обслуживают, а вот кафе быстрого питания – самое то. Сверившись с навигатором, он проложил маршрут до кинотеатра и кафе с веселым названием «Димкины плюшки». До кафе и правда оказалось недалеко. Чтобы не особо светиться, подъезжать прямо к двери Гуров не стал. Припарковался на противоположной стороне возле магазинчика, предлагающего товары первой необходимости. Прогулочным шагом пересек проезжую часть, практически пустую в это время, и остановился на углу. Широкая витрина предоставляла возможность осмотреть зал, не входя внутрь, что Гуров и сделал. Как и предполагал Ерохин, Вовчик Боб для встречи с приятелем выбрал именно «Димкины плюшки». Сейчас он восседал на высоком барном табурете спиной к полковнику. Вполоборота к нему сидел еще один мужчина. Он был гораздо старше Вовчика, лет под пятьдесят, слегка лысоватый и с сухим крючковатым носом, но в целом приятной наружности. Типичный провинциальный бизнесмен. Выглядел он раздраженным. Вовчик, яростно жестикулируя, пытался донести до собеседника какую-то, на его взгляд, жутко важную идею. Бизнесмен горячности Вовчика не разделял. Запал Вовчика иссяк, он устало опустил руки на барную стойку, да и сам весь как-то сник. Его собеседник, напротив, проявил некое подобие оживления. Он похлопал Вовчика по плечу, наклонился к самому уху приятеля и что-то тихо прошептал. Реакция Вовчика на действия бизнесмена была неожиданной. Вскочив с места, он ткнул пальцем в грудь бизнесмена, сказал одно-единственное слово и поспешил к выходу. Гуров едва успел скрыться за углом. Дверь кафе с шумом распахнулась, и оттуда выскочил разъяренный Вовчик. Некоторое время он постоял на крыльце, видимо, соображая, в какую сторону ему следовать, а потом помчался к перекрестку. Лев ожидал, что его собеседник бросится за ним, но у того, похоже, были совсем другие планы. Поразмыслив, Гуров остался на месте. Отыскать Бобкова он сумеет без труда, а вот упустить шанс выяснить, кем является лысоватый господин, умудрившийся за десять минут разговора так вывести из себя жизнерадостного Вовчика, позволить себе не мог. Он снова вернулся на наблюдательный пост. Вовчика и след простыл, а лысоватый господин продолжал сидеть, низко склонившись над чашкой. Прошло десять минут, бизнесмен не делал попыток оставить заведение, напротив, бармен забрал чашку, стоявшую перед бизнесменом, и заменил ее свежей. Минуту спустя бармен добавил к чашке десертную тарелку с пышными пончиками горкой. Бизнесмен приступил к еде. Прошло еще минут десять. Гуров начал уже подумывать, не ждет ли тот возвращения Вовчика, но это предположение оказалось неверным. Покончив с пончиками, бизнесмен небрежным движением бросил на стойку деньги и направился к выходу. На крыльце он задержался ровно настолько, чтобы успеть окинуть внимательным взглядом улицу. Не заметив ничего подозрительного, дошел до парковки, сел в чернильного цвета «Тойоту» и неспешно выехал на дорогу. Гурову хватило времени дойти до своей машины и последовать за «Тойотой». Глава 6 Лязг засова оповестил о том, что ежевечерний обход окончен. С этой минуты пятеро мужчин, заключенных в сыром подвале, были предоставлены сами себе. Теперь можно было расслабиться, до утра никто не потребует вытягиваться в струнку, равняясь на левое плечо товарища. Никто не станет махать перед носом дубинкой-парализатором, угрожая пустить ее в ход. Кандалы с лодыжек сняты, в миске хоть и скудная, но все же еда. На полу возле ног настоящее богатство: двухлитровая бутыль с водой. Индивидуальная у каждого! – Пока хоть какой-то свет пробивается, нужно успеть вколоть лекарство. – После того как Бультерьер убрался восвояси, первым, как всегда, заговорил Леха. Он отставил в сторону миску с едой, извлек из пластикового пакета, только что выданного Бультерьером, непочатую коробку с ампулами и ленту одноразовых шприцов. – Дай