– А впрочем… Полагаю, я могла бы почитать ваши материалы. Издательскому бизнесу не помешает встряска. – Правда? Ой, миссис Штайн… – Я не сказала, что согласна. Делайте свои интервью, а там посмотрим, будет ли результат стоить судебных преследований. Я издаю целый ряд невнятных звуков, прежде чем в состоянии произнести: – Благодарю вас, миссис Штайн. Не могу выразить, насколько ценна для меня ваша помощь. – Пока благодарить не за что. Если нужно будет со мной связаться, звоните Рут, моему секретарю. И связь прерывается. В среду в бридж-клуб Элизабет я прихватываю старую сумку. Красную. Уродливую. Но сегодня она необходима. Это единственная сумка, в которую помещаются письма Мисс Мирны. Кожа потрескалась и потерлась, толстая лямка оставляет коричневый след на белой блузке. Это садовая сумка бабушки Клэр. Она носила в ней садовые инструменты, и дно все еще усыпано семечками подсолнуха. Сумка мне совершенно не идет, но это неважно. – Две недели, – встречает меня Хилли, поднимая два пальца вверх, – и он приедет. Она улыбается, мне остается только улыбнуться в ответ. – Сейчас вернусь, – бросаю я и проскальзываю в кухню со своим баулом. Эйбилин, как обычно, стоит около раковины. Прошла неделя с тех пор, как я приезжала к ней. – Добрый день, – тихо произносит она. Даже по ее позе заметно, как ей неловко и страшно, что я вновь примусь просить о помощи в работе над книгой. Вытаскиваю из сумки несколько писем, и Эйбилин немного успокаивается, настороженно приподнятые плечи опускаются. Я читаю вопрос о пятнах плесени, она тем временем готовит чай, наливает в стакан, пробует. Добавляет сахару в кувшин. – Да, пока не позабыла, у меня есть ответ на вопрос о пятнах пота. Минни говорит, пусть намажет их майонезом. – Эйбилин выжимает в чай половинку лимона. – А после вышвырнет непутевого мужа за дверь. – Помешивает, пробует. – Минни не слишком ласкова с мужиками. – Спасибо, я обязательно это запишу, – отвечаю я, а потом как можно более непринужденно вынимаю из сумки конверт. – Да, вот еще. Я должна отдать вам это. Эйбилин вновь вся сжимается. – Что там? – спрашивает она, не протягивая руки. – За вашу помощь. Я откладывала по пять долларов за каждую статью. Здесь тридцать пять долларов. Эйбилин поспешно отводит глаза: – Нет, спасибо, мэм. – Пожалуйста, возьмите, вы их заработали. Из столовой доносится звук отодвигаемых стульев, голос Элизабет. – Прошу вас, мисс Скитер. Мисс Лифолт будет сердиться, если узнает, что вы даете мне деньги, – шепчет Эйбилин. – Ей незачем об этом знать. Эйбилин внимательно смотрит на меня. Глаза усталые. Я знаю, о чем она сейчас думает. – Я ведь уже говорила. Простите, но я не могу помочь вам с этой книжкой, мисс Скитер. Кладу конверт на стол, понимая, что совершила чудовищную ошибку. – Пожалуйста. Найдите другую цветную служанку. Помоложе. Кого-нибудь… другого. – Но я ни с кем больше не знакома настолько близко. – Чуть не сказала «дружна», но все же я не настолько наивна. Прекрасно понимаю, что мы вовсе не друзья. В дверь просовывается голова Хилли: – Ну же, Скитер, я уже сдаю, – и исчезает. – Умоляю, – говорит Эйбилин. – Заберите деньги, пока мисс Лифолт не увидела. Смущенно киваю и заталкиваю конверт обратно в сумку. Похоже, отношения между нами окончательно испорчены. Она решила, что это взятка, дабы вынудить ее дать мне интервью. Взятка под видом благодарности и признательности. Я ведь изначально собиралась дать ей денег, ждала удобного случая, но действительно сегодняшний день выбрала обдуманно. И окончательно напугала ее. – Дорогая, только попробуй. Оно стоит одиннадцать долларов. Должно подействовать. Мама загнала меня в угол