Он вдруг осекся, как будто что-то сообразил. Мы все пытливо уставились на него, но он молчал, хмурясь и о чем-то размышляя. – Милорд, не томи, – наконец позвал его Охотник. – О чем задумался? – Да так… Возможно, это ерунда. Просто я много раз пытался заглянуть в туманников, чтобы понять, кто они, чего хотят и как с ними бороться. Но ничего не увидел. Думал, они защищены как-то, а сейчас вдруг пришло в голову: а что, если там и нет ничего? Что, если они… пустые? Ни души, ни жизни, ни чувств, ни мыслей. И все, чего они хотят, – это наполнить пустое живым? Это, – он ткнул пальцем в кристалин, – живое, а кровь – эссенция жизни. Он посмотрел на нас, но, видимо, не встретил на наших лицах понимания, и махнул рукой. – Я же говорю, возможно, это ерунда. – Он поспешно завернул шар в платок и взял его в руки. – Уберу его в безопасное место. Лора, ты подожди меня тут, я еще хотел с тобой поговорить. Остальным – доброй ночи. Увидимся утром. И он поспешно вышел из гостиной. – Все-таки он немного странный, – констатировал Охотник. – Но его идея насчет поспать мне нравится. Он коснулся моего плеча, нарочито вежливо поклонился Соланж и вышел вслед за лордом. Мы с Соланж остались вдвоем, что меня не очень-то радовало. В глубине души (где-то очень глубоко) я продолжала ее побаиваться, потому что не забыла ни костер, разгорающийся под моими ногами, ни неизвестного, влезшего ко мне посреди ночи, ни стрелу арбалета, которую поймал за меня Нергард. Впрочем, сейчас капитанша выглядела уставшей с дороги и разомлевшей от алкоголя. Она посмотрела на меня с досадой и прежде, чем тоже встать и уйти, произнесла лишь одну фразу: – Знаешь, ты ведь погубишь его. И столько горечи было в ее голосе, что я не нашлась, как ответить. Промолчала. Но ее слова звучали у меня в ушах все то время, что я оставалась в малой гостиной одна, дожидаясь возвращения лорда Нергарда и гадая, что он мне скажет. * * * Когда он вернулся, его первыми словами оказались: – Ты так и не согрелась? Я вздрогнула, услышав его голос, потому что к тому моменту успела слишком глубоко уйти в себя, стоя у камина и по-прежнему кутаясь в плед. Не заметила, как он вошел в гостиную и приблизился ко мне. Обернулась на голос – и мы снова оказались лицом к лицу, как в той тюремной комнатке. Нергард смотрел на меня как-то иначе. Возможно, сегодня он все время на меня так смотрел, но только в замке я это заметила. И сейчас, оставшись с ним наедине, снова обратила внимание. Его руки легли на мои плечи, медленно скользнули вниз, потом снова вверх, слегка сжали… На мгновение показалось, что он сейчас обнимет меня. Я уже была готова шагнуть навстречу и прижаться к нему, но, как и в кабинете советника, ничего так и не случилось. – Идем, – тихо позвал Нергард, – твою комнату должны были уже приготовить. – Вы ведь хотели о чем-то поговорить, – напомнила я. – Не здесь. Он ненавязчиво подтолкнул меня к выходу. Я поняла, что он не хочет вести разговор там, где кто-то может подслушать или неожиданно войти. Значит, разговор будет личный. От этой мысли внутри заворочалось что-то щекотное и неприятное. Наверное, это был страх. Я пока совсем не понимала его отношение ко мне, поэтому готовилась к худшему. В моей комнате нас ждал сюрприз в лице молоденькой девчушки, которая возилась с камином. На ней не было платья горничной, и я не могла припомнить, чтобы видела ее раньше. Она ужасно испугалась, когда мы вошли, и сбивчиво объяснила, что ее только сейчас отправили сюда. В комнате было ужасно холодно. Видимо, ее не обогревали с тех пор, как мы с Охотником уехали. – А у меня камин горит? – спокойно уточнил Нергард, ободряюще улыбаясь