пожрать, Леха, – заворчали со всех сторон. – Подождут твои уколы. – Ешьте, я вам не мешаю, – отмахнулся он. – И нечего ворчать, чуть полегчало, сразу брюхо набить важнее всего? – Долго еще колоть? Это подал голос Влад. Самочувствие его заметно улучшилось, и он хотел побыстрее избавиться от опеки Лехи. Неуютно ему было от нее, сам не умел даром добрые дела делать и в других этого не признавал, а быть должником, да еще и при таких обстоятельствах, ему совершенно не хотелось. – Надо бы три дня. Если лекарства хватит, – сообщил Леха. – Полный курс для нас многовато, веса не добираем. Думаю, половина курса будет в самый раз. – Слушай, мы ведь теперь уже не помрем, так? Вопрос был адресован, конечно, Лехе. После того как он сумел убедить Бультерьера в необходимости лечения и настоял на том, чтобы их снабдили антибиотиками, после того как он проявил чудеса стойкости и вытащил с того света всех оставшихся в подвале, авторитет Лехи взлетел до небес. Оттого и спрашивал седовласый Аркаша, что слову его теперь, как непреложной истине, доверял. Скажет Леха, что все образуется, значит, так и будет. – Не умрете, Аркаша, – заверил Леха, вгоняя тому иголку в мышцу и нажимая на поршень. – Во всяком случае, не от отравления. – Еда вроде получше стала, – неуверенно произнес Тончик, подхватывая пальцами неопределенное варево и отправляя его пригоршней в рот. В том, что еду последние несколько дней выдавали в настоящих мисках, тоже была заслуга Лехи. Вытребовать еще и ложки, правда, не удалось, но и мискам несчастные были рады. До того как случилась беда сразу с несколькими заключенными, пищу раздавали в лучшем случае в пластиковых пакетах. А порой Бультерьер и этим не озабочивался. Притащит кастрюлю, вывалит на верхнюю ступеньку и отвалит. Хотите – жрите, не хотите – с голоду помирайте. Делал он это отнюдь не из экономии. Сколько на тех пакетах сэкономишь? А многоразовая посуда из какого-нибудь металла, так та вообще вечная. Водой ополоснул, и дальше пользуйся. В том, чтобы вывалить варево на ступеньку, Бультерьер видел особое наслаждение. Любил он это дело: унизить того, кто и так в твоей власти, да посильнее. Дать понять, кто здесь царь, а кто – блоха на шерсти бездомной кошки. С этой же целью минимум раз в неделю Бультерьер устраивал так называемые профилактические тренировки. Выстраивал в ряд обитателей подвала и давал команду: то приседания, то отжимания. Да не просто так, а с вывертами. Если отжиматься, так либо на одной руке, либо на пальцах. Если приседать, то в определенном темпе. Выдохся, не справился – получи удар по хребтине, а то и заряд электрошокера. Не многие справлялись, и Бультерьер отводил душу, лупцуя беззащитных людей. Но не это было самым невыносимым в безрадостном существовании заключенных. Не теснота в годами не проветриваемом подвале, не отсутствие теплой одежды и хоть чего-то напоминающего постель. И даже не каторжный труд по шестнадцать часов без перерыва на еду и естественные нужды. Больше всего угнетало отсутствие возможности помыться и хоть одним глазком взглянуть на бескрайнее голубое небо. На улицу заключенных не выводили никогда. Даже в цех, где им приходилось батрачить на хозяина, ни разу ими не виденного, но часто поминаемого Бультерьером, водили особым коридором. От подвальной двери три шага вправо, немного задержаться, ожидая, пока Бультерьер откроет дверь, дальше пять шагов по прямой, снова три шага, но уже влево, а там заключенные расходятся по отдельным кабинкам-комнаткам, метр на метр каждая. Здесь задача Бультерьера проста. Втолкнул заключенного в бокс, заставил сунуть ноги в кандалы, проверил замки, и к следующему боксу. В течение дня Бультерьер занят тем, что следит за нормой выработки да новую партию подносит, а что выполнено, куда-то наверх выносит. Сама по себе работа несложная и даже в какой-то степени интересная, если