кухни. Затравленно кошусь на дверь, ведущую в коридор, потом на дверь черного хода. Мама подходит ближе, эта штука у нее в руках, а я вдруг замечаю, какие тонкие у нее запястья, какие хрупкие руки, с трудом удерживающие тяжелый серый прибор. Она толкает меня к стулу, не слишком нежно, надо сказать, и с мерзким хлюпающим звуком выдавливает мне на голову липкое содержимое тюбика. Мамочка уже два дня охотится за мной с чудодейственным средством «Волшебная мягкость и шелковистый блеск». Двумя руками втирает мазь в мою голову. Надежда в кончиках ее пальцев почти осязаема. Никакой крем не выпрямит мой нос и не уберет лишний фут роста. Не добавит выразительности почти невидимым бровям, не прибавит плоти моим костлявым формам. А зубы у меня и так ровные. Единственное, что она может поправить, – мои волосы. Мама прикрывает влажную голову пластиковым колпаком. От колпака длинный рукав тянется к прибору. – Сколько времени это займет, мам? Она заглядывает в буклет. – Здесь сказано: «Наденьте чудесную выпрямляющую шапочку, затем включите машину и подождите удивительного…» – Десять минут? Пятнадцать? Слышу щелчок, нарастающий гул, затем голову начинает окутывать тепло. Но тут внезапно – попі Пластиковый рукав вылетает из машинки и начинает трепыхаться, как взбесившийся пожарный шланг. Мама испуганно вскрикивает, хватает его, вновь упускает. В конце концов ей удается поймать и закрепить трубку. Она облегченно вздыхает, возвращается к буклету: – «Чудесная шапочка должна оставаться на голове не менее двух часов, в противном случае результат…» – Два часа? – Я велю Паскагуле приготовить тебе чаю, дорогая. – Ободряюще похлопав меня по плечу, мама стремительно вылетает из кухни. Целых два часа я курю и листаю журнал «Лайф». Дочитала «Убить пересмешника». Остается только приняться за «Джексон джорнал». Сегодня пятница, колонки Мисс Мирны не будет. На четвертой странице читаю: «За пользование туалетом для белых юноша ослеплен, подозреваемые допрошены». Кажется, я об этом… точно, уже слышала. И тут же вспоминаю – должно быть, речь идет о соседе Эйбилин. На этой неделе я дважды заходила к Элизабет, втайне надеясь, что хозяйки не будет дома и я смогу поговорить с Эйбилин, попытаюсь найти способ убедить ее. Но Элизабет, скрючившись, сидела за швейной машинкой, полная решимости соорудить к Рождеству новое платье – очередной зеленый балахон с большой претензией. Она, должно быть, купила по случаю рулон зеленой ткани. – Ну, ты уже решила, что наденешь на свидание? – спросила Хилли, едва я появилась на пороге. – В следующую субботу? – Наверное, надо что-нибудь купить, – пожала я плечами. Тут появилась Эйбилин с подносом, подала кофе. – Спасибо, – кивнула ей Элизабет. – О да, спасибо, Эйбилин, – бросила Хилли, добавив сахару в свою чашечку. – Должна сказать, из всех цветных вы делаете лучший кофе в городе. – Благодарю вас, мэм. – Эйбилин, – не унималась Хилли, – как вам понравился новый туалет? Прекрасно иметь свое отдельное место, не правда ли? Эйбилин ответила, не отводя взгляда от трещины на крышке стола: – Да, мэм. – Знаете, мистер Холбрук тоже участвовал в строительстве, Эйбилин. Он прислал рабочих и материалы, – улыбнулась Хилли. Эйбилин хранила молчание, а мне захотелось исчезнуть. «Пожалуйста, – мысленно уговаривала я. – Пожалуйста, только не благодари». – Да, мэм. Эйбилин открыла комод, принялась искать там что-то, но Хилли ждала иного ответа. Это было так очевидно. Прошло еще несколько секунд. Хилли раздраженно кашлянула, и Эйбилин все же пробормотала, низко опустив голову: – Спасибо, мэм. И тут же ушла на кухню. Неудивительно, что она не желает со мной разговаривать.