девушке. – Да-да, милорд, – тут же обрадованно сообщила та. – Вашу комнату подготовили, как только госпожа Соланж уехала, но она ничего не сказала о том, что госпожа Лора тоже возвращается, поэтому мы не успели подготовить ее комнату. – Ничего страшного, продолжай, – велел Нергард и добавил, обращаясь уже ко мне: – Тогда поговорим в моей гостиной. Я не возражала. Мы прошли дальше по коридору, до его личных комнат, где он жестом предложил сесть на уже знакомую мне кушетку перед камином. Сам задержался у двери, чтобы запереть ее. Сердце снова екнуло, но не от страха. Я не боялась оставаться с лордом наедине даже в запертой комнате, я знала достаточно много о его отношении к людям, а потому понимала, что бояться мне нечего. Но с каждой минутой я волновалась все сильнее, гадая, что такого он собирается мне сказать. И все равно не отгадала. – Ты хорошо успела разглядеть рисунки на лице Белой Ведьмы? – спросил Нергард, все еще оставаясь стоять у двери. Я настолько не ожидала такого вопроса, что не сразу смогла ответить. – Ну… Да… Но нарисовать по памяти не смогу. – Не нужно рисовать, – успокоил Нергард, приближаясь ко мне и на ходу расстегивая манжету рубашки. – Я хочу, чтобы ты взглянула на мои, и сказала, насколько они похожи. Мне кажется, что похожи, но я могу выдавать желаемое за действительное. Он обошел кушетку и сел рядом со мной, успев завернуть левый рукав до локтя, выставил руку так, чтобы мне было удобнее смотреть на ветвящиеся на коже линии. Я непроизвольно затаила дыхание, внимательно разглядывая рисунок. С тех пор, как я видела его мельком последний раз, он стал заметно больше: без малого четыре месяца назад линии заканчивались на середине предплечья, теперь же доходили почти до запястья. У края кожа выглядела покрасневшей, воспаленной, а сами линии были похожи на мелкие бороздки. Не рисунок, а скорее шрам. Там, где они проходили, переставали расти волоски. Сердце забилось сильнее, тревожно заныв. Я непроизвольно закусила нижнюю губу и осторожно коснулась руки Нергарда, проведя кончиками пальцев по линиям и остановившись на границе покрасневшей зоны. Пальцы ощутили едва заметное покалывание и что-то словно заискрилось, но Нергард не отдернул руку. – Когда они появляются, – вдруг охрипшим голосом спросила я, – это больно? – Немного, – признал он. – Хотя, скорее… чувствительно. Вполне терпимо. Так они похожи на линии Ведьмы? Я подняла на него взгляд, продолжая поглаживать руку. Он смотрел на меня все с тем странным выражением, к которому сейчас примешивалось любопытство. – Они не точно такие же, но они похожи. Это, знаете… Как слова. Буквы везде одинаковые, но их порядок и комбинации отличаются. Грубо говоря, у вас тут текст на том же языке, но текст другой. – Значит, и проклятие может отличаться, – резюмировал он. – Интересно, что ты сравнила это с текстом. – Почему? – Потому что каждый раз, когда они появляются, мне кажется, что я слышу шепот. Он почти неразличим, я не могу разобрать слов, но… почти уверен, что слышу его. – Слова проклятия? – предположила я, переводя взгляд на как всегда наглухо застегнутый воротник рубашки. Одна линия уже поднималась немного выше воротника, и кожа вокруг нее тоже была красной и воспаленной. Да, побег из дворца обошелся ему дорого, а скоро Нергард и вовсе не сможет прятать линии под одеждой. Я попыталась представить, сколько еще осталось места для разрастания рисунка: шея, голова, кисти рук… – А эти… буквы… они везде? – уточнила я. – На ногах тоже? Он кивнул и как будто понял, к чему я веду: – Доходят примерно до середины голени… То есть, доходили. Скоро станет негде писать новый текст. – И тогда вы снова все забудете? На