бы не скорости, с которыми приходилось ее выполнять. На автоматизированном конвейере и то, пожалуй, помедленнее выходило. Но автоматике не бывает ни больно, ни холодно, ни голодно. Вот она может, когда ей вздумается, сбой дать, а тут о том, чтобы снизить производительность, и думать не моги. Скудная пайка, выдаваемая на сутки, вмиг урезана будет. Или воды лишишься, а это похуже холода. Была у Бультерьера еще одна странная особенность: чуткий сон. Вернее, обыкновенная бессонница, какой страдают люди, не обремененные ни физическим, ни умственным трудом, попросту говоря, бездельники. И вот эта особенность обходилась заключенным дороже всего. Ночами периметр охраняла свора специально натасканных собак. Псы реагировали на малейший шум, на любое движение, с особым рвением охраняя территорию вокруг подвала. Стоило кому-то из заключенных повысить голос или совершить какое-то шумное движение, как псы поднимали бешеный лай. От этого лая просыпался и сам Бультерьер. Приходя в неистовство, он мчался в подвал, распахивал двери и принимался лупить резиновой дубинкой направо и налево, не задумываясь о последствиях. Временами для расправы над побеспокоившими его драгоценный сон заключенными Бультерьер применял парализатор, но это было слишком скучно. В особо неудачные дни, когда настроение у него и без того было на нуле, а такое случалось нередко, врываясь в подвал, он выбирал себе жертву и тащил на верхнюю ступеньку каменной лестницы. Там несчастного уже поджидал вожак стаи, матерый ротвейлер по кличке Палач. И начиналось кровавое представление. Обученный пес в точности выполнял команды надзирателя. Хватал жертву за ноги, впиваясь в мышцы, прорывая их до кости, но не выхватывая куски. Суть представления заключалась в том ужасе, который испытывал несчастный, выбранный Бультерьером. Он должен был либо защищаться, либо терпеливо ждать, когда Палач получит команду выпустить жертву. И помочь ему не было никакой возможности. На страже стоял Бультерьер с неизменным парализатором. Стоило кому-то приблизиться к лестнице на расстояние вытянутой руки, как он тут же получал удар током и мешком валился на земляной пол. За долгие годы заточения Леха усвоил одну простую истину: бороться с безумцем в открытую – только добавлять страданий товарищам. Но он также понимал, что единственным спасением из этого ада является побег. По доброй воле их отсюда живыми не выпустят. Из месяца в месяц Леха упорно искал возможность сбежать. Мысли о побеге не покидали его уставший мозг ни на секунду. Он думал об этом, когда совершал переход от подвала к индивидуальному рабочему боксу, когда трудился в одиночной каморке, старательно припаивая детали, когда лежал на земляном полу без сна. И не находил ответа. Сырой подвал оказался неприступной крепостью. И неважно, что надзиратель был всего один. Собаки и отчаявшиеся сокамерники делали его задачу невыполнимой. Сколько раз Леха заговаривал то с одним, то с другим из сокамерников, предлагая напасть на Бультерьера и хотя бы попытаться вырваться на свободу! Ответ был всегда один: рисковать своей шкурой не стану. Пусть жалкая, безрадостная, но все же жизнь. Тягаться с Бультерьером – значит обрекать себя на неминуемую смерть. Но после массового отравления ситуация изменилась. Не только в Лехином мозгу два и два сложились в очевидные четыре, каждый, кто выжил, осознал: конец для них один, и это отнюдь не хеппи-энд. Это в американских боевиках в решающий момент появляются герои извне и спасают несчастных. В жизни такого не случается. В настоящей жизни несчастные подыхают на сыром полу и в итоге оказываются в безвестной могиле. За три последних дня Лехе удалось перетянуть на свою сторону Аркашу и Тончика. Для решительных действий было еще рановато, но начало положено, его идея уже не казалась им безумной. Слушали, кивали, ждали. А выждать стоило, тем более что план побега только-только начал вырисовываться в Лехином мозгу. Бультерьер в последнее время казался более покладистым, видимо, от хозяина ему неслабо досталось. А еще появилась в нем какая-то рассеянность. Этим Леха тут же воспользовался. Два дня назад он сумел увести из рабочего бокса два предмета, весьма важных для реализации его плана. Первым предметом была пятнадцатисантиметровая отвертка. Такие отвертки выдавались для работы. В конце рабочего дня Бультерьер проверял наличие полного комплекта инструментов, выданного заключенному. В тот день в наборе Лехи таких отверток оказалось две. Скорее всего это произошло оттого, что количество рабочих рук резко сократилось. Инструмент погибшего друга попал в набор Лехи, и он посчитал это хорошим знаком. Когда годами находишься в заключении, поневоле становишься суеверным. Второй предмет Леха прихватил, еще до конца не осознавая, как станет его применять. Просто упустить возможность ему показалось непозволительной роскошью. Моток прозрачного скотча висел у самого выхода из подвала. В другое время Леха ни за что не решился бы на такую дерзость, а тут не устоял. «Возьми, а там видно будет», – примерно так он тогда размышлял. Как ни странно, эта выходка осталась незамеченной. С помощью Аркаши и Тончика он за ночь отковырял в верхнем углу подвала два кирпича. Теперь они с легкостью вынимались из стены, образуя некое подобие тайника. Была у тайника и другая функция: у заключенных появилась возможность осмотреть внутренний двор. Стекло, расположенное под потолком, было матовым и не давало обзора, зато узкая щель, образовавшаяся в месте стыка кирпича и оконной рамы, позволила получить представление о внутреннем расположении двора. Высокий двухметровый забор, окружающий место заточения, воодушевления не прибавил, но Леха не позволил себе отчаяться. Кто предупрежден, тот вооружен, философски размышлял он. Впрочем, он и не надеялся, что за стенами подвала окажется что-то иное. Стоило устраивать подземный бункер, не озаботившись о внешней ограде? Леха не беспокоился о том, что Бультерьер обнаружит вывороченные из стены кирпичи. За все годы, что он провел в ненавистном подвале, не было случая, чтобы Бультерьер спускался ниже третьей ступеньки лестницы. Он был очень осторожен, несмотря на то что мнил себя неприкосновенным. А с того места, что он занимал, спускаясь в подвал, рассмотреть как следует помещение не позволял вечно царящий полумрак. Самой большой проблемой Леха видел не сам побег, а то, что он и его товарищи станут делать, оказавшись на свободе. Отправиться в полицию? Не вариант. Бультерьер не единожды заявлял, что местные власти кормятся с руки хозяина и в случае чего прикроют его задницу быстрее, чем солдат, поднятый по тревоге. Конечно, слова его могли оказаться всего лишь бравадой, но что, если нет? Вырваться из лап мучителей лишь для того, чтобы быть вновь туда отправленным продажным полицейским? На такой риск Леха пойти не мог. Значит, нужен был другой вариант. Только вот какой? Документов у них нет, денег тоже. Да что денег, у них и одежды-то толком нет. Дикого вида оборванцы, вот кто они. Такого на улице встретишь – как от чумного побежишь. А их история вообще никакой критики не выдержит. Ни один здравомыслящий человек не поверит в то, что их забрали в рабство и многие годы насильно удерживали в каком-то подвале, заставляя работать по шестнадцать часов. В лучшем случае их отнесут к разряду бомжей-наркоманов, достигших низшей ступени деградации. Леха мыслил так: их шанс в том, чтобы разжиться одеждой в какой-нибудь деревушке и выбраться на территорию соседнего района. Вот там уже можно будет подумать и о полиции. А для этого Бультерьера придется вывести из строя надолго. Втроем им это наверняка удастся сделать. Самым ненадежным звеном во всем плане был Влад. Его Леха