этот раз Нергард пожал плечами. – Наверное. Я не знаю. Потеря памяти – не худший возможный вариант. Проклятие может оказаться и смертельным. Особенно учитывая предсказание Аганарета и то, что ты уже пришла. Я прикрыла глаза и тяжело сглотнула, вновь как наяву слыша слова Соланж: «Знаешь, ты ведь погубишь его». Можно было сколько угодно утешать себя тем, что я не доносила на Нергарда, но это не меняло того факта, что если бы не я, его не арестовали бы. Я увидела его с Ведьмой и рассказала Охотнику. Без меня всего этого не случилось бы. Так что в том, как разросся его рисунок, виновата тоже я. Это надо остановить! Если для этого нужно убить Белую Ведьму, то пусть так, кем бы она ни была. Я открыла глаза, снова посмотрев на пока еще едва заметный шрам над воротником рубашки, потянулась к нему рукой, но тут же остановила себя и прежде поинтересовалась: – Можно? Нергард кивнул, сам проворно расстегнул пуговицы примерно до середины ряда и оттянул край в сторону, демонстрируя часть груди и правого плеча. Здесь воспаленной кожи было больше, как будто большую часть нового текста проклятие написало именно тут. Где-то рядом должен был остаться шрам от стрелы, которая предназначалась мне, но его не было видно. Рука снова потянулась к Нергарду, коснулась горячей кожи, скользнула в сторону. Ничего, только шершавые бороздки линий да покраснение. – От вашей раны не осталось и следа, – удивленно заметила я. Нергард едва заметно прищурился. – Разве не тебя я должен за это благодарить? – Что вы имеете в виду? – не поняла я. – Доктор, приходивший перевязать меня тогда, сказал, что рана не выглядит только что нанесенной. Как будто ее уже какое-то время лечили. И потом все заживало необычно быстро. Я почему-то думал, что благодаря тебе. Я едва заметно качнула головой и пожала плечами, отчего уже едва державшийся на них плед скользнул вниз. Не удержавшись, я снова провела кончиками пальцев по его груди, едва касаясь. Нергард не остановил меня и не отстранился, и в голове моей на секунду помутилось, иначе я не могу объяснить, почему вдруг потянулась к воспаленной и, вероятно, все еще болезненной коже губами. Как будто поцелуем могла излечить ее. Нергард шумно выдохнул, прошептав мое имя, и помутнение прошло. Мне вдруг стало очень стыдно за свой порыв. Я уткнулась лбом в плечо Нергарда, чувствуя, как лицо заливает жаром. – Простите, милорд… Он же сказал, что ничего не почувствовал, так зачем же я лезу к нему? Ответ был прост: я почувствовала. И мне хотелось чувствовать это снова и снова. Касаться его, ласкать пальцами и губами, надеясь вызвать ответные эмоции. Хотелось прижаться к нему и греться в объятиях. И с полным правом вдыхать запах его кожи, а не украдкой, как я это делала сейчас, чувствуя себя мелким воришкой. Нергард погладил меня по голове, потом запустил пальцы в волосы, прижался губами где-то за ухом. – Не извиняйся, – тихо попросил он. – Мне было приятно. Моему телу приятны твои прикосновения. Это душа моя выжжена и не может любить тебя так, как ты того заслуживаешь. – Не говорите так! – возмутилась я, садясь прямее. Стыд куда-то мгновенно делся, и я снова посмотрела лорду в глаза. – У вас прекрасная душа, милорд, это всем очевидно. Она сияет ярче, чем этот кристалин. Вы хороший хозяин, заботливый опекун и верный друг. – Но не мужчина, – с горечью усмехнулся он. – Раз не в состоянии полюбить женщину, даже когда хочу этого. Если верить советнику, так было всегда. Даже до того, как меня прокляли. – Да к Сумрачному этого советника, милорд! Я понятия не имела, кто такой Сумрачный, но Охотник поминал его время от времени, и я как-то подцепила. Нергард поморщился.