в свои планы посвящать не спешил, полагая, что тот может сдать их Бультерьеру, надеясь получить за это какие-то поблажки. Его опасения не были беспочвенными. За молчание о вывороченных кирпичах Влад потребовал от Лехи половину суточного рациона питания и воды. Да и на это согласился, лишь поверив, что делает это Леха исключительно ради того, чтобы иметь возможность припрятать кое-что из медикаментов на случай, если в этом снова возникнет нужда. Лекарства и пару шприцев Леха и правда припрятал, скорее для страховки, чем из-за реальной необходимости. Пять сэкономленных ампул вряд ли сыграют решительную роль, случись новая беда. Леха даже подумывал о том, что перед тем, как нападать на Бультерьера, придется нейтрализовать и Влада. Думать об этом было неприятно, но необходимо. Вырубить парня одним ударом. Без последствий и для его же блага. Делать этого ему не хотелось. Влад, пусть он и был не особо хорошим человеком, но страдал от унижений Бультерьера не меньше других. И его физическая форма оставляла желать лучшего. Бить Влада было равносильно избиению младенца. В свои годы Леха мог гордиться тем, что ни разу в жизни не ударил беззащитного. Тот случай, из-за которого он оказался во всем этом дерьме, не в счет. Да, его соперник был намного слабее физически, но беззащитным его назвать было никак нельзя. То, что случилось, было закономерно. Не рой другому яму, так, кажется, говорят? А вырыл, будь готов свалиться в нее первым. И виноватым Леха себя не чувствовал. У профессиональных спортсменов такое случается. Не рассчитал силу удара, разозлился через край. Да и как было не разозлиться? Даже сейчас, спустя столько лет, при воспоминании о том вечере черная пелена гнева накатывала с ужасающей силой. Леха встряхнулся, отгоняя неприятные воспоминания, и сосредоточился на проработке плана. Он не собирался выжидать до бесконечности. Еще день-два, и нужно начинать действовать, а иначе у завербованных товарищей снова пыл угаснет. Пара дней Лехе нужна была для того, чтобы дать возможность товарищам поправить здоровье. Главное, чтобы ничто не помешало извне. И снова Гуров сидел в отведенном ему кабинете в районном управлении полиции города Крымска, занятый размышлениями. Слежка за владельцем «Тойоты» привела его к загородному дому, отстоящему в паре километров от поселка, в котором представлял интересы полиции майор Уланов. Все, что смог рассмотреть полковник, – это высокий глухой забор да черепичную крышу. Подъезжать вплотную к дому Гуров не стал, слишком большой риск. Он и так рисковал, следуя за «Тойотой» на машине, принадлежащей полиции. В такой малонаселенной местности движение на дорогах незначительное, и три-четыре машины на всей трассе не могли скрыть его автомобиль. Но в поведении водителя «Тойоты» Лев не увидел никакого беспокойства. Не обращая внимания на движущиеся следом машины, водитель «Тойоты» вел ее прямо к дому. Когда «Тойота» свернула к воротам, Гуров неспешно проехал мимо и вернулся в Крымск по объездной. В Крымске он первым делом выяснил, кому принадлежат «Тойота» и дом за высоким забором. Владельцем и того и другого оказался некто Щуров Эдуард Викторович. В здешних местах он обосновался относительно недавно, получив дом в наследство от двоюродного дяди. Самому Щурову было под пятьдесят, однако бизнес он себе выбрал довольно современный. По данным налоговой инспекции, на Щурова зарегистрирован документ индивидуального предпринимателя, осуществляющего розничную торговлю в сети Интернет. Кроме него, в его конторе не было ни одного сотрудника. Он сам себе был и продавец, и товаровед, и бухгалтер, и директор. Семьи у Щурова тоже не было. Никогда. Но не этим заинтересовал Щуров полковника Гурова, а его послужным списком до прибытия в Крымский район. Шесть лет назад Щуров работал охранником в мужской колонии поселка Двубратский. И это было самой многообещающей находкой. Вот уже третий человек, заинтересовавший Гурова в связи с расследуемым делом, так или иначе был связан с колонией. Он пока понятия не имел, в чем заключается афера, проворачиваемая в тихой сельской местности, но в том, что все три лица, Уланов, Бобков и Щуров, увязли в этом по уши, уже не сомневался. На отдельном листе Лев выписал даты назначения и увольнения Щурова и Уланова, а также даты поступления и освобождения Бобкова. Получалось, что все трое находились в колонии в одно и то же время. Уланов, правда, шел проходящим. Поступил на службу, когда Щуров и Бобков уже были в колонии, а уволился незадолго до освобождения Бобкова и увольнения Щурова. Двое последних же вышли из учреждения почти одновременно. Колония – это то, что связывало их раньше. А что связывает сейчас? Гуров понимал, что, какова бы ни была афера, главным ее организатором должен быть Щуров. Не Уланов, нет. Для серьезных дел он мелковат. По крайней мере, на взгляд Гурова. Скорее всего он просто оказался в нужном месте в нужное время, только и всего. А вот Бобков и Щуров поселились в одном районе не случайно, и сегодняшняя встреча лишний раз подтверждала это, следовательно, нужно поспешить. Стрелки часов показывали четверть третьего. Добраться до поселка большого труда не составит, только что он предъявит Щурову? Предъявить было нечего, значит, единственный выход – это неофициальный визит, а раз неофициальный, то информировать о своих планах Дмитренко вовсе не обязательно. Машина была в распоряжении Гурова, ключи в кармане. Сдвинув папки на край стола, он поднялся и вышел из кабинета. Леха сидел на складном стуле перед грудой разрозненных деталей и старательно припаивал платы. Это была его обязанность. Припой должен быть точным. Его натренированные мышцы подходили для этого лучше некуда. У каждого в блоке была своя специфика. Четким, выверенным движением Леха пропаивал дорожки на плате, крепил к ним необходимые детали, снова паял. Готовую плату отправлял в узкий контейнер и тут же принимался за следующую. Свою часть работы он выполнял на автомате. За столько лет необходимость сосредотачивать все внимание на действии рук отпала. Руки сами знали, что делать. Подрегулировать мощность лазерного паяльника, подкрутив ручку на аппарате. Воспользоваться пинцетом для выравнивания дорожки. Отбросить в сторону бракованную деталь. Все это без участия мозга. Мысли Лехи были далеко. Следующей ночью все должно свершиться. Аркаша и Тончик получат вооружение в виде массивных кирпичей. Влад будет нейтрализован с помощью мощного хука и кляпа. Пятый заключенный, хилый и трусоватый Егор, будет посвящен в план побега этой ночью. Он не станет доносить Бультерьеру, но и помощник из него никакой, потому Леха и не включил его в свой план. Оставить же Егора на растерзание Бультерьеру он не мог, а это значило, что и его, и бесчувственного Влада придется тащить с собой. Если бы было возможно, Леха не стал бы говорить Егору о побеге до самой последней минуты. Вот свершится все, и поставить перед выбором: либо с нами, либо навеки в плену. Однако и этого делать нельзя. От неожиданности Егор мог наделать глупостей. К тому же пусть маленькая, но роль ему тоже отведена. Он должен наблюдать за Владом, страхуя основных участников нападения на Бультерьера от неожиданностей с его стороны. А дальше – как повезет. Марш-бросок через двор представлял собой нешуточную проблему. Сколько у Бультерьера натасканных псов? Шесть? Восемь? Леха так и не сумел сосчитать. С ними он собирался расправиться с помощью парализатора. Что они станут делать в том случае, если Бультерьер вопреки обыкновению явится в подвал без него, Леха старался не думать. В крайнем случае станут душить их голыми руками. Ну и пара кирпичей, конечно, лишней не будет. Плохо то, что все они так ослабели от недоедания и недосыпа. Но тут уж ничего не поделаешь. Не на курорте. Мечты о близкой свободе будоражили. На лице Лехи блуждала блаженная улыбка, когда дверь индивидуального блока открылась, и на пороге появился Бультерьер. Он был хмур и озабочен, но Лехе показалось, что за хмурым взглядом скрывается еще что-то. Простое беспокойство или животный страх? В таком состоянии он видел Бультерьера впервые. Леха опустил взгляд с лица охранника на его руки. В них, кроме парализатора, ничего не было. Это показалось Лехе еще более странным. Просто так во время работы Бультерьер к ним никогда не заходил. Дополнительный контейнер с деталями принести – это да, а чтобы просто так… – Вырубай аппарат! – грубо скомандовал Бультерьер. – Я и половину нормы не сделал, – начал было Леха, но охранник оборвал на полуслове: – Пасть закрой! Делай что велят! Леха подчинился. Поспешно отключил аппарат, не забыв выдернуть штепсель из розетки. Начал складывать незаконченную работу в контейнеры, на этом Бультерьер настаивал особо. Но не в этот раз. Гулкий удар резиновой дубинки по входной двери заставил Леху вздрогнуть и повернуться. – Бросай все, скотина! – зарычал Бультерьер. – Или неясно сказано: все бросай, и на выход! Леха бросил красноречивый взгляд на кандалы, которыми был прикован к металлическому столу. Бультерьер грязно выругался, кинул ему ключи. Тот поймал связку, поспешно отомкнул замок и так же, броском, вернул ключи охраннику. Бультерьер ловко поймал их за кольцо и сунул в карман. – Давай выходи! – снова скомандовал он. Леха вышел в коридор. Там уже стояли его товарищи. Пристроившись в конец строя, он сомкнул на лодыжках очередные кандалы, связывающие арестантов одной цепью. Хлопнула дверь. Зычный рык Бультерьера заставил колонну двигаться. Первый поворот, второй поворот, вот и ненавистный подвал. Бультерьер никогда не поворачивался к заключенным спиной. В преисподней все на самообслуживании. Сам себя заковал, сам дверь в темницу отомкнул, сам же туда себя затолкал – излюбленная шутка Бультерьера. И на этот раз он не прошел в голову колонны, а, размахнувшись, просто бросил связку ключей вперед. Они ударились о металлическую дверь и упали к ногам идущего первым Тончика. Тот заученным движением поднял их. Сначала открыл замок подвальной двери, затем перешел к кандалам. Освободив ноги, шагнул за порог, передав ключи следующему за ним Аркаше. Процедура повторилась ровно пять раз. Задерживать непредсказуемого охранника никто не желал, зная, чем это может обернуться. Последним в подвал вошел Леха. Ему надлежало закрыть за собой дверь. Что-то заставило его помедлить. Развернувшись так, чтобы видеть лицо охранника, он медленно потянул дверную ручку. – Чего застыл? По порции тумаков соскучился? – прикрикнул на него Бультерьер и с силой толкнул мыском ботинка край металлической двери. Дверь захлопнулась. Загремели засовы. Леха продолжал стоять на верхней ступеньке лестницы. Обычно после лязга замков из-за двери были слышны удаляющиеся шаги надзирателя, но сегодня они задерживались. Вместо этого послышался какой-то механический гул. Длился он недолго и завершился совсем уж тихим стуком. Леха прислушался. Удаляющихся шагов все еще слышно не было. «Странно. Все это очень странно», – подумал он, продолжая стоять на лестнице. Но, сколько ни прислушивался, больше ничего не услышал. Гулкая тишина, как будто дверь ватой заложили. – Леха, чего ты там стоишь? – едва слышным шепотом проговорил Аркаша. – Иди к нам. Леха двинулся на голос. Аркаша уселся в дальний угол. Рядом с ним на корточках притулился Тончик. Влад в последнее время предпочитал уединяться в противоположном углу, благо места теперь хватало. Егор вытянулся во весь рост, наслаждаясь нежданным отдыхом. Присев рядом с Аркашей, Леха зашептал: – Что-то там происходит. Что-то нехорошее. – В каком смысле? – не понял Аркаша.